— Не знаю. Не так уж это и ужасно. Многие люди занимаются опасными делами. Затяжные прыжки… Альпинизм.
Но Баллард не отвечает. Она застыла, выпрямившись на койке. И вдруг протягивает руку и включает свет.
Лени Кларк моргает от неожиданности. Но яркий свет тут же меркнет — глазные линзы притемняются.
— Господи боже! — орет ей Баллард. — Ты теперь и спишь в этом сраном костюме?!
Кларк об этом как-то не думала. Так казалось проще.
— Я тут тебе душу изливаю, а на тебе эта механическая рожа.! У тебя даже не хватает порядочности показать свои чертовы глаза.
Кларк ошеломленно отступает. Баллард вскакивает с матраса и делает шаг в ее сторону.
— Подумать только, а ведь пока они не дали тебе этот костюмчик, ты вполне могла сойти за человека! Пойди поищи себе подружку в своем сраном океане!
И она захлопывает переборку прямо в лицо Кларк.
Несколько секунд Лени Кларк разглядывает герметичную перегородку. Она знает, что ее лицо спокойно. Ее лицо почти всегда спокойно. Но она стоит не двигаясь, дожидаясь, пока скорчившаяся тварь у нее внутри чуточку развернется.
— Да, — очень тихо говорит она наконец. — Думаю, я так и сделаю.
Когда она выныривает из шлюза, Баллард уже ждет ее.
— Лени, — тихо говорит она, — нам нужно поговорить.
Кларк нагибается, снимая ласты.
— Давай.
— Не здесь. У меня в каюте.
Кларк смотрит на нее.
— Пожалуйста.
Кларк лезет вверх по трапу.
— Ты не собираешься снимать… — Кларк смотрит на нее сверху, и она обрывает себя: — Ничего. Все нормально.
Они поднимаются в кают-компанию. Баллард выходит вперед. Кларк проходит за ней по коридору в каюту. Баллард запирает переборку и присаживается на койку, чтобы дать место Кларк.
Кларк озирается в тесной комнатушке. Баллард завесила зеркальную переборку запасной простыней.
Она похлопывает по матрасу рядом с собой:
— Проходи, Лени. Садись.
Кларк неохотно садится. Неожиданная доброта Баллард приводит ее в замешательство. Она не вела себя так с тех пор…
«…С тех пор, как взяла верх».
— Может, тебе неприятно это слышать, — говорит Баллард, — но нам надо снять тебя со станции. Им вообще не следовало тебя сюда допускать.
Кларк не отвечает. Ждет.
— Помнишь тесты, которые нам давали? — продолжает Баллард. — Они измеряли устойчивость к стрессам: к замкнутому пространству, к продолжительной изоляции, к постоянной опасности и все такое.
Кларк слегка кивает:
— Итак?
— Итак, — говорит Баллард, — ты хоть раз задумывалась, что они измеряли эти качества, не зная, какого рода личность может ими обладать? Или каким образом она их приобрела?
Внутри у Кларк все замирает. Снаружи ничего не меняется.
Баллард чуточку склоняется к ней.
— Помнишь, что ты говорила? Насчет альпинистов и парашютистов, и почему люди намеренно подвергают себя опасности? Я тут все читала, Лени. С тех пор, как я тебя узнала, я много читала…
«Узнала меня?»
— Так вот, ты знаешь, что общего у всех искателей опасности? Они все утверждают, что по-настоящему живешь, только когда близок к смерти. Они не могут без опасности. Она их возбуждает.
«Вовсе ты меня не знаешь…»
— Среди них бывают ветераны войн, или люди, которых долго держали в заложниках, или они по той или иной причине долгое время провели в опасной зоне. И у многих из них возникает непреодолимое влечение…
«Никто меня не знает…»
— Они могут быть счастливыми только на краю, только все время стоя на краю… У многих это начиналось довольно рано, Лени. Еще с детства. Ручаюсь, что и ты… Ты ведь даже не переносишь, когда к тебе прикасаются…
«Уходи. Уходи».
Баллард кладет руку на плечо Кларк.
— Долго ты терпела насилие, Лени? — мягко спрашивает она. — Сколько лет?
Кларк сбрасывает ее руку и молчит. «Он не хотел ничего плохого». Она передвигается на койке, чуть отворачиваясь.
— Так и было, да? У тебя выработалась не просто терпимость к боли, Лени, ты приобрела пристрастие к ней. Так?
