Посол Тебальди оповестил Тициана о прибытии в Венецию Альфонсо д'Эсте с Лаурой Дианти. Именитые гости остановились неподалеку от Турецкого подворья на Большом канале в собственном дворце, который достался в 1381 году феррарским д'Эсте в качестве приданого от породнившихся с ними венецианских патрициев Пезаро. При первой же встрече Тициан вручил герцогу обещанный ему ранее портрет, на котором Альфонсо д'Эсте изображен по пояс, положившим руку на одну из любимых им мортир. Этот портрет позднее видел Микеланджело, оказавшись в Ферраре. Работавший тогда над реконструкцией герцогского дворца известный архитектор Серлио свидетельствует в своих записках о реакции Микеланджело на показанный ему портрет: «…он не думал, что искусство могло такое сотворить, и добавил, что один только Тициан достоин звания художника». [63]

От феррарского посла стало известно, что герцог специально привез Лауру Дианти в Венецию на праздник, чтобы она немного развеялась после утраты любимого пажа-арапчонка, который недавно утонул в реке. Посол уговорил Тициана пририсовать арапчонка к почти готовому портрету морганатической супруги Альфонсо д'Эсте.

После продажи в конце XVI века всей художественной коллекции д'Эсте портрет Лауры Дианти в модном тюрбане (Торгау, собрание Кистерса) переходил из рук в руки. Одно время даже считалось, что это портрет турчанки, жены султана Сулеймана Великолепного. Изумительная по живописи картина была повторена автором, и с нее было сделано несколько гравюр. На авторской копии, которая ныне хранится в музее д'Эсте в Модене, на рукаве платья Лауры различим автограф Тициана, внесший ясность в вопрос о происхождении картины.

Расставшись с феррарским герцогом и его окружением, Тициан поспешил к ужину домой, где его ожидала радостная весть — он вторично стал отцом. Чечилия вновь разрешилась мальчиком, которого окрестили в соседней церкви и нарекли Орацио. Крестным отцом вызвался стать оказавшийся в Венеции Ариосто, который и внушил родителям мысль дать сыну имя великого Горация. Как обнаружится позднее, младший сын Орацио не оправдает данного ему имени и поэтом не станет, а пойдет по стопам отца.

Нежданной встрече с другом Тициан был несказанно рад. Им было о чем поговорить и отвести душу после долгой разлуки. Хотя бурные события вокруг следовали одно за другим и заставляли считаться с ними, для двух друзей вечным и незыблемым оставалось служение искусству и литературе.

В отличие от крикуна-первенца новорожденный был на удивление спокойным ребенком, давая родителям выспаться. Но теперь следовало побеспокоиться и о женитьбе, с которой нельзя больше тянуть. Как христианин, Тициан не мог допустить, чтобы оба его сына считались незаконнорожденными и стали бы изгоями в обществе. Ему вдруг вспомнилась недавняя тяжелая болезнь, и он с ужасом представил, что будет с Чечилией и детьми, если он вдруг умрет. Они останутся без всяких прав на его состояние и без средств к существованию. От одной только мысли его бросало в холодный пот. Вот когда ему понадобились рекомендации знакомого юриста Риминальди. К счастью, тот после отъезда герцога с Лаурой Дианти остался на неделю в Венеции и дал Тициану на сей счет все необходимые разъяснения.

Брат в эти дни был в Пьеве, и Тициан направил ему письмо, в котором сообщил о своем намерении жениться на Чечилии, матери двух его детей. Франческо горячо поддержал брата, признавшись, что давно ждал от него такого истинно христианского поступка, не решаясь прямо ему об этом сказать. Итак, осталось только получить родительское благословение. Что удивительно, сама Чечилия ни разу не заводила разговор на эту тему, даже после рождения второго ребенка. Судя по всему, она была счастлива, довольствуясь своим положением любящей женщины и матери двух малышей. Вот только со здоровьем у нее были некоторые осложнения, в чем она не хотела самой себе признаваться и отгоняла мысли об этом. Главным для нее было утаить свою болезнь от Тициана, которого она не хотела беспокоить, а тем более отвлекать от дел. Но ее домашний лекарь еще после первых родов прямо заявил, что очередная беременность может оказаться для нее роковой.

