Живу я в Глен-Айрисе, в двух кварталах от дома, где выросла. Живу одна, не считая Николы (Никола Тесла: 11 букв). Его фотография в рамке из полированного серебра стоит на прикроватном столике рядом со счетными палочками. Снимок был сделан знаменитым фотографом Наполеоном Сарони в 1885 году, когда Николе было 29 лет, – оригинал висит в Смитсоновском институте в Вашингтоне рядом с индукционным мотором, который Никола изобрел в 1888 году. Волосы Николы разделены аккуратным пробором и прилизаны, хотя с правой стороны не хотят лежать ровно. Они коротко подстрижены над ушами, великоватыми для его маленькой головы и торчащими под углом, как у гончей, почуявшей добычу. Усы также асимметричны, но выглядят презентабельно – не неряшливые и не слишком напомаженные. На нем белая рубашка, воротничок которой убран под костюм, темный костюм в полоску с узкими лацканами, которые, наверное, в те времена все носили. Но не волосы, не костюм, а глаза говорят о нем всё – глубоко посаженные, темные, взгляд направлен вперед. В будущее.
Двадцать лет смотрю на эту фотографию. Не удивлюсь, если в один прекрасный день она заговорит. Черно-белый снимок превратится в живую плоть, и губы задвигаются. «Меня зовут Никола Тесла, – скажет он. – Я родился в Хорватии в полночь с девятого на десятое июля 1856 года. Мою мать звали Джука Мандич, а отца – Милютин Тесла. Брата – Дане, а сестер – Милка, Ангелина и Марица. Я начал осваивать инженерное дело в австрийской политехнической школе в Граце. В 1884 году эмигрировал в США, там, изучая свойства электричества и магнетизма, открыл переменный ток, принцип робототехники, беспроводную передачу энергии и изобрел радар. Никогда не был женат и не имел подруги. Моими друзьями были Марк Твен, Уильям К. Вандербильт и Роберт Андервуд Джонсон. Ненавижу украшения на женщинах. Люблю голубей».
Когда он всё это мне скажет, я буду лежать на кровати и повернусь к нему лицом. «Меня зовут Грейс Лиза Ванденбург, – скажу я. – Мне 35 лет. Моей матери Марджори – 70, а сестре Джил Стелле – 33. Джил замужем за Гарри Венаблесом; 2 мая ему исполнится 40. У них трое детей: Гарри-младший, 11 лет, Хилари, 10 лет, и Бетани, 6 лет. Моего отца звали Джеймс Клэй Ванденбург, и он умер. Я учительница, хотя сейчас и не работаю. Когда мне был 21 год, я влюбилась. Он был умным парнем с отличным чувством юмора и мечтал стать кинорежиссером. Его звали Крис, и он был чем-то похож на Ника Кейва. Я лишилась девственности в его машине на заднем дворе родительского дома. Лишь через четыре месяца я узнала, что он спит со своей соседкой. Я не люблю кинзу. Не понимаю спонтанный танец [2]. Не люблю реалистическую живопись. В одежде из лайкры выгляжу тол стой».
Последнее вычеркнуть. Пожалуй, ни к чему забивать голову величайшего мирового гения этим интересным фактом. Хотя он бы понял. Никола бы понял меня. Он тоже любил числа, хоть десятки его не слишком занимали.
Любовь к числам принимает различные формы, хотя «десяткомания» встречается чаще всего – этому есть очевидное, анатомическое объяснение. Был один известный случай, когда восемнадцатилетний юноша был одержим числом 22. Представьте, что, прежде чем войти в комнату, нужно пройти через дверь 22 раза. Сесть на стул и снова встать 22 раза, прежде чем наконец успокоишься. Это еще раз подтверждает логику, присущую числу 10. Одна тринадцатилетняя девочка была повернута на девятках – она должна была 9 раз постучать ногой по краю кровати, прежде чем лечь или встать. Восьмерки тоже встречаются: один мальчик 8 раз крутился вокруг себя каждый раз, когда входил в комнату. Но самая грустная история связана с числом 6. Один подросток до такой степени не переносил это число, что не мог повторять какое-либо действие 6 раз. Или 60. Или 66. Он даже не выносил цифры, дающие в сумме 6: никаких тебе 42 или 33.
