Такую вот своего рода подтяжку лица сделали городскому центру в смелой попытке придать ему привлекательность в глазах туристов и приезжих бизнесменов. Смирившись с развалом традиционных для этого региона отраслей промышленности, отцы города обратились к индустрии услуг как к альтернативному источнику занятости. Теперь напротив библиотеки, с другой стороны этой мощеной пьяццы, стоит громадный конференц-центр и концертный зал — настоящее произведение искусства. По соседству чуть ли не за одну ночь выросли гостиницы, ночные клубы, рестораны и винные погребки. Каналы вокруг вычистили, а пешеходные дорожки по их берегам выложили плиткой, чтобы можно было ходить и любоваться результатами строительных работ. Это был типичный для последних лет правления Тэтчер проект, краткая вспышка процветания и оптимизма между спадом начала восьмидесятых и рецессией начала девяностых. Теперь эти почти пустые новые здания с их эскалаторами из нержавеющей стали, стеклянными лифтами и звучащей из ретрансляторов музыкой замерли в ожидании, как парк аттракционов накануне открытия или как некая утопическая столица в государстве третьего мира, построенная из идеологических соображений посреди джунглей, — на нее дивятся местные жители, но редко посещают иностранцы. Днем главные завсегдатаи «Риальто» — безработная молодежь, школьники, прогуливающие уроки, и матери с младенцами, радующиеся теплому и приятному месту, где можно погулять зимним днем. Плюс случайные привилегированные праздношатающиеся вроде меня.

Слово «рецессия» я услышал всего несколько лет назад. Откуда оно взялось и что точно означает? Впервые от словаря оказалось мало толку: « временная депрессия в хозяйственной жизни стран».Как долго должна продлиться рецессия, прежде чем ее назовут депрессией? Даже резкий спад тридцатых годов был «временным» с точки зрения исторической перспективы. Возможно, уже скопилось столько депрессии психологической, что кто-то решил изобрести для экономической сферы новое слово. Рецессия-депрессия, рецессия-депрессия. Слова отдавались у меня в голове, словно сипение ритмично работающего парового двигателя. Разумеется, они связаны. Люди впадают в депрессию, потому что не могут найти работу, или их бизнес идет ко дну, или за неплатежи отняли дом. Они теряют надежду. Опубликованный сегодня опрос института Гэллапа свидетельствует, что почти половина населения страны хотела бы эмигрировать, если бы могла. Гуляя сегодня днем по центру города, можно было подумать, что они это уже сделали.

Мой младший брат Кен эмигрировал в Австралию в начале семидесятых, когда сделать это было легче, чем теперь, приняв тем самым самое удачное решение в своей жизни. По профессии он электрик, в Лондоне работал в большом универмаге в Уэст-Энде и никогда не мог заработать на приличный автомобиль или на достаточно большой дом для растущей семьи. Теперь у него своя строительная фирма в Аделаиде, дом в стиле ранчо в пригороде, гараж на две машины и бассейн.

Пока «Соседи» не пошли в гору, дела у него шли значительно лучше, чем у меня. Причем, заметьте, он всегда был счастливее меня, хотя ему часто приходилось туго. У него от природы веселый нрав. Удивительно, до чего же разными рождаются люди, даже те, чьи гены зачерпнуты из одного котла.

Я поехал на сеанс к Александре прямо из «Риальто» и, описывая ей этот эпизод, позволил слететь с моего языка словам «привилегированный праздношатающийся».

— Почему вы так себя называете? — потребовала она ответа.

— Праздношатающийся, потому что я сидел и пил кофе в середине дня, — ответил я, — а привилегированный, потому что это был мой свободный выбор, а не потому, что мне некуда было себя деть.

— Насколько я помню, — сказала она, — вы говорили мне, что работаете чрезвычайно напряженно, когда пишете сценарии для телевизионного сериала, часто по двенадцать часов в сутки. — Я кивнул. — Разве в оставшееся время вы не можете отдыхать?

— Да, конечно, — согласился я. — Я хочу сказать, что меня поразил контраст между моей жизнью и жизнью лишенных надежды завсегдатаев «Риальто».

— Откуда вы знаете, что у них нет надежды?

Я, естественно, не знал.

— У них был вид отчаявшихся людей?

Я вынужден был признать, что нет. На взгляд стороннего наблюдателя, они, пожалуй, выглядели куда веселей меня — обменивались шутками и сигаретами, притопывали в такт музыки.

