– Мааамааа! Я не хочу спать без тебя! Я боюсь!

– Люка, заткнись! – обозлился Николя.

– Ты просто чудовище! Как ты разговариваешь с сыном!

– Успокойтесь, успокойтесь, господа! Нет никаких проблем, одни только решения. Я могу поселить вас, всех четверых, в большой комнате на втором этаже. Там только, что сделали ремонт, и это наша лучшая комната.

– А… сколько вы с нас возьмете за номер на четверых? – осведомился Николя.

– Поскольку ошибка произошла по нашей вине, я ничего не стану брать с вас за две дополнительные кровати. Стало быть, всего семьдесят евро, включая четыре завтрака. Подарок от нас!

– Вот и отлично! – Николя успокоился.

Он, разумеется, был доволен, Флоранс это почувствовала – и разозлилась: надо же, без малейшего сожаления отказывается от ночи любви! Интересно, чем он еще способен пожертвовать ради того, чтобы выгадать семьдесят евро?

– Вам будет очень удобно, – заверила хозяйка. – Вы сможете задернуть занавески на кровати, а малышей уложить в алькове.

– Мы будем спать с вами? Ой, как я рад, мамуль, ой, до чего классно!

– Ну, Фло, расслабься уже! Я пошел за чемоданами.

– Орел и вам поможет! В котором часу подать ужин? У нас сегодня жареная утка, но, если хотите, могу сделать для детей рубленые котлеты.

Флоранс уже не хотела ничего, разве что залезть в ванну, и чтобы было тихо.

– Господи, а это еще что такое? – взвизгнула хозяйка. – Это ваш зверь?

Нептун – с мордой, носившей следы всех прихотей его желудка, и с лапами, вымазанными в грязи до самого живота, – пробрался внутрь, когда Николя выходил, и теперь свернулся клубочком у ног Флоранс.

– Да, это наш щенок, наших мальчиков, – пробормотала Флоранс.

– Мне очень жаль, мадам, но в нашу гостиницу собак не пускают. Вас разве об этом не предупредили?

– Конечно, нет! Вернее, мне в голову не пришло спросить. Понимаете, мы всего две недели назад его взяли, он еще совсем крошка, а номер я, должно быть, забронировала раньше. Но я уверена, что Нептун будет прекрасно себя вести…

– Нет-нет! Я слишком хорошо знаю, что это такое! У нас в номерах ковры, шелковые покрывала на кроватях…

– Щеночек переночует в ванной!

– Ну, да, и станет всю ночь скулить и перебудит мне всех постояльцев! Нет-нет, даже не просите!

– Мааамааа! Я хочу, чтобы Нептун спал у меня под одеял ком, как дома!

– А вот фиг тебе, теперь моя очередь! Моя подушка ему нравится больше твоего поганого одеялка!

Флоранс рухнула в кресло, уткнулась лицом в колени. Слезы капали ей на туфли. Николя, шумно отдуваясь, протиснулся в дверь с дорожной сумкой на плече и чемоданами в обеих руках. Мальчики с боевым индейским воплем на него налетели.

Какой там завтрак в номере! У них состоялся такой крупный разговор, что после него вчерашняя утка так и лежала в желудке камнем. Мальчики ночью рассопливились, а на рассвете проснулись и тут же начали переругиваться из-за щенка, слопавшего пару носков. Флоранс спустила ноги с раскладного дивана и поежилась от холода, ступив на ледяную плитку. Пробраться к двери, не наступив на детей, – их расстеленные прямо на полу матрасы занимали половину комнаты – было нелегко. Флигель оказался сарайчиком, который открывали, как правило, только на лето. Единственный электрический радиатор теплом делился скупо, а Николя с вечера закутался в одеяло на другом конце дивана и даже не попытался ее согреть.

Наконец проснулся и он, в самом паршивом настроении, и отправился на улицу, чтобы выкурить первую утреннюю сигарету. Под шелковой ночнушкой у Флоранс была теплая кофта, измятая и влажная, и теперь Флоранс чувствовала себя грязной и страшной. Прижавшись лбом к единственному окну, она с тоской смотрела на нарядный фасад главного здания. Слез у нее не осталось, но сердце просто кровью обливалось оттого, что по ее, же собственной вине упущена возможность оживить чахлое пламя любви к мужу.