Никола любил тройки. Как и я, он считал шаги, однако его сердце принадлежало числу 3. Он останавливался в гостинице, только если номер его комнаты был кратен 3. Каждый вечер ровно в 20.00 он ужинал в «Уолдорф-Астории» за одним и тем же столиком, и перед ним лежало 18 сложенных салфеток. Почему именно 18? Почему не 6, не 9, не 72? Хотелось бы мне в один прекрасный день повернуться на другой бок в кровати, увидеть его и спросить об этом. В этом году 27 августа мне исполнится 36. Ему бы это понравилось.
Николе было трудно гулять по нью-йоркским улицам, потому что, пройдя больше чем полквартала, он должен был идти дальше, пока не обойдет весь квартал трижды. Он не считал еду на тарелке, как я, а подсчитывал объем каждой порции на вилке, блюде или в стакане в кубических сантиметрах; ему было всё равно, сколько фасолин он съест – две или двадцать. Подобная гимнастика для ума требует определенного сосредоточения даже у величайшего мирового гения, поэтому Никола всегда ужинал в одиночестве. Он любил карточные игры – а я давно подозревала, что это одно из проявлений одержимости числами. Однако азартные игры – единственное, в чем наши с Николой мнения расходятся. Карты и рулетка неподвластны закономерностям, как бы ни надеялись на это несчастные завсегдатаи казино. В 1876 году Никола увлекся азартными играми, что крайне обеспокоило его отца, священнослужителя. Но он поборол свое пристрастие, как и курение и привычку пить кофе, потому что ему было под силу побороть всё.
Я начала считать ступеньки у нашего дома, но иногда я представляю, как вообще появился счет. Есть столько вариантов, но надо же на чем-то остановиться. Или на ком-то. На одном конкретном человеке.
Как правило, в моем воображении возникает кроманьонский человек. Женщина. Я вовсе не считаю мужчин неспособными, однако мужчина должен был защищать племя и охотиться – числа для него были не так важны. Женщинам они нужны были больше.
Представьте группу женщин, собирающих дикие зерна или плоды и ухаживающих за детьми. Вот кому приходилось считать – когда должен родиться ребенок, на сколько дней хватит еды. Более 10 000 лет назад одной из них, может быть, пришлось отправиться в путешествие, например для того, чтобы навестить соседнее племя. А может, ей хотелось узнать, когда у нее начнутся следующие месячные. Например, в племени было такое правило: во время месячных женщина не имеет права готовить еду, общаться с мужчинами, свежевать дичь. И ей понадобилась шкура животного, разрезанная на маленькие полоски. Она решила подготовиться. Был конец зимы. Небо затянуто тучами, луны не видно. В то путешествие она взяла с собой кое-что еще. Это была волчья лучевая кость, которую она нашла однажды, отправившись за яйцами куропатки. Тогда она взяла эту кость, еще не зная, зачем та ей понадобится, однако за день до начала пути, в первый день месячных, она сделала на ней зарубку кусочком кремня, отломившегося от наконечника копья. Она нарисовала черточку.
Провозгласили ли ее великой благодетельницей, подарившей племени способ узнать, сколько бизонов в стаде и сколько дней идти до океана? Оценили ли как друга, мать, старшую соплеменницу? Возможно, ее видение оказалось для них слишком непонятным. Подвергли ли ее наказанию или запугиванию из-за того, что она глубже смогла заглянуть в суть вещей? Осталась ли она одна, была ли изгнана из-за того, что обратила внимание на фазы луны, смену времен года, из-за знаний, что они несли?
Всё началось с зарубок, расположенных в ряд. Вскоре они объединились в группы по 5 – по числу пальцев. Потом эти группы из 5 зарубок превратились в 4 линии, перечеркнутые 1 горизонтальной. Арабские цифры 2 и 3 произошли от этих линий. 2 – две горизонтальные линии, соединенные вместе; 3 – три соединенные горизонтальные линии. Со временем для чисел 5 и 10 появились особые символы, чтобы черточки не повторялись до бесконечности. И всё же в этих простых символах есть чистота, та, которую до сих пор можно увидеть на детской грифельной доске. Все мы считаем сердцем, пока молоды. Большинство моих одногруппников по педагогическому колледжу стремились преподавать в старшей школе, однако меня всегда привлекала только начальная. Год за годом, глядя, как маленькие дети учатся считать, я испытывала волнение, точно это я рисовала черточки впервые. Прекрасно помню, каково это – быть учительницей. Шелковистая пыль от мела на ладонях. Удивление и озорство на лицах малышей.
