– Нет. Ничего. Все в порядке.

– В самом деле? Мне показалось, эта дама не из-за детского сада сюда явилась.

Я быстро закрыла руками дневник Юрико. Как только начнется процесс по «делу об убийствах в квартирах», мне снова придется скрываться от любопытных взглядов. Шеф тоже надеется, что мне что-то известно по этому делу.

– Впрочем, неважно.

– Я хотела отпроситься сегодня пораньше. Можно? Очень переживаю, как там дед.

Шеф кивнул, не удостоив меня словом, и вернулся за свой стол у окна. Сегодня из-за высокой влажности его кроссовки скрипели не так противно. Воспользовавшись разрешением шефа, я сорвалась с работы и тут же покатила домой, сражаясь с яростными порывами ветра и боясь, как бы меня не унесло вместе с велосипедом. Хотя приближался сезон северных ветров, я вся покрылась липким потом. Влажность, конечно. И все же погода здесь ни при чем. Всему виною дневник, который оставила эта недоразвитая Юрико.

В начальных классах она ни одного сочинения толком не могла написать. Все время меня просила. Вдобавок она была нелюбознательна и совершенно не интересовалась происходящим вокруг. Чем могла заполнить дневник такая ненаблюдательная тупая башка? Пустым самовосхвалением, должно быть. Юрико едва была способна составить простое предложение. Какой уж тут дневник? Возможно, его писал кто-то другой от ее имени. Но кто? И что же там написано? Меня так и подмывало поскорее заглянуть в эту тетрадь.

Вот он, дневник Юрико. Мне, сказать по правде, не хотелось, чтобы его читали чужие люди. Как я и думала, там оказалось полно ерунды о ее никчемной жизни – такого, за что стыдно. Там всякая чушь не только о ней, но и обо мне, и о матери. Я не представляю, как можно было такого нагородить! Почерк похож, не иначе – кто-то подделал.

Не верьте тому, что написано в этом дневнике. Там почти все ложь. Обещаете, что не поверите? Что ж, тогда читайте. Там было много ошибок – не те иероглифы, пропуски, непонятный смысл. Эти места я исправила.

Телефон зазвонил в час дня. Я еще не вставала. Мурлыкнула в трубку – а вдруг клиент? Оказалось – сестра. Я ей не звоню, а она мне – по два-три раза в неделю. Делать, что ли, нечего?

– Я сейчас занята, – отрезала я и, не успев отключиться, услышала вдогонку:

– Перезвоню вечером. – Говорить нам не о чем. Просто ей взбрело в голову узнать, нет ли у меня мужчины. Как бы в доказательство донеслось: – Ты там одна? Мне кажется, у тебя кто-то есть.

Однажды, когда мы были с Джонсоном, сестра позвонила в самый неподходящий момент. Нам было не до телефона, поэтому она оставила сообщение на автоответчике: «Юрико, это я. Сегодня мне пришла в голову отличная мысль. Почему бы нам не съехаться? Так лучше будет и для тебя, и для меня. Я переводчица, ничего, кроме словарей, не вижу. Ухожу на работу утром, прихожу вечером. А у тебя работа по ночам, так что можешь спать спокойно, пока я на работе, и возвращаться, пока я сплю. Удобно, правда? Фактически мы даже пересекаться не будем и на квартплате сэкономим. И с питанием удобнее – можно сразу приготовить побольше, на несколько дней. Как тебе идея? Какую квартиру оставим – твою или мою? Что думаешь?»

Джонсон, сбившись с ритма, поинтересовался:

– Это кто? Сестра?

– Она. Соскучился? – ответила я, сдерживая смех.

– Наша маленькая Купидоша. Это же она нас соединила, – парировал Джонсон на чистом японском. От хохота нам пришлось даже прерваться.

– Купидоша? Ха-ха-ха! А она и не заметила.

– Она что, стала переводчицей?

Я тряхнула головой. Моя лживая сестрица! Уродка ненормальная! Джонсон, почувствовав мое настроение, умолк и прильнул губами к моей шее, желая отвлечь меня от дурных мыслей. Наклонив голову, я отвечала на поцелуи и рассматривала рыжие веснушки у него на сильных плечах. Джонсон потолстел и обрюзг, роскошная шевелюра почти вся вылезла. А что вы хотите? Ему уже пятьдесят один.

