Раздосадованная и огорченная Флоранс отправилась изучать остальные комнаты при тусклом и неверном свете свисавших с потолка голых лампочек. «Пятнадцать ватт, никак не больше!» – злилась она, отыскивая хоть какое-нибудь дополнительное средство освещения. Напрасно – ничего другого им не полагалось.

Не очень-то весело начинался отпуск в этих стенах, кое-как покрашенных прямо по остаткам пробковых панелей и обрывкам обоев! А на то, что удастся вырваться из мрачной обстановки и устроиться в саду, нечего было и рассчитывать: барометр упал так низко, что о солнце можно было забыть…

Воспоминание об испорченном отпуске, щедро сдобренном супружескими перебранками и детскими простудами, за год из памяти Флоранс не изгладилось, горечь не выветрилась, обида по-прежнему жгла. Потому и нынче она не особо верила в удачу.

Конечно же, машина, которую Николя взял напрокат, оказалась слишком мала, и один чемодан пришлось втиснуть на заднее сиденье между детьми. Тем не менее со стоянки в аэропорту Аяччо они выехали веселые. Погода стояла дивная, и заставлять себя восторгаться красотой пейзажей не приходилось.

Около часа они двигались по извилистой дороге, пересекавшей Корсику с севера на юг. Мальчиков укачало, они передрались, но Флоранс продолжала улыбаться. Слишком долго она ждала этого отпуска, этих несчастных трех недель из пятидесяти двух, чтобы первая же мелкая неприятность могла испортить ей настроение.

– Вот и наша деревня! – объявил Николя.

– А море, море-то где? – сразу же заскулил Адриан.

– До него всего десять минут езды, малыш.

– Ага, и опять с поворотами, от которых тошнит!…

Флоранс отвлекла детей, показав им стадо коз. Саму ее пленяли дома, лепившиеся по склону горы и соединенные между собой каменными лестницами. И непроходимые заросли вокруг – шелестящие и мощно благоухающие бессмертником. К тому же обе лавки – сырная и бакалейная – обещали, что можно будет вволю полакомиться…

Они миновали дом с запертыми ставнями, от которого уступами к морю спускался сад. Увидев прицепленную к ограде табличку «СДАЕТСЯ», Флоранс только что не запрыгала от радости: пусть даже Николя и снял только первый этаж, но там целых восемь окон, за которыми непременно должны быть большие светлые комнаты!

– Почему ты не остановился? – удивилась она.

– Хозяйка сказала – первый дом справа после развилки, а мы до нее еще не добрались.

– Хочу в «Клуб Микки»! – ныл Адриан, у которого от его бретонских каникул только это и осталось в памяти.

– Ну вот, теперь приехали! Я поставлю машину прямо перед домом, чтобы удобнее было выгружать вещи.

В самом деле, так удобнее. Дворик «их» дома выходил на земляную автостоянку.

– Послушай, Николя, а ты точно не ошибся адресом? – забеспокоилась Флоранс, чувствуя, как ее восторг начинает угасать.

– Да ты что? Конечно, нет! Правда, здесь чудесно?

– Чудесно?! Да ты посмотри на размер этого двора! Сколько тут? Два на два метра? И эта стоянка…

– Милая, но ты же сама видишь, что на такой узкой улочке припарковаться невозможно. Наверняка за домом есть еще один двор.

Никакого другого двора там, конечно же, не оказалось. Вдобавок в самой лачуге было одно-единственное окно – и больше никаких отверстий, если не считать входной двери. Внутри – два темных загончика, которые притворялись спальнями, остальное пространство занимали ванная и кухня- гостиная. Обставлено все это было хламом, явно спущенным с верхних этажей, где обитали сами хозяева.

– Ну конечно, когда стоянка прямо перед домом, гараж им уже ни к чему! Так почему бы не разжиться деньжатами, превратив его в ловушку для дураков! – простонала Флоранс.

– Дорогая, но ведь здесь нам только ночевать придется, а целый день мы будем гулять или купаться в море.

– Вот-вот, давай теперь поговорим про море! Видишь его – во-о-он там, вдали? До него не меньше получаса езды, а детей в машине укачивает!

