На занятиях по групповой терапии обсуждаем возвращение на работу. Франсина хочет, чтобы я рассказала, что случилось перед тем, как меня уволили. Микробофобы в ужасе. Для них учитель – одна из худших профессий в мире, ведь дети – настоящая фабрика микробов и, если ты работаешь учителем, твои шансы заполучить глистов и вшей заметно увеличиваются. А мне нравилась моя работа. Эти маленькие умные головки. Даже когда дети не слушались, в них было столько жизни.

Франсина: Когда мы делимся мыслями, переживаниями и опытом, это помогает нам излечиться. Грейс, не поделишься с нами? Не расскажешь о той катастрофе?

Первый мозг: Катастрофе? У меня даже машины больше нет.

Второй мозг: Она имеет в виду Дэниэла Делуку.

Первый мозг: А! Дэниэл Делука. Конечно. Никаких проблем. Проще простого. Как-то утром я дежурила на детской площадке. Все учителя делали это по очереди. Было жарко. На небе ни облачка. Дети носились как ненормальные. И вот я услышала крик.

Франсина: Очень хорошо, Грейс. Продолжай.

Я продолжаю. Удивительно. Мы с Франсиной и микробофобами едва знакомы и, тем не менее, сидим в нашем пластиковом кругу, и я рассказываю им о том, о чем не говорила даже Шеймусу. Но в последнее время мои воспоминания словно не мои, будто всё это происходило с кем-то еще или я видела это по телевизору. Мне легко вспомнить, но трудно подобрать слова, чтобы в точности всё описать. Не хочу показаться нелепой.

Первый мозг: Сейчас это кажется совершенно нелепым.

Франсина: Ничего подобного. Мы все здесь, чтобы тебе помочь.

Первый мозг: Мальчик из второго класса упал со шведской стенки вниз головой и сломал себе нос. Вот, собственно, и всё. Его звали Дэниэл Делука – трудно забыть такое имя. Почему-то этот случай произвел на всех особенно тягостное впечатление – было много крови, однако учителям и раньше приходилось видеть кровь.

Джемма: Кровь? А она на кого-нибудь из вас попала?

Первый мозг: Нет. Или да. Не помню. Короче, маленький гаденыш орал что есть мочи, поэтому вряд ли с ним случилось что-то серьезное.

Дарья: А много было крови? Она попала тебе на одежду?

Франсина: Молодец, Грейс. Не прерывайся.

Первый мозг: Я хотела что-нибудь сделать, но мне почему-то стало трудно сдвинуться с места. Просто невозможно. Сесть, пошевелить рукой – всё это было слишком тяжело. Руки и ноги стали как бетонные. Я испугалась. Могла только стоять там, и всё. Наверное, от шока.

Франсина: А что было потом?

Первый мозг: Потом кто-то из детей позвал другого учителя – глупо, конечно, ведь не прошло бы и пары минут, как всё встало бы на свои места.

Всё бы улеглось, надо было лишь подождать. Но, когда прибежала учительница физкультуры Шарон Лидди, стало только хуже, потому что у меня отпала необходимость приходить в себя. Если бы Шарон тогда не подняла бучу, а приготовила всем по чашке чаю и принесла мне стульчик, всё было бы в порядке, и я бы сейчас здесь не сидела.

Франсина: «Скорую» вызвали?

Первый мозг: Вызвали. Даже две машины. Одну для Дэниэла Делуки. А парамедиков нужно лучше учить управляться с абсолютно здоровыми женщинами. Понятно, что они хотели как лучше, но мне нужно было всего лишь немного времени, чтобы прийти в себя. Дальше всё как в тумане.

Джемма: Надеюсь, ты не села в «скорую»? Ты даже не представляешь, каких заразных людей они там возят!

Дарья: Я бы лучше взяла такси.

Карла: Мне нужно помыть руки.

Франсина: Как в туманене пойдет, Грейс. Ты должна вспомнить.

Первый мозг: Я старалась, когда приехала в больницу. Должно быть, им показалось, что мне лучше, потому что меня отпустили домой.

