Мой позвоночник слился с холодной землей, а ноги растворились в траве. Я знаю, что пора идти домой. Отпечатки множества ног, энергия, оставшаяся после мальчишек, размахивающих битами и бегающих за мячом, исчезли. Звезды мерцают, но их сегодня почти не видно. Во всем виновато световое загрязнение от домов, этих маленьких коробок на пригорке. Я зря трачу время, пытаясь сосчитать звезды, потому что только Богу это под силу. В псалмах говорится, что Он определяет число звезд на небе и знает все их по имени.

Вернувшись домой из парка, выполняю все обычные приготовления ко сну, но мне не спится. Лежу в кровати и смотрю на портрет Николы. Нечестно идти на свидание с кем-то другим. Уверена, он бы не одобрил. Сербы очень темпераментны – вспомнить хотя бы, как он расстроился, когда Маркони украл его патент на радио. Разумеется, он контролировал свой гнев и в жизни не сказал никому плохого слова, но было очевидно, что он злился.

Правда, это всего лишь ужин. Ничего такого. Помню, читала где-то, что главный элемент предательства – утаивание. А я Николе всё о Шеймусе рассказала. Этот ужин станет для меня проверкой, своего рода экспериментом. Никола ученый, он должен понять. В последнее время я чувствую себя намного лучше и скоро смогу вернуться на работу. А когда вернусь, буду разговаривать с родителями и обедать с коллегами в учительской. В моей профессии есть одна особенность – даже если ты очень организованна и всё систематизируешь, другие всегда непредсказуемы. Люди приходят слишком рано. Или опаздывают. У них ничего не получается.

Это будет мой пробный выход. Никола поймет.

Пятница. 12 градусов. Кажется, я не смогу. Хочется пойти, но я не могу. Уже 18.02, и через 8 минут пора начинать собираться. Лежу на кровати и жду, когда часы покажут 18.10. Проблема в том, что у меня болят зубы. У меня не такие красивые, кругленькие молочные зубы, как у него. Мои острые, с заточенными клыками, отчего я наверняка кажусь несдержанной и склонной к агрессии. Не могу определить, какой именно зуб болит. Может, это и не зуб вовсе? Может, челюсть или височно-челюстной сустав? Это как-то логичнее. Я много раз осматривала зубы перед зеркалом в ванной и не видела ни дырок, ни черноты. Я очень тщательно их чищу. Щеткой и зубной нитью. Видимо, всё дело в суставе, потому что челюсть раскрывается с трудом и при этом раздается потрескивание. Я об этом где-то читала. Повреждение сухожилия. Я не могу не двигать языком, вот в чем проблема. Мой язык постоянно касается одной из поверхностей моих 24 зубов, или бугорка под зубами, или нёба.

Я смогу. Смогу. Пора собираться. Ничего с моей челюстью не случится за эти несколько часов. Сперва нужно почистить зубы щеткой и нитью. Я в ванной, стою у раковины. Язык не знает, куда себя деть. Куда бы приткнуться. Где вообще должен находиться язык в нормальном положении? Не на дне же во рту, без движения. Куда тогда деваться слюне? Неужели я правда так часто глотаю? При этом звук всегда такой громкий? Откуда у меня столько слюны? Она стекает в горло, как черная река, как мутный порожистый поток. Стоит наклониться вперед, и слюна выльется на пол, растечется вокруг стоп и затопит пространство между пальцами ног. Мои подошвы взмокнут. Если так будет продолжаться, я утону в слюне. Почему мой рот словно чужой?

О Боже!

Единственная причина, почему так может быть, в том, что там действительно есть что-то инородное. У меня во рту разрастается опухоль, и оттого это странное чувство.

Я как-то читала об одном человеке, у которого в челюсти разрослась опухоль размером с апельсин. Вот и у меня теперь будет то же самое – это как библейская кара. За то, что плохо отзывалась о людях. А я постоянно плохо о них отзываюсь, но лишь потому, что они того заслуживают. И теперь я должна буду понести наказание, должна буду мучиться. Я буду ходить по улицам и смотреть в лица людей, зная, что умираю, а они будут думать, что всё в порядке. Или мне сделают операцию и вынут половину челюсти, и я перестану быть красивой. Стану уродиной. Никому не будет дела, живая я или мертвая. Моя челюсть пульсирует. Наверное, опухоль уже дает метастазы в легкие, печень или кости.

