Лето 1609 года стало переломным в противостоянии с тушинцами. Желание завоевать сразу много городов и уездов в конце концов погубило польско-литовское войско и казаков, деморализовало их и превратило из организованной военной силы в сформировавшиеся банды карателей и грабителей. В противостоянии с такими «войсками» никто уже не верил в историю про «царя Дмитрия». Кроме того, с началом похода рати князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского тушинцы должны были сами узнать, что такое война на разных направлениях. 5 и 25 июня 1609 года в двух битвах под Москвой Тушинский лагерь едва не прекратил свое существование под ударами правительственной армии [374]. Об этих боях как о великих победах сообщалось в грамоте царя Василия Ивановича ярославским воеводам князю Силе Ивановиче Гагарину и Никите Васильевичу Вышеславцеву: «Да июня в 5 день, назавтрие Троицына дни, в понеделник, приходили воры и литовские люди под Москву, на Ходынку, со всеми с рускими и с литовскими людми, и мы на них посылали бояр наших и воевод по полком со многими людми». Царские воеводы одержали победу над тушинцами, и, как сказано в грамоте, «топтали и побивали их на пяти верстах, и языки многие поимали; а живых в языцех взяли литовских людей и руских воров сто девяносто семь человек» [375]. От захваченных пленных узнали, что «с Вором в таборех литовские и руские люди немногие». Основные же силы Лжедмитрия II ушли из Тушинского лагеря воевать против рати князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского. По сказкам «языков» вообще можно было понять, что Тушинский лагерь чуть ли не близок к распаду, а его оставшиеся немногочисленные обитатели готовы сняться с насиженных квартир и бежать с награбленным добром в Литву. Скорее всего, в грамоте желаемое выдавалось за действительное, но быстро справиться с немногочисленным войском Лжедмитрия II казалось очень заманчивым. И царь Василий Шуйский едва не достиг этой цели в битве на реке Ходынке 25 июня 1609 года. Была применена хитроумная тактика боя с использованием «гуляй-городов». Участник того боя Николай Мархоцкий, кстати, получивший тогда ранение, описал это сооружение: «Гуляй-городы представляют собой поставленные на возы дубовые щиты, крепкие и широкие, наподобие столов; в щитах для стрельцов проделаны дыры, как в ограде» [376]. Ничего не зная в начале битвы о гуляй-городах, тушинская конница вышла на бой с московским войском, перед которым в открытом поле она обычно имела преимущество. Бой шел с переменным успехом, войско гетмана князя Ружинского даже «разорвало» гуляй-городы, «завладело пушками» и «посекло» московскую пехоту. Но в итоге и конница, и пехота самих тушинцев под натиском московских сил стали удирать к своему «обозу». Только ответная стрельба донских казаков под командованием Ивана Заруцкого из-за укреплений у реки Химки остановила наступление войска царя Василия Ивановича и спасла тушинцев от полного разгрома [377]. В грамоте земским воеводам сообщали только о победе, умолчав о том, что битва могла закончиться и по-другому: «Бояре наши и воеводы литовских полковников и рохмистов, и литовских людей, и воров руских людей многих побили, и наряд, и знамена, и набаты, и литавры поимали; а живых литовских людей взяли двести человек, да руских людей взяли человек с сорок, а побили их, потоптали до табар воровских, и многие литовские люди и руские воры с того бою побежали мимо табар за Москву реку и в реке многие потонули» [378]. Так, дважды, с перерывом в год, на реке Ходынке решалась судьба московской осады. Если в 1608 году удача была на стороне гетмана князя Ружинского, то через год царь Василий Шуйский взял реванш. По словам автора «Нового летописца», описавшего «побой» литовских людей под Москвою, «токо бы не отстоялися московские люди у речки, и оне б, и таборы покиня, побежали: таково убо московских людей храбрство бысть… Литовские же люди с той поры под Москву въяве не начаша приходити» [379].