Впервые я увидела его в детстве, совсем еще девчонкой, но сразу сообразила, чего он от меня хочет. Джонсон тогда не знал японского, я ни слова не понимала по-английски. Но мы сразу догадались, что хотим сказать друг другу.

– Подрастай скорее.

– Я стараюсь. Ты только подожди.

Всякий раз, когда сестра доставала меня приставаниями, я убегала на дачу к Джонсону. Увидев меня, он сиял от радости, даже если обсуждал по телефону важные дела или трепался с гостями. Я должна поблагодарить свою зловредную сестру – сама того не желая, она подтолкнула меня к Джонсону. Больше всего в этой ситуации меня доставала доброта его жены Масами, бывшей стюардессы «Эр Франс». Он был на пять лет моложе, и Масами по нему с ума сходила. Еще бы! Богатый, с положением, поэтому она до смерти боялась, что он ее бросит. «Раз Джонсон балует Юрико – я должна делать то же самое». Так она думала. Все время совала мне конфеты, дарила мягкие игрушки. А меня интересовал только «ревлоновский» маникюрный набор, стоявший на ее туалетном столике. Мне страшно хотелось до него добраться. Но я понимала, что перед Масами надо вести себя, будто я еще маленькая. Так лучше.

После того как мы чуть не сцепились с сестрой, на следующий день, отец разрешил мне пожить у Джонсонов на даче. Я была в полном восторге. Мы с ним тогда увлеклись и, наверное, немного перегнули палку. Подсыпали в стакан Масами снотворное и, дождавшись, когда захрапит, всю ночь обнимались в постели у нее под боком. Она жарила на кухне мясо, а ее муж тискал меня в гостиной перед телевизором. Джонсон водил рукой по моим джинсам, по тому самому месту. И я впервые почувствовала телом его твердую штуковину. Я знала наверняка: Джонсон станет моим первым мужчиной.

Тогда я думала, что ни за что не буду связываться с японскими мужиками. С самого начала это племя обходило меня стороной – наверное, из-за того, что я полукровка. Но когда они сбиваются в кучу, от них можно ожидать всяких гадостей. Хуже всего, если наткнешься на компанию молокососов в электричке. Там они совсем распускались – дергали за волосы, а один раз даже стянули с меня юбку. Рано преподнесли мне хороший урок. Мое выживание стало зависеть от того, справлюсь я с ними или нет.

– Мне надо идти, а то на курсы опоздаю.

Джонсон скорчил недовольную физиономию и, сложив пополам массивное тело, поднялся с узкой кровати. Он едва умещался на ней, и я все время боялась, как бы он не свалился. Джонсон организовал курсы английского языка на станции в маленьком городке. Туда было больше часа на экспрессе по линии Одакю.[16] Как он говорил, весь его контингент состоял из двенадцати домохозяек, собиравшихся на занятия из ближайших окрестностей.

– Не очень-то идут к преподавателю, которому уже пятьдесят один. Всем подавай молодого и красивого. Почему в Японии только молоденькие хотят учить английский? Вот и приходится таскаться в эту дыру. Где еще учеников найдешь?

Развод с Масами лишил Джонсона всего: чести, доброго имени, денег. Всего, что у него было. Его выставили из инвестиционной компании, где он торговал иностранными ценными бумагами. Джонсона ободрали до нитки – по суду ему пришлось выплатить Масами сумасшедшие отступные. Родственники на Восточном побережье Америки (он происходил из какого-то крутого семейства) отвернулись от него и запретили со мной встречаться, потому что на суде Масами вывалила все грязное белье из корзины, наговорив о нас с Джонсоном всяких гадостей. «Мой муж не только предал меня. Страшнее другое: он – преступник, осмелившийся протянуть руки к пятнадцатилетней девочке, отданной на его попечение. Они с ней развели грязь в моем доме, у меня за спиной. Вы спросите: почему я так долго этого не замечала? Я заботилась об этом ребенке! Я так ее любила! Разве я могла вообразить такое?! А они меня предали – муж и эта девочка. Вы представляете мое состояние?»