— Ладно, — кивнул Максвелл. — Левый зиг. Пас на правый фланг на двенадцать. Понял, Делма?

— Ты отдай мне пас, Бубба, а я его приму.

«Джайэнтс» отступил в зону, перекрывая Хадла. Он увернулся от блока крайнего защитника и свернул к боковой линии, пробегая перед свободным полузащитником. Максвелл бросил мяч, опустившийся перед Хадлом. Делма увернулся от набегающего на него игрока и выбежал на середину поля, направляясь к зачётной зоне. Средний линейный сделал отчаянный рывок и схватил Хадла за руку. Мяч выскочил из рук Хадла и запрыгал по полю. Льюис, свободный защитник «Нью-Йорка», сумел поймать беспорядочно прыгающий мяч и послал его к нашей двадцатиярдовой линии. Гоголак подхватил его и пробил свой третий полевой гол матча. Оставалось пятнадцать секунд.

«Нью-Йорк» — 23, «Даллас» — 21.

В раздевалке не было почти никого. Грязные и окровавленные игровые костюмы были уложены, и служащие в последний раз проверяли шкафчики. В одном из них валялся шлем Джо-Боба.

— Чёрт бы побрал этого Уильямса, — в сердцах сказал служащий. — Он наверняка забыл бы свой зад, если бы зад не был прикреплён намертво.

Пресс-конференция, на которой Б. А. с неохотой признался, что вина за поражение падает на нескольких игроков, и в первую очередь на Хадла и Клариджа, закончилась.

Последний автобус стоял у выхода. Из выхлопной трубы в холодный воздух Нью-Йорка поднимался белый дымок. Я только что получил укол, расслабляющий мышцы. Эдди растёр мне ноги и спину, и прибинтовал травмированное при столкновении с Уит-мэном плечо к груди.

Из душевой доносился шум падающей воды. Я заглянул внутрь. На складном стуле под душем сидел Сэт Максвелл, опустив голову. Вода барабанила по шее и плечам.

— Сэт, последний автобус уходит через двадцать минут. Максвелл мгновенно поднял голову.

— Хорошо, хорошо, — отозвался он. — Брось мне ножницы. Максвелл быстро разрезал липкую ленту, затем бинты, фиксировавшие его голеностопы.

— Пошли одеваться, и найдём место покурить травки, — сказал Максвелл.

Когда мы вышли из раздевалки, массажисты и помощники тренеров принимали душ. Персонал, ответственный за снаряжение, руководил погрузкой ящиков в крытый грузовик, который доставит их прямо в аэропорт Кеннеди, где стоял, ожидая нас, оранжевый «Боинг-727» с кухней, полной сухих куриных сэндвичей и восьмьюдесятью банками тёплого пива.

У выхода на стоянку Максвелл неожиданно повернул и направился на трибуну стадиона. Проверив, не уехал ли автобус, я последовал за ним.

— Дай сигарету, — попросил Максвелл. В его голосе звучало отчаяние.

Я сунул руку за сигаретой. Проигрыши редко расстраивали меня, если, конечно, я сам играл хорошо. Максвелл, наоборот, принимал поражения близко к сердцу, независимо от его личного вклада.

Я закурил и глубоко затянулся дымом марихуаны, затем наклонился и передал сигарету Максвеллу, одновременно внимательно рассматривая трибуны в поисках полиции. Я знал, что за каждым сиденьем прячется полицейский. Максвелл сдвинул на затылок свою ковбойскую шляпу, положил ноги на спинку сиденья, затянулся и передал сигарету обратно. Мы докурили её в тишине. Наконец Максвелл поднялся и отбросил окурок.

— Ну что ж, — сказал он, спускаясь к автобусу. — Она снова побила меня.

Мэри Джейн придержала для нас те же кресла и наполнила карманы на обратной стороне передних сидений крохотными бутылочками «Катти Сарк» и «Джека Даниэльса». Нам пришлось ждать разрешения на взлёт более часа. За это время мы выпили по восемь бутылочек. Кроме того, я принял две таблетки кодеина, а Максвелл одну. Комбинированное воздействие кодеина, марихуаны, алкоголя и тяжёлого рёва двигателей погрузило Максвелла в сон, а меня — в транс.

«Скорая помощь» привезла к трапу самолёта Алана Клариджа, с зашитым лицом и в полубессознательном состоянии. Врач предложил поместить его в первом классе, где было больше места, однако постоянные потуги Клариджа на рвоту и капающая изо рта кровь вызвали отвращение у жены Хантера, и Клариджа перенесли к нам.