Кларк требуется всего одно мгновение, чтобы опомниться. Ей помогают «кожа» и непроницаемые линзы на глазах. Она хладнокровно поворачивается к Баллард. Она даже слегка улыбается.
— Нет, — говорит она, — не так.
— Там работает определенный механизм, — объясняет ей Баллард. — Я о нем читала. Знаешь, Лени, как мозг справляется со стрессом? Он выпускает в кровоток разнообразные наркотические стимуляторы: бета-эндорфины, опиаты. Если это случается достаточно часто на протяжении длительного времени, ты попадаешься на крючок. Тут ничего не поделаешь.
Кларк слышит звук, который исходит из ее горла: рваный кашляющий звук, как если бы вдалеке рвался металлический лист. Мгновение спустя она узнает в нем смешок.
— Это не я придумала, — настаивает Баллард. — Если не веришь, почитай сама. И сколько подвергавшихся насилию детей потом проводят всю жизнь, цепляясь за жестоких мужей, или занимаясь самоистязанием, или затяжными прыжками!
— И от этого счастливы, так, что ли? — с холодным презрением осведомляется Кларк. — Им нравится, когда их насилуют, или колотят, или…
— Нет, конечно, ты не счастлива, — перебивает Баллард. — Но чувство, которое ты испытываешь, вероятно, ближе всего к счастью из всего, что тебе доводилось когда-нибудь переживать. Так что ты принимаешь его за счастье, ты повсюду ищешь стрессы, как можно больше стрессов. Это — психологическая наркомания, Лени. Ты сама напрашиваешься. Ты всегда напрашиваешься сама.
«Я сама напрашиваюсь… Баллард читала, Баллард знает: жизнь — просто электрохимия. Бесполезно объяснять, каково это. Нет смысла объяснять, что есть вещи много хуже, чем побои. Хуже даже, чем когда тебя прижимает и насилует собственный отец. Бывают промежутки, когда ничего не происходит. Когда тебя оставляют в покое, и ты не знаешь, надолго ли. Ты сидишь за столом напротив него, заставляешь себя есть, пока изуродованное нутро пытается кое-как затянуться, и он треплет тебя по головке и улыбается тебе, и ты знаешь, что передышка уже слишком затянулась, что он придет к тебе этой ночью, или назавтра, или, может быть, через день.
Ясно, я напрашивалась. Как еще я могла с этим покончить?»
— Слушай, — говорит Кларк. Голос у нее дрожит. Она глубоко вдыхает и начинает заново: — Ты совершенно не права. Совершенно. Ты нисколько не понимаешь, что происходит.
Но Баллард качает головой:
— Очень даже понимаю, Лени. Ты пристрастилась к боли, и ты выходишь отсюда и дразнишь Разлом: «Ну-ка, убей меня!», и рано или поздно он убьет, как ты не понимаешь? Вот почему тебе нельзя здесь оставаться. Вот почему нам надо отправить тебя наверх.
Кларк встает.
— Я не вернусь туда.
Она поворачивается к переборке.
Баллард тянется к ней.
— Подожди, дослушай до конца. Это еще не все.
Кларк сверху с полным безразличием смотрит на нее.
— Спасибо за заботу. Но я выхожу, когда мне вздумается.
— Если ты сейчас уйдешь, ты сама себя выдашь. Они же за нами наблюдают! Неужели ты еще не додумалась? — Баллард говорит все громче. — Слушай, они все про тебя знают! Они и искали кого-нибудь вроде тебя! Они нас испытывают, они еще не уверены, какой тип личности больше пригоден для работы здесь, на глубине, вот они и следят и ждут, кто первым сломается! Вся программа еще на стадии эксперимента, ты что, не понимаешь? Все, кого они послали вниз: ты, я, Кен Любин и Лана Чанг — всех нас хладнокровно испытывают…
— И ты завалила экзамен, — тихо бормочет Кларк. — Понимаю…
— Они нас используют. Лени, не ходи туда!
Пальцы Баллард тянутся к ней, как присоски осьминога. Кларк отталкивает их. Она отпирает замок и толкает переборку в сторону. Она слышит, как за ее спиной вскакивает Баллард.
— Ты больна! — кричит она.
Что-то бьет Кларк в затылок. Она вылетает в коридор и растягивается на полу. Одна рука застревает в переплетении трубок. Больно.
Она перекатывается на спину и, защищаясь, вскидывает руку. Но Баллард просто перешагивает через нее и бежит к кают-компании.