У врачей в клинике полно настоящих больных и нет желания тратить драгоценное время на получивших легкий шок, поэтому неудивительно, что меня отпустили. Дорогу домой помню плохо, кажется, добиралась на трамвае. Но помню, так выбилась из сил, что даже не выполнила распорядок по отходу ко сну. Просто переоделась в пижаму и сразу легла.

Франсина: А наутро стало хуже?

Первый мозг: Наутро стало хуже. Будильник должен был прозвонить в 5.55, как обычно, чтобы осталось еще пять минут для полного пробуждения. Я встаю ровно в 6.00. Раньше это было для меня важно.

Второй мозг: А можно кусочек торта?

Первый мозг: Потом.

Второй мозг: Когда потом? Я есть хочу.

Франсина: Грейс, продолжай, пожалуйста. Что произошло потом?

Первый мозг: Потом… то есть тогда… в прошлом… той ночью… произошел сбой на электростанции…

Гари: Какова вероятность сбоя на электростанции?

Второй мозг: Раньше я бы мог ответить на этот вопрос.

Первый мозг: …ужасное совпадение после предшествующих событий. И будильник не зазвонил. Не было ничего. Только нолики мигали.

Франсина: И что ты сделала?

Первый мозг: Ничего. Как я могла узнать, что нужно вставать, когда ничего не говорило мне об этом? Вот я и лежала тихо в кровати.

Я не паниковала. Напротив, в моей душе вдруг воцарил мир. Меня с детства окружали цифры, но до случившегося я находила способ примирить цифры и жизнь. И вот они захватили власть – целиком и полностью. Я наконец стала свободной.

Франсина: И что случилось потом?

Второй мозг: Потомеще не наступило? В кафе продают кексы.

Первый мозг: Я тоже хочу есть. Когда Джил зашла меня проведать, я не ела в течение суток. Ей понадобилось так много времени, потому что в школе пришлось поднять архив, чтобы узнать, кому звонить, если я не явлюсь на работу. Должно быть, день клонился к вечеру, судя по расположению солнца. К тому времени я несколько раз сходила под себя…

Джемма: Сходила? Под себя?

Дарья: И продолжала лежать в кровати?

На самом деле всё было не так ужасно, как кажется. От липкой влаги моя кожа прилипла к простыне, а простыня к матрасу, и это было важно, так как вставать я не собиралась. К тому же мне было тепло. Я ни в какую не хотела вылезать из кровати, несмотря на приход Джил и все ее уговоры и мольбы. Бедняжка Джил, она так ничего и не добилась. Когда приехала «скорая», я по-прежнему не соглашалась вставать. А ведь надо было всего-то поставить будильник на 5.55, но откуда им было знать? Пришлось вколоть мне снотворное, потому что сдвинуть сопротивляющееся тело очень непросто, даже для двух здоровенных парамедиков.

Франсина: И тебя отвезли обратно в больницу?

Второй мозг: Не припоминаю, чтобы кто-то умер и завещал тебе право распоряжаться, когда есть кексы, а когда нет!

Первый мозг: Прошу, не мешай. Я тут разговариваю.

Второй мозг: Ну знаешь, если Карле можно каждые две секунды ходить мыть руки, не понимаю, почему мне нельзя всего один раз сбегать в кафе за кексиком!

Франсина: Мы слушаем, Грейс. Может, тебе станет лучше, если мы возьмемся за руки?

Джемма: Нет!

Карла: Только троньте меня, и вы все пожалеете.

Второй мозг: Может, сейчас самое время? А?

Первый мозг: Когда я проснулась в больнице, всё происходящее со мной перешло на иной уровень, потому что правила стали намного строже. Я больше не могла контролировать свой дневной распорядок, а как объяснил мне потом профессор, цифры были единственным в моей жизни, чем я могла управлять.

И я вдруг разучилась считать про себя. Я больше не могла скрывать, что считаю. Мне постоянно хотелось произносить цифры вслух. Если в больнице кто-нибудь делал что-то неправильно, например брал 8 квадратиков с буквами вместо 7, играя в скрэббл, или как ни в чем не бывало приносил ужин позднее, чем обычно, меня это немного расстраивало. Я кричала. Немного. Швырялась предметами. Иногда.