— Только не вздумай бежать, не закончив разминку, — предупредил меня массажист, не отрывая глаз от голеностопа, который он бинтовал. — Сам знаешь, какой за это штраф. — Он взглянул на меня. — Дай мне закончить. Я не хочу пачкать руки растиркой, потом не отмоешь.

Я вернулся обратно и вывалил свои вещи в металлический ящик в шкафчике. Разминка будет короткой, только для специальных линий, а я к ним не относился. Меня разотрут и разогреют, но не будут бинтовать. Во время тренировки специальных линий я немного побегаю и постараюсь размяться, но не в полную силу. Всё это займёт не более сорока пяти минут.

Массажист намазал меня обезболивающей жидкостью и растирал мои ноги и спину до тех пор, пока они на запылали как в огне. Когда он закончил, в раздевалке уже никого не было.

Я быстро натянул тренировочный костюм и выбежал на поле. Команда уже строилась для гимнастических упражнений. Джим Джонсон, тренер защитных линий, подстерегал меня в засаде, но мне удалось избежать двадцати пяти долларов штрафа, так как я успел встать в строй до начала упражнений. Глядя на его огорчённое лицо, я улыбнулся и приветливо махнул рукой. На шее Джонсона вздулись вены.

Мы уже закончили упражнения и начали расходиться по группам, когда по стадиону прогремел сержантский голос Джонсона.

— Ещё раз! — выкрикнул он. — Полагается считать, выполняя прыжки. Ты считал вслух, Эллиот?

Он накрыл меня на месте преступления. Делая прыжки на месте, мы все должны были считать вслух. Этого требовал дух команды.

— Да, ты меня накрыл, Джимми, — признался я.

— Нам не нужны шуты, Эллиот, — раздался голос Б. А. — Если не хочешь работать вместе с командой, уходи с поля.

Я замолчал и опустил голову.

— Итак, всё сначала, — крикнул Джонсон. — Благодарите Эллиота за лишнюю работу.

— Встали! — скомандовал Максвелл, с упрёком глядя на меня за то, чти я попался. — Начали!

Прыжки были выполнены под сопровождение голосов, раздающихся над пустыми трибунами стадиона. Когда мы разбились на группы, я специально пробежал рядом с Джонсоном.

— А ведь я так и не считал, — громко прошептал я. — Только открывал рот.

— Ах ты подонок! — завопил он и бросил в меня мячом. Я увернулся, засмеялся и побежал по стадиону.

Тренировка быстро закончилась. Б. А. объявил, что все, кто хочет, могут возвращаться в отель на метро. Это было настолько странно, что я рассмеялся. Ещё более странным было то, что только Максвелл, Кроуфорд и я ехали на автобусе.

Остаток субботы был занят инструктажем, собраниями и отдыхом. Максвелл взял с собой своего подопечного, Арта Хартмана, и уехал вместе с Хутом, пообещав вернуться к одиннадцати и успеть к проверке.

Джоанна пробралась ко мне в комнату около шести, до встречи с Эмметом, и тут же мы залезли в постель. Нам обоим было хорошо, однако на этот раз чего-то не хватало. После того как она ушла, я решил, что это конец. Я чувствовал себя виноватым. Не знаю почему.

В одиннадцать часов помощники тренеров раздали нам снотворное и приняли заявки на таблетки для завтрашней игры. Я попробовал дважды позвонить Шарлотте, но оба раза неудачно. Телевизионный комментатор сообщил, что завтра ожидается сухая и прохладная погода.

В половине двенадцатого Максвелла всё ещё не было. Он пришёл через полчаса.

— Проверка прошла? — спросил он, запирая дверь.

— Нет ещё.

Проверки так и не было, и, глядя, как Джон Уэйн в пух и прах разбивает благородных индейцев, мы мирно, как херувимы, уснули.

На этот раз Максвелл поднял трубку после первого же звонка. Он застонал в микрофон и с грохотом опустил телефонную трубку.

— Который час? — спросил я, не отрывая голову от подушки.

— Восемь. Завтрак в восемь тридцать, инструктаж в девять, религиозное обращение в девять тридцать, дядюшка Лось в десять. Как видишь, для тех, кто повинуется воле Всевышнего, всё идёт по расписанию.

Максвелл любил дядюшку Лося, как будто это был его близкий родственник, и, когда мы играли в другой временной зоне, всегда старался, чтобы ничто не мешало ему посмотреть передачу про любимого мультипликационного героя.

