Она разожгла огонь, чтобы запахом горящих дров прогнать сырость и душок мышиного помета, и они устроили себе что-то вроде пикника у камина. Усевшись прямо на пол, на разостланную козью шкуру, ели руками подгорелое мясо с привкусом угля и запретности.

– Сразу вспоминается наш велосипедный поход! – вздохнула Каролина.

В этом походе, куда они отправились совсем девчонками, Элиза была за старшую. Все, что, двинувшись на поиски приключений, они взяли с собой, уместилось в деревянном прицепе. Палатка, банки с консервами, запас детского фруктового пюре в качестве десерта, газовая плитка… А из одежды и косметики – только самое необходимое для барышень, готовых к первым встречам с мужчинами.

– Мы тогда еще верили, будто они нужны для того, чтобы чувствовать себя счастливыми!

Они, все три одновременно, так отчетливо об этом подумали, что никто не смог бы сказать с уверенностью, которая из них это произнесла.

Когда Марк позвонил Элизе на мобильник, та, разомлев от сидра и каминного жара, уже почти забыла о своей роли страдающей матери.

– Ну и как ты там справляешься? – спросила она.

– Полный порядок. Сводил Люси в ресторан. Мы с ней отпраздновали ее успех. Конечно, ей было бы приятнее, если бы ты была с нами, но я понимаю…

Да нет, ничего он не понимал, но с его стороны очень мило сделать вид, будто понимает. Люси тоже захотела поговорить с мамой. Она перечислила имена всех подружек, которые участвовали в конкурсе вместе с ней. Прошли только две.

– Как ты думаешь, в Опере нас поселят в одной комнате?

Ну да, конечно! За этим отчаянным желанием поступить в знаменитую школу крылась не только любовь к танцу. Школа – это еще и подружки, и секреты, целый отдельный мир, который можно противопоставить родительскому.

– А ты, мам? Ты тоже сегодня будешь ночевать в одной комнате с подружками?

Как тогда, когда вы укладывались в палатке, подвесив к стойке карманный фонарик, неуязвимые под непрочной защитой брезента? Как тогда, когда у вас не было ни мужей, ни детей, но вы о них мечтали, не догадываясь о том, что их появление означает утрату лучшей части вашей молодости?

– Спокойной ночи, мой птенчик.

– Спокойной ночи, мамусечка!

От этого нежного прощания у Элизы повлажнели глаза. Скоро ей придется целую неделю ждать свою лапочку, свою малышку и каждое воскресенье со слезами ее провожать.

– Смотрите, что я нашла! – радовалась Флоранс.

В стенном шкафу под лестницей отыскалось пиратское сокровище – несколько покрытых слоем пыли бутылок рома.

– Вот это да! – расхохоталась Каролина. – Интересно, они были включены в стоимость дома?

«Господи, маленькая моя! – терзалась Элиза. – Что я здесь делаю, вместо того чтобы наслаждаться последними минутками, пока ее у меня не забрали?»

– Давай, Элиза! Глотни, от рома цвет лица улучшается!

Почему Каролина и Флоранс стараются не говорить с ней о ее дочери? Что это за подруги, если им дела нет до мук, которые ты испытываешь! Каролина со смехом рассказывала о том, какую новую глупость на стороне она намеревается совершить, Флоранс превозносила супружескую верность, Элиза молча страдала.

– А у тебя, Элиза, как с Жаном-Мишелем?

Боль немного утихла – возможно, под действием рома. В балетной школе детей отпускают домой на выходные. Люси будет рассказывать, что произошло за неделю, делиться тайнами… Они будут проводить много времени вдвоем. И потом, будут еще и каникулы, а если повезет, Люси когда- нибудь слегка прихворнет и ее на несколько дней отправят лечиться к родителям. Разумеется, Элиза не желает, чтобы дочка болела, но как было бы приятно ее нежить, холить и лелеять!…

– Элиза, проснись! Ты с нами или где?

– А что?

– Это плохой знак! – пошутила Каролина. – Я спрашиваю, как у тебя с Жаном-Мишелем, а ты притворяешься, будто не слышишь. Может, скрываешь от нас что-то?

«Как будто мне сейчас до него!» – подумала Элиза. Но ей было приятно, что подружки все еще считают ее способной нравиться. Особенно сегодня, когда она почувствовала себя старушкой.

