А великий потоп! Поднимающиеся воды, голые испуганные люди, ищущие спасения на деревьях и скалах. И на заднем плане ковчег, темный и закрытый. Люди его не видят. На другой картинке вода поднялась уже до самой высокой вершины — «И усилилась вода на земле чрезвычайно, так что покрылись все высокие горы, какие есть под всем небом. На пятнадцать локтей поднялась над ними вода, и покрылись горы». На картинке была изображена обезумевшая от страха тигрица, она сидела на высокой скале, держа в зубах тигренка. Отец вытаскивает на камень своего утонувшего ребенка — один мальчик уже сидит там, на камне, он боится воды, ему страшно, и он устал. Вода неумолимо поднимается, и, похоже, мальчик почти жаждет смерти.

Вода покрывала землю сто пятьдесят дней.

На другой картинке вода уже спала; повсюду видны голые трупы, от влажной гнили исходит страшное зловоние. Ковчег стоит на высокой горе, на небе светит солнце и сияет радуга.

Джейсон спрашивает у матери, злой ли Бог. Но она не отвечает ему. Вместо этого она читает, что Ной принес Богу жертву — устроил на жертвеннике всесожжение, и Господу было это приятно. И поставил Господь с Ноем завет, завет на вечные времена, что никогда больше не станет Господь истреблять людей водами потопа. И в знак этого положил Господь радугу в облаке. И стоит радуга в небе до сего дня.

Библия с картинками была почти такая же красивая, как медицинские книги отца. Джейсону почему-то казалось, что они даже похожи друг на друга. Эти картинки остались с ним на всю жизнь.

Отец был высокий, с темными, зачесанными назад волосами и бакенбардами. Во время работы он надевал круглые очки. Он рано обнаружил склонность Джейсона к естественным наукам и приносил разные препараты, книги и наглядные пособия, которые они вместе рассматривали. Джейсону было уже девять, когда отец приобрел телескоп. В юности доктор Кауард весьма интересовался астрономией, и телескоп должен был принести им с Джейсоном много радости. Однако он стоил дорого, а докторское жалованье было невелико, и, посвятив сына в свои планы, доктору надо было еще получить разрешение у жены. Разговор произошел в воскресенье за вечерним чаем.

— Алиса, — сказал отец, — ты помнишь, как я интересовался астрономией, когда мы с тобой познакомились?

Джейсон навострил уши. Вот оно!

— Конечно. — Мать улыбнулась. — Ты всегда носил в кармане карту звездного неба. Тогда как другие молодые люди имели при себе карманное издание Шелли.

— Гм, должно быть, это считалось очень романтичным?

— Не спорю. Но они плохо читали стихи. Бог свидетель, как мне надоел тогда Шелли! Ты же со своей картой звездного неба…

— Гм… Гм… — Отец смущенно улыбнулся. — Я никогда не рассказывал тебе, что пробудило во мне такой интерес к астрономии?

— Нет, никогда. — Мать поняла, что отец с сыном что-то задумали, Джейсон был в этом уверен.

— Понимаешь, мне случилось быть свидетелем приступа звездного безумия.

— Правда? Звездного безумия?

— Я тогда жил у часовщика Крика.

Доктор Кауард рос в трудных условиях; когда он учился в школе, ему приходилось работать ради куска хлеба и крыши над головой. Некоторое время он работал у часовщика.

— Но это же было очень давно?

— Да, вот послушайте. Однажды вечером я сидел в столовой; миссис Крик уже накрыла стол к ужину, когда Крик вернулся домой. Он был очень взволнован, лицо у него горело. «Дорогой Джеймс, — сказала ему жена, — ты опять был на одной из этих лекций?» Крик любил посещать лекции по естественным наукам, которые читались для простого народа, они всегда приводили его в восторг. Но на этот раз его волнение достигло предела. Он с трудом дышал. «Да! — воскликнул он. — Я слушал лекцию доктора Бёрда о Солнечной системе! Это было… это было… — тут он употребил свое любимое выражение, — нечто совершенно экстра-орди-нарное!» Он неизменно только так произносил это слово. И Крик начал рассказывать все, что узнал о планетах и о лунах, и по мере того, как он говорил, его волнение возрастало; наконец он воскликнул: «Но лучше я объясню вам все с помощью швабры!» С этими словами он схватил швабру миссис Крик, которая стояла у двери в ведре с водой. Он основательно поболтал швабру в воде и начал вращать ею у себя над головой, так что вода с нее брызнула во все стороны.