Флоранс расплакалась. Николя сделал вид, будто не замечает ее слез, и начал разгружать машину. Дети, не успев войти в дом, немедленно переругались из-за того, кому достанется верхнее место на двухэтажной кровати.

Зато вечер, против всех ожиданий, прошел более или менее спокойно. Разобрав чемоданы, разложив вещи по прозрачным гардеробам с молниями, отмыв белую пластмассовую садовую мебель и убрав зонт с рекламой кока-колы, Флоранс накрыла на стол: поставила на него разрозненные тарелки и стаканчики из-под горчицы. Мальчики, заметив наконец, что мама расстроена, ободрали соседские герани и принесли ей по букетику. Николя, взявшись готовить ужин, шумно восторгался царящим вокруг покоем и красотой, окружающей их приют.

Когда мальчики улеглись, Флоранс позволила себе выкурить первую за день сигарету.

– Вот увидишь, нам будет здесь очень хорошо, – уверял ее Николя. – С тех пор как мы приехали, перед домом припарковались всего-навсего две машины.

– Три, но какая разница… Не старайся, Нико, признай, что лопухнулся! Конечно, мы и на этот раз как-нибудь приспособимся – все равно ничего другого не остается.

– Неужели ты предпочла бы гостиницу?

– Само собой!

– Да ты только посмотри! Я все купил, приготовил ужин, помыл посуду. И даже твой любимый журнал купить не забыл! Тебе же весь отпуск ничего не придется делать…

Но ни старания мужа, ни его виноватый собачий взгляд на Флоранс не подействовали: долго ему теперь придется вымаливать у нее прощение…

Едва начав листать этот женский журнал, Флоранс поняла, что сегодняшнее разочарование, равно как и сегодняшний ужин, ей переварить не удастся: слишком тяжелая это для нее пища. Какую страницу ни откроешь – на каждой виллы с бассейнами, семейные обеды за изысканно накрытым столом в увитой розами беседке, маленькие и нестерпимо соблазнительные платьица, в каких только и можно выходить во внутренний дворик роскошного отеля, освещенный мягким светом ламп под стеклянными колпаками. Почему, ну почему, страдала Флоранс, разглядывая белоснежное чудо из тонкого шелка, почему нам недоступны такие платья в том возрасте, когда их еще можно носить? Вот сейчас я бы его купила, пусть бы оно и обошлось во столько же, сколько двухнедельное проживание в этой конуре… Ну и на кого бы я была в нем похожа? На престарелую причастницу?

В общем, чтение ее не только не развлекло, но окончательно испортило настроение, и недалеко было до грозы. Облизнувшись на облицованную черным мрамором ванную с видом на океан, она уединилась за нейлоновой занавеской душа. Хотя из насадки с головой Микки текла жалкая струйка, весь пол непонятным образом оказался залит. Флоранс, чертыхаясь, улеглась спать в чулане без окон, а Николя отправила на диван в гостиной, сказав, что кровать для двоих слишком узка.

– Господи, да ты же меня просто спасла! – воскликнула Флоранс, едва выйдя из вертолета.

– Могу ответить тем же, дорогуша, слово в слово! – улыбнулась Элена.

В те времена, когда Флоранс еще работала пресс-атташе фирмы грамзаписи, ей было поручено заниматься молодой греческой певицей, сопрано, ее ровесницей Эленой Элеонатис. С тех пор певица успела прославиться на оперной сцене, но Флоранс, которая так ради нее расстаралась, никогда из виду не теряла. Правда, близкими подругами они не стали, но друг друга по-прежнему ценили, и два-три раза в год Элена приглашала Флоранс приехать куда-нибудь ее послушать, оплачивая при этом билет на самолет и номер в гостинице. На самом деле щедрость эта была не вполне бескорыстной: Элена не переносила одиночества и всегда устраивалась так, чтобы в поездках ее сопровождал муж или одна из подруг, а если никого из близких под рукой не оказывалось, она открывала записную книжку в поисках адреса Флоранс.

– Я забронировала для тебя номер в «Hotel de Paris» – будет в самый раз после твоей корсиканской лачуги!

– Ой, не говори! Всего одну ночь там провела, а второй точно не пережила бы!

– Николя легко тебя отпустил?

– Он сейчас очень занят: я дала ему два дня на то, чтобы найти для нас пристойную гостиницу на берегу моря!