Ну всё, хватит. Пойду спать. Он как-нибудь переживет: это же не школьный бал, в конце концов. И не знакомство с его родителями. Поужинает себе спокойненько и пойдет домой. Моего номера у него всё равно нет. Я рано лягу спать, ведь это вполне оправдано в некоторых обстоятельствах – например, когда находишься при смерти.

Начинаю приготовления ко сну. Беру зубную щетку и вдруг вижу их. Неудивительно. Неудивительно, что у меня опухоль. Как же я была слепа! И какая же я идиотка!

Моя зубная щетка сделана из прозрачного твердого акрила с мягкой фиолетовой резиновой насадкой на ручке. На ее головке из маленьких отверстий торчат белые и сиреневые нейлоновые щетинки. Но сколько там отверстий? И сколько щетинок?

Как вышло, что я не знаю их числа? Как это мне никогда не приходило в голову узнать? Столько дней, каждое утро и каждый вечер! Зубы пульсируют в такт с сердцем, и я вспоминаю, что боль в челюсти иногда является первым предвестником инфаркта.

15 щетинок с краю головки. Белого цвета. В середине 6 рядов сиреневых щетинок той же высоты, что по краям; между ними по 4 ряда белых щетинок покороче. Сажусь на пол в ванной, меня всю трясет. Пальцы слишком толстые, чтобы разделить пучки щетинок на отдельные волоски. Как же это долго. Я считаю, и всё время приходится начинать сначала.

34. В первом пучке – 34 волоска. Как ни странно, во втором столько же.

Перебрав половину щетинок, понимаю, что считать становится всё труднее. Это потому, что на улице стемнело и света не хватает. Осторожно отделив пальцами сосчитанные волоски от несосчитанных, вытягиваю другую руку и включаю свет.

Когда наконец поднимаю голову, все 1768 щетинок посчитаны во второй и в третий раз, и я чувствую, что мои плечи задеревенели, а шея затекла. Вечер, тишина.

У меня в голове тишина.

Часы показывают 21.24. В ресторане как раз подают десерт. В моей квартире почти настало время готовиться ко сну. Сижу на полу и жду, пока пройдут 6 минут.

В 21.30 встаю у раковины. На этот раз, держа щетку в руке, я преисполнена уверенности. Я знаю, сколько нейлоновых волосков касаются каждого моего зуба. Я вижу их. Моим челюстям ничего не угрожает. Мои зубы в безопасности.

А потом я смотрю на щетку. Первого числа каждого месяца я покупаю новую щетку, но у этой уже потрепанный вид. Щетинки вытянулись и загнулись по краям, некоторые под ужасными углами – еще бы, ведь их столько раз тормошили и раздвигали пальцами. Моя щетка похожа на ершик для унитаза.

Я не могу чистить зубы такой щеткой.

Но я не смогу лечь спать, не почистив зубы.

Приготовления ко сну начинаются в 21.30, а уже 21.30.

Я покупаю новую щетку первого числа каждого месяца, но сегодня не первое.

Делаю глубокий вдох, потом выдох.

Я знаю, что у этой щетки 1768 щетинок, и вряд ли кто-нибудь, разве что работник фабрики по производству щеток, может похвастаться такой же осведомленностью. Вот что я сделаю. Поскольку сегодня вечер пятницы, а не обычный вечер, я начну готовиться ко сну не в 21.30, как обычно, а в 22.30. В последующем такой распорядок будет действовать каждый вечер пятницы и субботы. Хотя первое число месяца только через 6 дней, я пойду и куплю 2 новые щетки – одну буду использовать до конца месяца, а другую начну с первого числа. Эта смена щетки не в начале месяца будет происходить лишь тогда, когда мне придет в голову посчитать щетинки. Более того, я прямо сейчас пойду в супермаркет и куплю все щетки этой модели, потому что, если ее снимут с производства и введут новую, мне снова придется пересчитывать волоски.

Выполнять обычный ритуал по приготовлению к выходу из дома необязательно – я же не иду за продуктами, это всего лишь продолжение нового ритуала отхода ко сну на тот вечер, когда кончаются зубные щетки. Поэтому я просто беру ключи и сумочку и выхожу. Прямо в той одежде, которая на мне. Серых спортивных штанах на несколько размеров больше моего из ящика, помеченного ярлыком «удобная одежда». (Ярлык приклеен изнутри ящика.) Темно-голубых кроссовках. Просторной спортивной кофте, темно-синей, из того же удобного ящика. Футболке, черной. Волосы забраны в хвостик. Никакой косметики.