Оставив дом заботам нянюшек и кормилиц, помогавших Чечилии, а мастерскую на попечение Джироламо Денте, Тициан отправился в родные края. Мать восприняла весть с радостью, а отец удивился, узнав, что успел дважды стать дедом, и пожурил сына за нехристианское поведение и непростительную затяжку с женитьбой. Отец невесты цирюльник Сольдано чуть не лишился дара речи, когда понял, что вскоре окажется в родстве со знатным родом Вечеллио, а его любимица Чечилия станет законной женой прославленного художника.

После встречи с родителями у Тициана полегчало на душе — теперь ему незачем более таиться и скрывать свои отношения с Чечилией. Все так просто и по совести разрешилось с появлением на свет сыновей. Это как дар, ниспосланный ему свыше. С чувством выполненного долга на обратном пути он остановился в городке Конельяно, откуда был родом недавно скончавшийся славный художник Чима, чьи работы были всегда ему близки и по-настоящему дороги.

У Тициана здесь было небольшое дело к настоятелю братства Санта-Мария Нова, которому когда-то было обещано расписать фресками недавно отреставрированный фасад монастырской церкви. Договорились, что сразу после женитьбы художник приступит к работе, а по ее завершении настоятель вручит ему в оплату за труды дарственную на дом с большим виноградником, фруктовым садом и оливковой рощей в живописном селении Арфоссо, раскинувшемся среди зеленых холмов.

Тициан осмотрел хозяйским глазом добротный каменный дом и земельный участок, откуда открывался великолепный вид на холмистую гряду и синеющие отроги Доломитовых Альп. Как это было бы теперь кстати для его разросшегося семейства! Лучшего места, где можно пережидать летний зной, пожалуй, и не сыскать — от Венеции рукой подать и до стареющих родителей недалеко. Главное, можно будет пользоваться плодами собственной земли, а она в этих местах благодатна и щедра. Приближаясь к пятидесяти годам, художник почувствовал, что в нем взыграла хозяйская жилка и сказалась привязанность истинного кадорца к земле.

Почти весь год Тициан проработал над алтарной картиной для патриция Якопо Пезаро. Как-то вернувшись под вечер из мастерской, он встретил на пороге дома перепуганную няньку и знакомого лекаря, который объявил, что Чечилия при смерти. Днем у нее началось сильное кровотечение, и пора было звать священника. Известие сразило Тициана, и он решил немедленно обвенчаться с умирающей матерью двух его сыновей. Однако вызванный из Падуи лучший специалист по женским болезням сумел принять экстренные меры, и вскоре дело пошло на поправку. Тициан не оставил мысль о женитьбе, но решил немного повременить, чтобы Чечилия окончательно стала на ноги.

Слух о предстоящей женитьбе Тициана быстро распространился по Венеции. Узнав о болезни дочери и намечаемой свадьбе, нагрянули родители невесты и жениха вместе с другими родственниками, которых разместили в просторной мастерской и у знакомых. В Пьеве остался один только мессир Грегорио, который даже ради такого события не пожелал изменять привычке и покидать родные места. Весть о женитьбе Тициана дошла и до дожа Гритти, который в качестве свадебного подарка подписал распоряжение о назначении отца жениха Грегорио Вечеллио главным управляющим серебряных и железнорудных копий Кадора. Брат невесты Маттео Сольдано получил пост наместника городка-крепости Фельтре — должность почетную и хорошо оплачиваемую из казны.

Поскольку Чечилия была еще слаба после перенесенной болезни, само венчание с разрешения церковных иерархов скромно прошло на дому в ноябре 1525 года. Обряд совершил отец Паоло из церкви Сан-Джованни Ново. Свидетелями со стороны жениха и невесты были Франческо Вечеллио и Джироламо Денте. Родители всплакнули от счастья, да и Тициан с трудом сдерживал слезы, видя бледное, без кровинки, но такое счастливое лицо ставшей бесконечно дорогой ему Чечилии. Пришло немало друзей с поздравлениями и подарками для новобрачных. По взглядам, которыми украдкой обменивались во время службы новый наместник Фельтре Маттео Сольдано и сестра жениха Катерина Вечеллио, было ясно, что вскоре быть еще одной свадьбе.