Он гладит ее по спине. Конечно, я буду платить.

Роз продолжает жаловаться: мама не хочет с ней разговаривать до тех пор, пока она не скажет, кто отец Лулу. Опять. Он зажимает ей рот той же рукой, которой гладил по спине. Ей не обязательно объяснять, что такие вещи становятсяочень интересными, и вот об этом уже знает сосед, а мясник наверняка знаком с их домработницей, и пошло-поехало.

Клэр говорит, что все люди на земле связаны друг с другом. Может, не напрямую, а через кого-то, но в этой цепочке совершенно точно не больше шести звеньев.

Да, вот видишь. Конечно, в какой-то момент его жена все узнает, но это надо тщательно подготовить и все сделать правильно. Речь идет об уважении… да, и к Роз, и к Лулу, и к его жене. Он считает, что это звучит порядочно и ответственно, и ему нравится эта часть беседы. И когда он все это говорит, он сам в это верит.

Но сколько еще времени пройдет? Она смотрит на него вопросительно.

Он пожимает плечами. Это нетрудно, даже если лежишь. Она отлично понимает, что передвигается по минному полю, и, чтобы не показаться слишком требовательной и обременительной, она начинает говорить о чем-то совсем другом.

Представляешь, я видела одну и ту же женщину на улице дважды за день. Ее трудно не заметить. Я уверена, что она актриса или что-то в этом роде. Она очень высокая, и на ней длинное красное, ярко-красное пальто. Ох, Токе, я бы так хотела быть на нее похожей.

Зачем быть дурной копией другого, когда можно быть оригинальной версией самого себя?

Ох, уж этот твой книжный язык!

Это не книжный язык, Роз. Ты такая, какая должна быть.

Да?

Только не надо задавать так много вопросов.

Да, но тогда я — это уже не я.

И это правда. Он перестает гладить ее по спине и начинает сожалеть, что слишком много говорил. Мне надо идти, шепчет он ей на ухо и высвобождается из ее объятий.

Нет, Токе, останься, хоть ненадолго.

Ты удивительная, говорит он. Обычно это действует.

Ты так думаешь?

Он кивает и пытается сделать вид, что он здесь. Если Роз обратила на нее внимание, да и он тоже, то сколько же мужчин и вообще людей это делают? Он смахивает муху. Но она продолжает назойливо садиться на него, пока он ее не прихлопывает. «Нельзя убивать мух в чужом доме», сказала ему бабушка, когда они однажды пришли на чай к одной из ее подруг. День никак не хотел заканчиваться, и он сидел и хлопал мух. Она сказала это только тогда, когда они шли домой, долго ничего друг другу не говоря. Сказала так тихо, что он смутился.

Время — десятый час, когда Зефир вставляет ключ в дверь.

Если бы я не была так уверена, то отказалась бы от спора с Виолетт о том, что ты сегодня садился в «Ягуар» около Сен-Сюльпис. Мы были в магазине у Сен-Лорана. Я, кстати, купила себе юбку. Ну так вот. Выходим, и тут Виолетт кричит: «Смотри! Зефир!». И действительно, если бы я не знала больше, чем она, я бы тоже сказала, что это был ты.

На что поспорили?

На жакет.

От Сен-Лорана?

Гм. Хотелось бы.

По-моему, это очень дорого? Он мог бы попридержать язык. Ну, и какие ты собиралась привести доказательства?

Ты что, думаешь, я настолько глупа?

Нет, совсем нет.

Во-первых, у тебя нет прав. Во-вторых, у нас нет никакого «Ягуара», а в-третьих, это выглядело так, как будто сын выгуливает свою дряхлую мать. В-четвертых, получается, что у тебя есть двойник.

Забавно. Он продолжает. И эти аргументы достаточно весомы для того, чтобы Виолетт сделала тебе подарок?

Опять. Ты меня считаешь дурочкой?

Я этого не говорил, я просто удивляюсь, что Виолетт была так уверена.

Да, но он действительно был на тебя похож. Никаких сомнений. Но я записала номер машины и проверила, что она принадлежит Жакинту Флёри, проживающему на улице Фобур Сент-Оноре.

Понятно. Поздравляю!

С чем?

С жакетом, конечно.

Кстати, звонили из клиники.

Зефир столбенеет. Наверное, что-то с моим увольнением.

Она была недостаточно профессиональна, та, что звонила. Спрашивала Эрика Токе. Я сказала, что ты позвонишь завтра.

Вот сейчас как раз та ситуация, когда нельзя спрашивать дальше. Нужно заговорить о чем-то другом. Поддерживать нейтралитет не только удел Швейцарии. Токе. От фамилии он не убежит. Он, правда, никогда и не пытался. Но как мадам Клавель его нашла? В телефонной книге три колонки с Токе, и он числится как Зефир Э. вместе с Манон. Тогда, когда он устроился на работу в Артман, он жил на улице Лалье и никогда не менял своего адреса в личном деле. Ну ладно. Не хочу сейчас об этом думать. Подожду до завтра.

