Наладить прежний распорядок удается не сразу. Мне нужно новое кафе, а в Глен-Айрисе их больше, чем людей. И что все делают в кафе целыми днями? На том же расстоянии от дома, что и старое, только в противоположном направлении, находится новое кафе, которое прекрасно мне подходит. На здешних стенах нет репродукций Моне, вместо них – буйство красок: картины студентов местного колледжа. И нет противной Шерил – вместо нее щебечущие семнадцатилетние девчонки и бариста по имени Роберто.

Чтобы снова пересчитать вещи, уходит время, зато на этот раз я пересчитываю всё. Не только одежду, тарелки и книги, но и ватные шарики, скрепки и чайные пакетики. Заново измеряю все стены и записываю цифры в новый блокнот. Я работаю быстро. Снова запоминаю длину улиц вокруг дома в шагах и делаю одно нововведение (давно пора) – однажды утром, на восходе, считаю все растения в садах своего квартала, а также измеряю их стебли и листья. Длину и обхват пальцев, конечностей и туловища пока измерять нельзя – ведь они еще не мои. Я оттираю все поверхности, которых он касался. Выбрасываю простыни и полотенца и заказываю новые с доставкой на дом.

В субботу четвертой недели после прекращения лечения на улице холодно, поэтому я задерживаюсь в кафе и читаю газету целиком (что разрешается при экстремальных погодных условиях). Почему субботние газеты такие толстые? Кто покупает все эти дома? Читает все эти рубрики? И кому есть дело до всех этих актеров?

Рассеянно просматриваю страницы с объявлениями о работе – и вдруг вижу маленькую рекламку, втиснувшуюся между вакансий помощников руководителей и операторов по обслуживанию клиентов. Требуется сотрудник по вводу данных, неполная занятость. Работа на дому. Свободный график, всё общение по Интернету. Работа будущего! Не нужно никуда ездить! Оплата сдельная (без отпускных, годовой премии, больничных, декретных, экстренных отпусков и прочих льгот).

В спешке вырывая объявление, чуть не проливаю шоколад. Вот чем я могла бы заниматься! Работа на дому. Я могла бы спланировать график и работать, скажем, с 8.30 до 10.00. Потом идти в кафе. Снова работать с 10.45. Я могла бы организовать свой день в точности так, как нужно мне. Установить себе норму в определенное количество страниц, которую нужно выполнить, скажем, в получасовой отрезок. Я могла бы считать что-нибудь… не знаю… что угодно… удары по клавишам или листы. Это работа по мне. Беру куртку и оставляю Роберто деньги. Пора встретиться лицом к лицу с непогодой, вернуться домой и придумать липовое резюме.

В последующие недели я часто разговариваю с мамой. Она совсем выздоровела и обзавелась множеством новых комнатных растений, за которыми нужно ухаживать, – подарки от других прихожан. Я поделилась с ней своим планом, благодаря которому она сможет продолжать жить дома, и он уже в действии. Научила, что говорить Джил, если та заикнется о доме престарелых. Это наш с ней маленький заговор. Что до остального, жду, когда она немного оправится, но рано или поздно всё равно придется ей сказать.

– Мам, давно хотела сказать тебе кое-что. Шеймус. Я… Мы с ним расстались.

Она резко втягивает воздух – я ошибочно решаю, что это от потрясения.

– А кто этот Шеймус, напомни!

– Был моим парнем. Помнишь? Ирландец. Не комик и не из ИРА.

Она вздыхает, на этот раз по-старушечьи:

– Ах да, конечно. Теперь припоминаю. Ну что я могу сказать, дорогая. Неужели тебе больше нравятся девушки?

На этот раз пришла моя очередь ахать, только громче:

– Что?

Откуда ей вообще про такое известно? Уверена, в ее времена о лесбиянках и не слышали.

– Я просто предположила, что ты порвала со своим ирландцем, потому что поняла, что тебе нравятся девушки. Сейчас это так модно. Может, поэтому тебе с мужчинами не везет? Ты же такая красивая, умная, и чувство юмора у тебя есть.

Думаю о жестких волосках, которые задевает ноготь, если провести пальцем по его щеке. О ямочке у основания шеи, под адамовым яблоком. О пепельных волосах на груди. Рельефных мышцах вдоль лопаток.

– Спасибо, что поинтересовалась, мам, но, кажется, я по-прежнему предпочитаю мужчин.