А вот и он, вернулся с улыбкой на губах.

– Привет, Флоранс! Ты же не собираешься все выходные дуться! Давай-ка лучше погуляем по парку, погода чудесная!

– Мальчики еще не одеты, и я тоже…

– Влезай в джинсы и забудь на пять минут этих чудовищ! Эй, ребята! У вас есть огромный сторожевой пес, он за вами присмотрит. Я выведу маму погулять, и чтобы к тому времени, как мы вернемся, вы оба были готовы – пойдем завтракать в замок!

– Но, Николя…

– Ага, пап, заметано! Мы все равно днем никогда не боимся!

Они долго гуляли, обнявшись. О вчерашних неприятностях ни он, ни она и словом не обмолвились, оба наслаждались этой минутой, ясным утром ранней осени в нормандской деревне. Гладили лошадей, потом целовались под деревом. Николя предложил после обеда присмотреть домик, который они смогут купить, приют только для них четверых, куда будут пускать собак и откуда будут изгнаны ссоры. Флоранс кинулась ему на шею, они зашли за детьми, а потом все вместе так набросились на завтрак, что хозяйка, должно быть, пожалела о том, что включила его в стоимость номера.

После несчастного случая миновал год [1], но Каролина все еще прихрамывала, правда, в метро из-за тряски это было незаметно. Она прошла в другой конец вагона, чтобы сесть напротив человека с гитарой, постаревшего красивого мальчика лет сорока, с ярко-синими глазами и довольно длинными черными волосами. Гитара в чехле стояла у него между колен и мешала ей пробраться к сиденью [2].

– Извините! – бросила на ходу Каролина. Уж она-то была сведуща в искусстве притворяться, будто не замечает мужчину, на самом деле привлекшего ее внимание.

Едва усевшись, тут же вытащила из сумки книгу: от соседа напротив так нестерпимо несло потом, что ничего другого не оставалось, пришлось погрузиться в чтение. Инстинкт хищницы пробудился в ней лишь на мгновение – должно быть, стареть начала, а может, стала чрезмерно разборчивой. Она по-прежнему была замужем за Шарлем, но могла его терпеть лишь при условии, что в ее жизни будет другой мужчина. В собственных глазах она оправдывала хроническую неверность мужу неутоленным желанием иметь ребенка. Пусть даже все медицинские обследования и показали, что трудности с зачатием испытывает она одна, вину за то, что их семья бездетна, Каролина свалила на Шарля, поскольку он не жаждал стать отцом. И, пренебрегая всеми научными объяснениями, надеялась, что какой-нибудь мужчина окажется покрепче мужа и сумеет разбудить ее впавшие в беспробудную спячку яичники. Потом, когда, наконец, забеременеет, она еще успеет решить, кому приписать это чудесное дитя.

– Простите, мадемуазель, вы что-то уронили.

Незнакомец и Каролина одновременно наклонились, чтобы поднять выскользнувший из книги конверт. И столкнулись головами.

– Твердая у вас черепушка! – заметила Каролина, потирая лоб.

– И не только черепушка! – смеясь, ответил пожилой мальчик.

Каролине его чисто мужское хвастовство показалось неуместным, она сунула конверт обратно в книгу и стала читать дальше.

– Простите! Я сказал ужасную пошлость. Меня зовут Реми. А вы, стало быть, Каролина?

– Вы же прочли мое имя на конверте…

– И адрес тоже. Вы что, живете в лицее?

– Конечно, нет. Я там работаю. В библиотеке.

Едва договорив, Каролина пожалела о том, что выболтала столько сведений. К счастью, через две остановки ей выходить.

– А я музыкант. У меня классная группа. Было бы здорово, если бы вы пришли меня послушать!

Каролине показалось лестным, что он вот так, словно подросток, пытается ее закадрить, но тут она еще и пятно заметила на пропотевшей майке гитариста. И сказала:

– Извините, я уже приехала.

– Как жаль. Вы такая лапочка! Простите, ради бога, меня, неуклюжего.

Музыкант протянул ей руку с грязными ногтями, она сделала вид, что не заметила. Но лучики в уголках глаз у него все-таки очень привлекательные.