— Но при нынешнем спаде, — признался я, — у меня складывается такое ощущение, что я становлюсь богаче, тогда как все остальные вокруг меня становятся беднее. Из-за этого я чувствую себя виноватым.

— Вы чувствуете личную ответственность за спад?

— Нет, конечно нет.

— Насколько я помню, вы говорили, что значительная часть денег поступает к вам из-за границы?

— Да.

— Значит, вы реально вносите положительный вклад в торговый баланс страны?

— Наверное, можно посмотреть на это и так.

—  Ктоже ответствен за спад, на ваш взгляд?

Я немного подумал.

— Не отдельный человек, конечно. Это комплекс факторов, по большей части никому не подвластный. Но мне кажется, правительство могло бы сделать больше, чтобы ослабить его последствия.

— Вы голосовали за это правительство?

— Нет, я всегда голосовал за лейбористов, — ответил я. — Но… — Я колебался. Внезапно ставки взлетели очень высоко.

— Но что?

— Но втайне я почувствовал облегчение, когда победили тори.

Я никому раньше в этом не признавался, даже самому себе. Меня затопила волна стыда и облегчения оттого, что я наконец-то понял истинную причину своего недостатка самоуважения. Мои ощущения, наверное, были сродни тому, что испытывали пациенты Фрейда, когда наконец ломались и признавались в желании заниматься сексом со своими мамочками и папочками.

— Почему так? — спокойно поинтересовалась Александра.

— Потому что с тори мне не придется платить более высокие налоги, — ответил я.

— Насколько я понимаю, — продолжала Александра, — Лейбористская партия предложила электорату поднять подоходный налог, электорат это отверг, и Лейбористская партия от этой идеи отказалась. Так?

— Да, — ответил я.

— Так из-за чего вы чувствуете себя виноватым? — спросила Александра.

— Не знаю, — ответил я.

Мне кажется, Александра попусту растрачивает на меня свои таланты. Ей бы работать в лондонском Сити, убеждая людей, что Алчность — это хорошо.

Сегодня вечером я взялся было за «Понятие страха» — решил, что начну с книги, название которой кажется мне ближе всего, — но сильно разочаровался. Одного «Оглавления» было достаточно, чтобы отпугнуть меня:

Гл. 1. Страх как предпосылка первородного греха и как то, что разъясняет первородный грех вспять, в направлении его истока.

Гл. II. Страх как то, что разъясняет первородный грех вперед, в прогрессии.

Гл. III. Страх как следствие того греха, который является отсутствием сознания греха.

Гл. N. Страх греха, или Страх как следствие греха в единичном индивидууме.

Гл. V. Страх как спасающая сила веры.

Я никогда не считал себя религиозным человеком. Думаю, в Бога я верю. То есть я хочу сказать, что верю — есть Нечто (скорее чем Некто) за пределами нашего понимания, что объясняет или могло бы объяснить, если б мы могли задать ему вопрос, зачем мы здесь и зачем все это нужно. И я, пожалуй, верю, — после смерти мы воскреснем, чтобы узнать ответы на эти вопросы. Сама мысль, что мы никогда этого не узнаем, что наше сознание потухнет после смерти, как выключенная электрическая лампочка, — нестерпима. Не слишком-то серьезное основание для веры, согласен, но какое есть. Задумываясь об этической стороне жизни, я принимаю заповеди Иисуса — не бросать первым камня, подставлять вторую щеку и так далее, но я бы не назвал себя христианином. Когда я был мальчишкой, мама с папой посылали меня в воскресную школу — не спрашивайте зачем, сами они в церковь никогда не ходили, кроме как на свадьбы и похороны. Поначалу мне там нравилось, у нас была очень красивая учительница, мисс Уиллоу, с желтыми кудряшками, голубыми глазами и очаровательными ямочками, появлявшимися на щеках, когда она улыбалась. С ее помощью мы разыгрывали сюжеты из Библии… наверное, это было мое самое первое знакомство с театром. Но потом она ушла, и вместо нее нам дали сурового вида даму средних лет — миссис Тернер, у которой из большой родинки на подбородке росли волосы и которая говорила нам, что наши души запятнаны грехом и должны быть отмыты Кровью Агнца. Мне стали сниться кошмары, что миссис Тернер окунает меня в ванну, полную крови, и после этого родители больше уже не заставляли меня ходить в воскресную школу.