Мы ужинаем дома? — спрашивает он из кухни.

Так как Манон не отвечает, он ставит на поднос сыр, рулет, виноград, вино и воду. Второй раз за день он сервирует поднос.

Как же много в Париже унылых мамочек с худыми ногами и прилизанными волосами. Коротко стриженые суетливые женщины, которые носят плод своего брака в бархатном мешке на животе; женщины, которые лишь пару лет назад были цветущими девушками. Роз не такая. Во-первых, она никогда не носила Лулу спереди — ведь для того, чтобы положить туда ребенка, нужна помощь. Во-вторых, ее волосы не короткие и не прилизанные, да и ноги вполне нормальные. Она не суетливая и без какого бы ни было налета буржуазности. У Роз ямочки на коленках, густые светлые волосы. И она по своей природе оптимистична. У нее все в порядке с интимной жизнью, а это способствует хорошему настроению. Она вообще довольно веселая. Но это не заслуга Токе. Когда она с ним, она часто расстроена. Но Роз может заставить смеяться целую компанию. Немногие женщины могут этим похвастаться. Кроме того, она хорошо себя чувствует и в собственном обществе, и в обществе Лулу.

На ней платье в горошек. Она стоит у стола, который функционирует и как обеденный, и как пеленальный, и как стол для глажки, и как стол для занятий любовью. Сейчас нужно поменять Лулу подгузник.

Ну что, Уллу-Лулу, ты не хочешь переехать с мамой и папой за город?

Что скажешь, скверная девчонка? Ты думаешь, он тряпка?

Как некрасиво. Ты считаешь, мне лучше найти другого?

Нет, Лулу, мне хорошо с папой.

Он должен был уйти от своей жены еще когда ты лежала у меня в животике? Это ты хочешь сказать?

Да, ты права. Подожди секундочку, дорогая, какая же ты умненькая! Ты утверждаешь, что ни на грош ему не веришь? Своему собственному отцу!

Роз одевает дочь в пижамку. Так нельзя говорить, скверная, скверная девчонка. Есть вещи, которые тебя не касаются. Она щекочет ей животик. Лулу улыбается маме своим беззубым ротиком.

Роз никогда не читает, когда кормит грудью, и не смотрит телевизор, потому что она прочла в одной книге, что во время кормления очень важен контакт с ребенком. Но когда Лулу спит, она дочитывает «Дилемму адвоката Кверри», где главный герой — красивый, справедливый адвокат — колеблется между двумя женщинами. Роз всегда думала, что любовница победит. Так, по крайней мере, написан рассказ, но когда госпожа Кверри внезапно показывает себя с новой и неожиданной стороны, он сообщает своей любовнице в кафе, что уходит от нее, когда та щекочет ему ухо. Брак в итоге только укрепляется. Дурацкая история. Роз разочарованно выбрасывает журнал в помойное ведро. Джеймс Уайт обычно хорошо пишет. Она отлично сознает, что не защищена, и сама не понимает, почему разрешает Токе так много. Может, Лулу права?

В неком городе родилось определенное число детей. Определенное число людей влюбилось, один мужчина выиграл тысячу евро, к кому-то пришел нежданный гость, один бомж умер возле Северного вокзала. Товар перешел к новому хозяину, а тонны мусора были вывезены из города. Письмо об увольнении отправлено, волосы пострижены, молитвы прочитаны на разных языках, поцелуи и обещания (может быть, и фальшивые) розданы, спор выигран на ложных основаниях. Официанты привычно флиртуют. Проститутка в баре. Это ее работа. Школьники едут на учебу… это их работа. Кришнаит, татуировщик, дальнобойщик. Все они делают свою работу. Женщина спотыкается и падает, рука помощи, спасибо. Мужчина в плаще просто такой,даже когда он не на работе. Кто-то на костылях, это его судьба… временно или навсегда. Слесаря по ремонту замков вызвали в общественный туалет. Это его работа. Молодую женщину увезли с простыней на лице. Иглы выброшены. Это работа других людей. Такова жизнь вокруг большого вокзала. Возможно, взрослые мужчины, которые когда-то играли в железную дорогу и кричали «ту-ту», когда поезд проезжал под горным туннелем, находят в движении поездов романтику. Но жизнь вокруг вокзала жестокая. И не только потому, что громкоговорители металлические, и не только потому что поезд тронется вне зависимости от того, как рыдает девушка, оставшаяся на перроне. Жестокая, потому что вокзал — это временное, временное в стали и железе. Суета.