– Звонит время от времени, – соврала она.

– Так действуй! – затормошила ее Флоранс.

– Ну ты и нахалка! Сама образец добродетели, а многодетную мать к чему подталкиваешь?

Элиза осеклась. Многодетная мать! Скорее всего, это и есть недостающее звено между «молодыми женщинами» и «пожилыми людьми».

– Если говорить абстрактно, я всегда стою за верность, – объяснила Флоранс. – Но тебе, по-моему, не помешает немного отвлечься.

«Как будто любовник поможет мне забыть о том, что у меня отняли мою деточку! Я безутешна! Хотя… возможно, страдающая мать имеет право менее сурово к себе относиться… Черт возьми! От рома нисколько не лучше!»

Полено догорело. Скрипнул ставень. Подружки умолкли, сбились в кучку, прижались одна к другой и уже начинали дремать. Им было хорошо, как когда-то в палатке. Флоранс взяла Элизу за руку, Каролина пристроила голову ей на плечо. И больше никаких слов, только сила дружбы. Конечно же, Флоранс и Каролина все понимают насчет Люси. Но зачем снова это ворошить?

Заночевали в детской, Элиза и Флоранс втиснулись в одну кровать. Они снова были в том возрасте, когда шушукаются в темноте, когда заливаются смехом, оттого что Флоранс во сне разговаривает, когда испуганно взвизгивают, если летучая мышь стукнет в окно. Наконец, не думая о том, что готовит им новый день, затаившийся на краю ночи, они уснули.

– Ну как, Элиза, получше тебе? – спросила Флоранс, не отрываясь от чашки кофе.

– Вроде да. А Каролина еще спит?

– Никак не проспится!

Флоранс проснулась свежая, румяная, с блестящими волосами. Элиза растерла щеки: может, это крайнее средство исправит впечатление от набрякших век и землистого цвета лица… Усевшись напротив Флоранс, она принялась намазывать на хлеб масло.

– Я сейчас поговорила с Люси. До конца недели она поживет у своей преподавательницы. Будет готовиться ко второму туру.

– Не пойму, что тебя смущает!

– Они с отцом все решили сами, а меня даже не спросили. Если не считать этого, все хорошо.

– Конечно, хорошо! Дети пристроены до конца каникул. Скажешь Марку, что тебе необходимо побыть одной, – и радуйся жизни! Вряд ли он найдет что возразить, при нынешних-то обстоятельствах. Ах, если бы у меня было целых пять дней!…

Да как она может развлекаться, когда у нее вот-вот отнимут Люси?

– Тебе полезно выбраться из дома, – уговаривала Флоранс.

У Элизы под глазами набрякли горестные мешки, они оттягивали книзу все лицо. Она сознавала, сколько усилий потребуется, чтобы вновь обрести человеческий облик, и не верила в успех.

– Послушай, Флоранс, как тебе кажется, я не созрела для подтяжки?

На самом деле ни о какой подтяжке не могло быть и речи. Она слишком молода и слишком боится уколов, чтобы позволить кромсать себя почем зря. Но Флоранс, сдвинув брови, пристально ее изучала.

– По-моему, ты можешь еще немного с этим подождать.

– Еще немного? Думаешь, скоро все- таки понадобится?

– Я не это имела в виду.

– Вот как? Ну а что ты имела в виду?

– Да ничего! Просто мне противна эта навязанная погоня за молодостью, и я уверена, что в тысячу раз лучше жить с морщинами и седыми волосами, чем стать похожей на мумию Рамсеса! Но я же понимаю, почему тебе хочется выглядеть моложе, – обстоятельства диктуют. И знаю, как тебе тяжело…

Флоранс взяла Элизу за руку, поцеловала подругу. Элиза уронила слезинку на плохо выглаженную скатерть: сразу вспомнилось, как Люси всовывала свою руку в ее, когда они вместе куда-нибудь шли. Теплая доверчивая ладошка. Надо учиться жить без этой маленькой радости на каждый день.

– Ей ведь и десяти еще не исполнилось! – всхлипнула она.

– Знаю, знаю, – прошептала Флоранс. – Ну давай, поплачь всласть!

– Вчера вечером я почти уже не думала об этом. А с утра как волной накрыло…

– Вчера вечером мы напились… Разве тебе станет легче, если мы сделаемся законченными алкоголичками?