Пока Максвелл кашлял и стонал в туалете, я лежал и думал про свой сон.

Мне приснилось, что я опоздал и автобус уехал без меня. Я никак не мог найти стадион, я слышал доносящийся с него шум. Наконец мне удалось остановить едущего туда Микки Мэнтла, объяснившего, что стадион очень интересен, но что сам он не хотел бы жить на нём. Он высадил меня у стадиона и уехал. Я отправился в раздевалку, прорываясь через гигантскую паутину. То и дело мне на шею падали волосатые жёлто-чёрные пауки.

Наконец я добрался до выхода на поле. Стадион был переполнен, и игра уже началась. Я стоял у края поля голый. С другой стороны меня звал Руфус Браун, обслуживающий здание нашего клуба. Он держал в руках мою форму и шлем. Я побежал через поле и оказался вовлечённым в игру. Максвелл дал мне пас, но я не мог поднять руки, которыми прикрывал свою наготу. Мяч попал мне в лицо и сломал нос. Мне стало легче дышать. Внезапно бинт, обмотанный вокруг бедра, развязался, и нога отвалилась. У меня в руках был мяч, и я полз к зачётному полю. Затем Б. А. крикнул мне, чтобы я кончил дурачиться, и посадил меня на скамейку. Я всё ещё был голым, и из носа текла кровь. Все окружающие смотрели на меня…

— Давай быстрее, цыплёнок, — сказал Максвелл, вытирая своё свежевыбритое лицо.

Я быстро вскочил с кровати и натянул штаны.

— Б. А. разрешил надевать водолазки?

— Да, — кивнул Максвелл, поднимая руку и брызгая дезодорантом под мышкой. Принимая во внимание расписание сегодняшнего дня, это казалось несколько странным.

Объявление у лифтов гласило, что нам отведены залы № 1 и № 2 для завтрака, инструктажа и религиозной службы. Там же будут бинтоваться колени и голеностопы у игроков, ещё не имеющих серьёзных травм.

— М-м-м… какой приятный запах, — сказал я, останавливаясь у входа в зал № 1. — Как дома у мамы.

Большинство игроков уже сидели за столиками, ожидая завтрака. Стоя у входа, я ждал, пока Максвелл выберет столик, который он осчастливит своим присутствием. Это было важной деталью ритуала подготовки к матчу. Всякий раз он выбирал столик в соответствии с критериями, известными только ему. Сидя со своими избранниками, он будет пить кофе, шутить и стараться ободрить перепуганных игроков, сидящих рядом.

В зале № 2 уже стояли стулья, классная доска, вездесущая переносная трибуна Б. А. Здесь состоится последний инструктаж перед матчем и религиозная служба.

Максвелл сел за столик вместе с Джо-Бобом, Тони Дугласом, Медоузом и ещё двумя игроками. Я подошёл к ближайшему столику и присоединился к чернокожим атлетам, среди которых были Делма Хадл и непокорный свободный защитник Томас Ричардсон.

— Привет, Бубба, — произнёс Хадл. На нём была белая шёлковая рубашка с монограммой на левой стороне груди, широкий зелёный галстук, светло-зелёная кашемировая куртка и боксёрские трусы. На нём не было ни брюк, ни ботинок.

— Садись, — пригласил он с улыбкой, но его глаза были серьёзными. — Как нога?

— Уже лучше, — сообщил я, рассеянно сжимая четырёхглавую мышцу на правой ноге. — Если станет ещё лучше, придётся её отрезать.

Хадл засмеялся своим странным, высоким смехом.

Полная официантка в грязном белом халате поставила на середину нашего стола блюдо с омлетом и бифштексами. Традиционная пища перед игрой состояла из заранее приготовленных, разогретых бифштексов и омлета из яичного порошка. Всем было известно, что это один из худших видов пищи для людей, готовящихся к тяжёлой физической работе. Бифштексы и омлет, попав в желудок, не перевариваются, потому что предматчевое напряжение вытесняет кровь из желудка, направляя её в другие части тела.

— Ты только посмотри, Бубба, — сказал Хадл, показывая на блюдо. Омлет был светло-зелёного цвета. В кухнях отелей часто добавляют пищевые красители к яичному порошку, чтобы омлет выглядел жёлтым. Зелёный и жёлтый цвета стоят рядом в цветовом спектре. В Питтсбурге омлет был настолько ярко-жёлтым, что Хадл перед едой надел солнечные очки.