К высшим достижениям позднего Тициана можно отнести превосходный портрет Якопо Страды (Вена, Музей истории искусств). С коллекционером и антикваром Страдой художника связывали чисто профессиональные интересы. Коллекционер показан в интерьере привычной для него обстановки с книгами, старинными монетами, пергаментной грамотой, обрамленной в позолоченную раму. Страда демонстрирует собеседнику, которым, вероятно, был сам Тициан, мраморную копию Афродиты Книдской работы Праксителя. На покрытом коричневой скатертью столе белеет сложенный лист письма с различимым именем адресата, а именно Тициана Вечеллио. Великолепен колорит портрета антиквара, написанного на фоне теплых тонов мореного дерева книжного шкафа. Ярко выделяется темный камзол с алыми рукавами и наброшенной на плечи накидкой из рысьего меха, а золотая цепь с медальоном и шпага говорят о социальном статусе изображенного лица. Страда схвачен в момент выражения мелькнувшей у него какой-то интересной мысли. Наклон фигуры, лицо и проникновенный взгляд тонко передают производимое им на собеседника впечатление, что и запечатлел художник легкими быстрыми мазками. А это уже живопись, переносящая нас на столетие вперед, к стилю великого Рембрандта.

В особняке на Бири по вечерам, когда ученики, подмастерья и прислуга расходились по домам, воцарялась тишина. Несмотря на возраст, Тициан все еще чувствовал себя «совой» и допоздна засиживался за работой, хотя утренние часы считал самыми плодотворными. Когда уставали глаза, он отходил от мольберта и шел к Аретино. Тот поменял жилище, оставив прежние роскошные апартаменты старшей дочери Адрии, недавно выданной им замуж, а сам переселился неподалеку в особняк Дандоло со стрельчатыми окнами, смотрящими на Большой канал. Аренда дома, равно как и солидный ежегодный пенсион, по распоряжению герцога Козимо Медичи оплачивались из флорентийской казны.

В последнее время литератор раздался вширь, но умерить непомерный свой аппетит и не помышлял. Утратив надежду на возведение в сан кардинала, — ему передали убийственное мнение о нем папы Павла IV, — он оставил писание богоугодных сочинений и теперь носился с переизданием своих писем, которых накопилось более трех с половиной тысяч. Предыдущие пять изданий имели большой успех и разошлись по миру, принеся автору немалый доход. В этих письмах важно не только то, о чем и как Аретино пишет. Гораздо важнее понять в них то, о чем он хотел умолчать, но это так или иначе читается между строк.

Кто-то из его недругов сочинил стишок, который теперь гуляет по рукам в венецианских салонах:

Каждый вечер у него шумное сборище с неизменным застольем, и серьезно поговорить о чем-либо не получается. Тициан давно это понял, думая обычно о своем или присматриваясь к куртизанкам за столом в надежде найти подходящую модель. У него сложился свой эталон, но подобрать стоящую натурщицу, отвечающую его вкусам, среди «аретинок» было непросто. Он был крайне разборчив и на заигрывание возбудившихся от еды и вина девиц скупо отвечал улыбкой, и не более. Многим из них хотелось бы «расшевелить» статного пожилого вдовца, о богатстве которого в Венеции ходят легенды. В отличие от своих более молодых развязных друзей, он неизменно вел себя с достоинством, как истинный аристократ, никогда не пьянел и уж конечно не позволял себе лишних вольностей по отношению к молодым девицам.

Однако Тициан распалялся, становясь красноречивым, когда разговор заходил об искусстве. Вот и на сей раз заспорили о Тинторетто. Он давно недолюбливал этого заносчивого парня за его нетерпимость к мнению других. На днях ему пришлось побывать в церкви Мадонна дель Орто, где появилась работа Тинторетто «Введение во храм», написанная как бы в ответ на одноименное тициановское полотно. Вряд ли дерзкий вызов молодого соперника мог произвести на Тициана впечатление или заставил его усомниться в правильности композиционного и цветового решения своей картины, хотя работа и вызвала у него интерес. А вот в Скуоле Сан-Рокко тот же Тинторетто развернул такую бурную деятельность, что отныне всем остальным художникам туда путь заказан.

Тициан побывал там, и картина бывшего ученика «Благовещение» в зале первого этажа его потрясла. Такого ему не приходилось еще видеть. Перед ним раскрылось поистине величайшее творение. Стремительное появление ангела с благой вестью, сокрушающего мощную каменную кладку стены, оказывало ошеломляющее воздействие на любого. Было ясно, как божий день, что в Венеции появился гениальный художник, обладающий неукротимой творческой энергией, и осознание этого еще более усиливало неприязнь к нему Тициана.

Как бы там ни было, работы Тинторетто, Веронезе, Бассано и других молодых живописцев заставили старого мастера пересмотреть кое-что в своей манере письма и искать новые решения. Это с наибольшей очевидностью сказалось на его богослужебных картинах, над которыми он трудился без лишней спешки, благо что прелаты были заняты начавшимся переоборудованием храма и им пока было не до картин.

Особенно много времени и сил отняло «Мученичество святого Лаврентия» (Венеция, церковь Джезуити). Заказал картину богатый патриций Лоренцо Массола, у которого были свой алтарь и склеп в церкви Крестоносцев. В XVII веке орден крестоносцев был упразднен и церковь перешла к иезуитам. На картине изображен эпизод жестокой расправы над молодым христианским дьяконом Лаврентием (тезкой заказчика), имевшей место в III веке нашей эры во время правления римского императора Валериана. Такая трагическая тема явно поощрялась церковью в эпоху Контрреформации. В сгущении ночного мрака показан герой-одиночка, осужденный на смерть за веру. Огромное полотно (493x277 см) писалось под впечатлением всего того, что было увидено мастером в Риме. Об этом говорят элементы классической архитектуры, воссозданные на картине. При рассмотрении этой работы исследователи обычно указывают на влияние живописи Рафаэля и Микеланджело. Например, фигура одного из палачей, который держит за плечи мученика, многими определяется как цитата из рафаэлевской картины «Снятие с креста», которую Тициан тогда никак не мог видеть в Риме.

Следует иметь в виду, что при написании картины Тициана волновали наряду с пластическим ее решением прежде всего вопросы света и его воздействия на колорит. Задумываясь над строгим распределением светотени, он скорее всего исходил из предыдущей своей работы «Убиение святого Петра Мученика», на которой действие также происходит ночью. Таинственный луч света, с трудом пробиваясь сквозь непроницаемую пелену густых облаков, высвечивает атлетическую фигуру лежащего поверх чугунной жаровни с горящими углями юного Лаврентия и его истязателей. Далее свет скользит по статуе весталки и мерцающими бликами отражается на колоннах античного храма.