– Они должны у тебя в ногах валяться, дорогая. Видел бы тебя папа. Он бы так тобой гордился.

На минуту перестаю дышать.

– Я тоже этого хочу.

– И всё равно, будь осторожна.

Старые добрые беседы с мамочкой. Снова предупреждения о возможном несчастье. Ладно.

– Осторожна в каком смысле, мам?

– Помнишь, что случилось с Энн Хеч, когда она порвала с Эллен Дедженерес? [15]У нее был нервный срыв, а потом она написала книгу о том, как в детстве ее домогался отец и что она дочь Бога и сводная сестра Иисуса. А еще она разговаривала с маленькими зелеными человечками из космоса. А этот фильм, где ей пришлось целоваться с Харрисоном Фордом, а он ей в дедушки годился! Очень неаппетитно. Вот так и развращают молодежь.

Мою мать можно назвать кем угодно, но только не святошей.

– Что ты хочешь сказать, мам? Что все лесбиянки ненормальные? И развращают молодежь?

– Ох, дочка. Это когда целуются со стариками – вот что развращает молодежь! Не говори никому из прихожан, но лично мне кажется, что девочки с девочками – очень даже разумно. Представь, насколько меньше дел по дому, а если найти девочку с таким же размером, то вдвое больше одежды, а еще никогда не придется брить ноги и стряхивать волосы с раковины! Не понимаю, почему до сих пор все за это не ухватились. Что в этом такого? Главное – ничего не менять. Вот как переключишься обратно на мужчин – так с ума и сойдешь.

В такие моменты (когда разговариваю с мамой по телефону) мне очень не хватает двух моих мозгов. Порой я жалею, что их нет, хотя они повели себя очень невежливо, и это после моего гостеприимства! Даже не попрощались. Я и заметить не успела, как они собирают вещи, укладывая их в одинаковые клетчатые чемоданчики капиллярно-розового цвета и нейронно-серые спортивные сумки. Просто однажды утром проснулась, а их и след простыл.

Тогда, после пробуждения, мне пришлось придумывать новый утренний распорядок и правила отхода ко сну. Новые правила для ужина с новыми продуктами (на этот раз меню посложнее, с разными блюдами на каждый день недели, приготовленными по рецептам из газеты). Вряд ли мне когда-нибудь удастся снова запихнуть в себя курицу с овощами и бутерброд с сыром. Обожаю свое новое кафе: оно наполняет меня уверенностью. Во-первых, у них в меню нет апельсинового торта, торты каждый день разные и свежие. Блинчики поливают настоящим кленовым сиропом, а не помоями из токсичных отходов, которыми меня травили в старом кафе в тот день, когда мы с Шеймусом там завтракали. В первое утро, когда проснулись вместе.

Я изобрела более гибкую и совершенную систему: теперь начинаю с торта, который лежит в левом верхнем углу витрины, и на следующий день двигаюсь вправо. Так мне намного больше нравится – выходит симметрия со старой привычкой выбирать столики по часовой стрелке. А количество кусочков я теперь определяю по числу слов, которые произносит молоденькая официантка в качестве приветствия: «Доброе утро! Как у вас сегодня настроение? Какой тортик хотите попробовать?» 11 слов. Но просто поразительно, сколько вариаций на эту тему она способна придумать, например: «Какая у вас классная юбка», или «Лучше запишу, а то я с похмелья плохо соображаю», или «Яичницу сегодня брать не советую». Это намного интереснее, чем маковые зернышки, потому что приходится сосредотачиваться, одновременно производя подсчеты и придумывая ответ, который прозвучал бы естественно.

Нашла я и новый супермаркет: он тоже недалеко от дома и принадлежит конкурирующей сети. Чтобы измерить его шагами, выбираю самое загруженное время:

вечер воскресенья. Тогда меньше шансов, что кто-то заметит, как я считаю шаги. Не то что в пустом зале, когда на тебя пялятся все сотрудники, прикидывая, не вызвать ли охрану. Однако нельзя отклоняться от курса: этому могут помешать бегающие дети и мужчины, бессмысленно уставившиеся на полки. Всё, что мне необходимо, в этом супермаркете тоже есть. Есть даже герметичный пакетик нового размера. Экстрамаленький. Идеально подходит для моего полдника – 10 миндальных орехов.