Провалился хитроумный план штурма Троице-Сергиева монастыря, придуманный и осуществленный Яном Сапегой в ночь с 28 на 29 июня 1609 года. Семь «добрых панов» и несколько сотен казаков, погибших под стенами Троицы, стали жертвами этого стремления Сапеги во что бы то ни стало добиться результата своего многомесячного стояния под Троицей [380]. Лжедмитрий II несколько раз обращался к полковнику Сапеге, убеждая его идти со своим войском на помощь основному лагерю, «что большую принесет пользу, чем штурмы». Требовалась помощь «рыцарства» из полка Сапеги и запорожских казаков и отошедшему к Твери полковнику Александру Зборовскому. Именно это, а «не потеря времени за курятниками», как в раздражении напишет потом Сапеге «Димитрий царь» о его действиях под Троице-Сергиевым монастырем, больше всего интересовало «царика» [381].
Как ни старался Лжедмитрий II укрепить свое войско под Тверью, он не смог предотвратить нового поражения. Посланные из Устюжны Железопольской отряды силой отвоевали тверские города — Городецкой острог, Кашин и Калязин монастырь, а также заставили местных дворян и детей боярских «принести вины» царю Василию Шуйскому [382]. После этого армия князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского двинулась к Торжку (там его ожидали 24 июня). Сюда же пришли начальник шведского вспомогательного войска воевода Якоб Делагарди с «немецким» войском и смоленская рать во главе с князем Яковом Петровичем Барятинским и Семеном Ададуровым, «а с ними смольяне, брянчане, да серпеяне» [383]. «Поопочив» в Торжке, по словам летописца, скопинская рать вышла в поход по направлению к Твери и оказалась там 11 июля 1609 года. На этот раз князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский и Якоб Делагарди сами вступили в битву и, как оказалось, очень вовремя. Тушинцы были по-прежнему сильны, а там, где им недоставало сил, они брали неожиданными маневрами. Поначалу в битве под Тверью удача была на стороне конницы полковника Зборовского, нанесшей основательный ущерб наемной немецкой силе. По сведениям Николая Мархоцкого, «в этой битве полегло больше тысячи немцев, а наших погибло очень мало, достались нам и пушки». В стан Лжедмитрия II в Тушине успели даже отправить победную реляцию; «царик», в свою очередь, известил о большой победе Яна Сапегу [384]. Но уже через два дня все перевернулось, и уже князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский извещал своих воевод в Ярославле и Вологде об успехах в борьбе с тушинцами: «Михайло Шуйской челом бьет. Июля, господа, в 13 день пришел я с государевыми с рускими и с немецкими людми под Тверь, под острог, и литовские многие люди пошли против меня на встречу и бились со мною с ночного часа по третей час дни: и Божиею милостью, и Пречистыя Богородицы моленьем, и государевым счастьем Тверь острог взятьем взяли, и литовских людей на поле и у острогу и в остроге многих мы ротмистров и порутчиков и лутчих литовских людей побили, и языки многие поимали, и наряд, и знамена, и литавры многие взяли, и за острогом гоняли московскою да осифовскою дорогою на сороки верстах, и в погоне побили и живых многих поимали литовских людей». Однако победа все равно была неполной, так как часть войска успела затвориться в Тверском кремле: «…а иные литовские люди, Красовской с товарыщи, сели во Твери в осыпи, и я их осадил, и прося у Бога милости над ними промышляю» [385].
Эта отписка составлена по горячим следам тверского боя, когда воевода Михаил Скопин-Шуйский думал, что ему удастся скоро справиться с тушинцами, затворенными в тверской крепости. Однако вместе с первыми победами пришли и первые трения с воеводами шведского войска, прекратившими дальнейшую поддержку действий царского воеводы. Простояв под Тверью около полутора недель, князь Михаил Скопин-Шуйский ушел из города, предоставив возможность оборонявшим свои позиции в Тверском кремле тушинцам уйти с почетом. 24 июля (3 августа) 1609 года он перенес свою ставку в Калязин [386], где и задержался более чем на два месяца.