Б. А. включит Клариджа скорее всего в список травмированных игроков, которых, по условиям контракта, клуб имеет право уволить. При этом Б. А. обязательно подчеркнёт, что это не имеет никакого отношения к неудачной игре Клариджа в Нью-Йорке. Алан представлял всего лишь сломанную деталь, которую требовалось заменить. И тренер был прав, всегда прав — аналитически, научно, технически и психокибернетически прав. Футбол превратился в промышленность, а тренер был главным инженером.

— Всё в порядке? — Мэри Джейн опустилась в кресло позади нас. Вопрос был адресован мне, но её внимание было поглощено спящим трехчетвертным. Наклонившись вперёд, она провела кончиками пальцев по его густым каштановым волосам.

— Как он чувствует себя?

— Вроде ничего, — ответил я, не задумываясь над вопросом. К тому же я никогда не знал, как чувствует себя Максвелл. — Конечно, он немного подавлен, — добавил я.

— Как он играл! — сказала стюардесса.

— Но мы проиграли, — напомнил я.

— Да, это верно, — заметила она, поднимаясь из кресла. Я откинул назад спинку и погрузился в сон.

«Боинг» резко наклонился, заходя на посадку, и я проснулся. Под крыльями самолёта мелькали огоньки Далласе Я потряс Максвелла за плечо.

Пилот нацелил самолёт вдоль Леммон Авеню, и мы, снижаясь, пронеслись над крышами небоскрёбов, отелей, затем ресторанов, парикмахерских и над стоянками автомашин.

Когда самолёт подрулил к воротам компании «Бранифф», там уже ожидала большая толпа болельщиков и друзей. Когда мы спустились на бетонную поверхность поля, Максвелл и я свернули в сторону, прошли вдоль здания аэровокзала и влезли через багажное отделение внутрь.

— Привет, как поживаете? — Максвелл пожимал руки потрясённых пассажиров, одновременно перешагивая через их чемоданы. Я следовал за ним в нескольких шагах, стараясь выглядеть похожим на агента ФБР.

На платной стоянке служащий взял у Максвелла корешок билета и снял трубку телефона.

— Ты здорово играл, Сэт. Очень жаль, что этот чернокожий не сумел удержать мяч. Номер пять четыре шесть восемь. Голубой «кадиллак», верно, Сэт? — Максвелл кивнул.

Сзади нас выстроилась очередь ожидавших свои автомобили. Хорошо одетый мужчина лет пятидесяти схватил Сэта за плечо.

— Сэт Максвелл? — спросил он, всовывая свою руку в ладонь Максвелла. — Я — Харлен Куэйд. Из Тайлера. У нас общие знакомые. — Его глаза блестели от возбуждения.

— Ах да, — ответил Максвелл слабым голосом. Он напрягал все силы, чтобы сохранить самообладание.

— Бибби и Гордон Мерсер. Я был у них только вчера.

— Очень рад. Как поживают Бибби и Гордон? — Максвелл пытался понять, что нужно этому мужчине.

— У них всё в порядке. Я видел также Франсин и мальчика. Очень похож на тебя. — Улыбка на лице мужчины стала ещё шире, если это было физически возможно. Возбуждение переполняло его.

Глаза Максвелла наполнились болью. Он тщетно пытался заговорить.

— Послушай, приятель, — сказал я, наклоняясь к нефтепромышленнику из Тайлера. — Пошёл вон, пока ещё в состоянии передвигаться без костылей!

— Чего ты орёшь? И вообще, кто ты такой? — сердито огрызнулся мужчина.

Подъехал автомобиль Максвелла. Сэт всё ещё стоял, опираясь на стенку; его лицо было белым. Я подтолкнул его в сторону машины. Он направился к ней, спотыкаясь. Затем я повернулся и изо всех сил пнул мужчину из Тайлера в голень.

Мой автомобиль стоял уже рядом с «кадиллаком». Я подошёл к Максвеллу, сидевшему на месте водителя. Его ноги и голова высовывались наружу. Его сотрясали судороги.

С помощью водителя, подогнавшего наши машины, мы перетащили Максвелла в мой «бьюик» и отогнали «кадиллак» Сэта обратно на стоянку.

По дороге мне пришлось несколько раз останавливаться. Сэт высовывался наружу и из его рта извергался фонтан пены, пахнущей виски. К тому времени, когда мы подъехали к Северному Далласу, ему было гораздо лучше и он пригласил меня зайти.

У дверей нас встретил приятель Сэта по дому, нестриженный пудель Билли Уэйн. Он был единственным, что осталось Сэту от его предыдущей женитьбы на Джудит-Энн. Пудель прыгал вокруг Сэта и норовил лизнуть его в лицо.