— Вот! — кричал он. — Швабра — это наше солнце! А полет воды по спирали изображает движение планет вокруг солнца. Мы с вами наблюдаем создание Солнечной системы!..

— И что сказала на это его жена?

— Она очень расстроилась, и это понятно. Во-первых, из-за мебели, а во-вторых, из-за мужа, у которого от научного рвения даже посинело лицо. Между тем он продолжал кричать, и голос у него дрожал: «Если это получилось у доктора Бёрда, почему не получится и у меня?!» Так это началось.

— А чем кончилось?

— Видишь ли, Крик был простой человек, у него не было никакого образования, и мне, изучавшему естественные науки, пришлось помогать ему. Теперь часовщик почти все свое время отдавал новой страсти — астрономии; он не думал ни о чем, кроме нее, и, чтобы не потерять комнату, я был вынужден заниматься с ним. В конце концов он забросил свое дело и принес себя в жертву звездам. Даже не знаю, сколько раз я помогал ему таскать его телескоп в Гринвич-Хилл. Вначале он устанавливал его там, чтобы быть поближе к Сердцу Астрономии, как он называл обсерваторию. Но со временем он стал брать деньги с людей, которым хотелось посмотреть в телескоп, пенни за взгляд, и таким образом зарабатывал себе на хлеб. Тогда я начал подыскивать себе другое жилье. Крик прочитал лекцию в астрономическом обществе, упорно произнося констернациявместо констелляция.Лекция провалилась. Члены общества были в полной растерянности. Кто-то кричал: «Правильно! Правильно!», но такая мелочь не могла остановить мистера Крика. Он продолжал расширять свои познания и в конце концов стал неплохо зарабатывать на лекциях для простых людей. И даже выпустил небольшую книжку. Но я к тому времени уже давно жил в другом месте. Однако, как ни странно, интерес к астрономии я сохранил на всю жизнь.

— Наверное, его первая лекция произвела сильное впечатление на публику?

— Мне жаль, что я на ней не присутствовал. Похоже, у Крика проявилась харизма. Но вся эта история — хотя и в крайней форме — свидетельствует не о чем ином, как о восторге перед наукой.

Мать засмеялась.

— А что стало с его женой? — спросила она.

— У нее начались сердечные спазмы.

Они помолчали.

— Ну хорошо, — сказала мать, — так что же вы хотите?

— Алиса, обещаю тебе, что я никогда не стану вращать над головой мокрой шваброй.

— Приятно слышать.

— Видишь ли, дорогая, дело в том, что я решил купить телескоп. Главным образом, разумеется, ради Джейсона.

— Ну конечно.

— Я полагаю, это пойдет ему на пользу.

— Ты прав, Джон.

— Ничто так не дисциплинирует и не развивает человека, как научные наблюдения, сделанные с помощью точных приборов.

— И сколько же этот прибор стоит?

Отец молчал. Наконец мать сказала:

— Джейсон, выйди, пожалуйста, на минутку.

Джейсон взглянул на отца.

— Делай то, что тебе велит мама.

В буфетную из столовой доносятся взволнованные, отрывистые голоса родителей. Джейсон понимает: наступил ответственный момент, сейчас они примут решение.

— …не может быть и речи… дом… ремонт… наука… наука!., и сколько же?., все говорит за то… развитие мальчика… а уроки?., с годами значение науки возрастет… а свежий воздух?., одно условие…

Наконец голоса умолкают. Потом родители смеются, и Джейсон понимает, что телескоп будет куплен. Через мгновение дверь отворяется, на пороге стоит отец, лицо у него сияет.

— Твоя мама сошла с ума, — говорит он. Из столовой доносится голос матери:

— Джон, как ты можешь так говорить!

— У тебя будет телескоп. И скрипка.

— Скрипка?

— Да, таково условие. — Отец приседает, и его лицо приближается к лицу Джейсона. — И я думаю, мама права, — говорит он. — Она считает, что ты и так рассматриваешь слишком много препаратов и альбомов. А теперь у тебя будет еще и телескоп, но за это ты должен каждый день не меньше часа прилежно заниматься на скрипке. Понимаешь?