— Почему бы тебе не помочь? Купи вуаль себе на свадьбу. С твоей стороны будет очень благородно взять на себя расходы. Кроме того, именно у тебя останется эксклюзивная вуаль Веры.

— О да-а-а!!! Я могла бы взять вуаль, в виде одолжения, которого, учти, никто от меня не требовал.

— Все на Парк-авеню, 660, сочтут, что ты самая великодушная из ее подруг. Господи, можешь себе представить все унижение расторгнутой помолвки? Вообрази: ты — девушка-которая-почти-вышла-замуж. Как ей теперь спокойно зайти в Киприани, выпить бокал «Беллини»? О-о Господи, какой стыд!

Остается надеяться, что эти добросердечные люди доставили меня в уютную психушку вроде Отделения Разорванных Помолвок на горе Синай.

— Сама знаешь, как я не люблю сплетен, и, надеюсь, ты никому не передашь, но я слышала, будто все кончилось, потому что Зак поймал ее, когда она передавала Джулии SMS, пока он… ну, сама понимаешь…

— Что?

Шепот, шепот. Бесконечные «пс-с-ст», «ах-х-х», «ш-ш-ш»…

— Не-е-ет!

— Да-а-а!

— О Боже! Просто класс! Как по-твоему, она научит меня это делать?

Я разлепила веки. В комнате было почти темно, и я едва различила две светлые гривы, лихорадочно мотавшиеся взад-вперед.

— Дафна тебя научит, — с трудом пролепетала я. Обе головы резко вскинулись. На меня уставились Джолин и Лара.

— О, слава Богу! — выдохнула Джолин. — Она жива.

— Где я? — пробормотала я.

— В гостевой спальне номера Джулии. Только что отделанной Трейси Кларксон, которая занимается абсолютно всеми домами голливудских звезд. Представить невозможно, до чего здесь шикарно!

— Почему я здесь?

— Твой жених бесчеловечно бросил тебя после того, как занимался с тобой сексом и…

— Ой! — взвизгнула Лара. — Совсем необязательно перечислять все интимные сексуальные подробности! Даже ксанакс не стирает подобных деталей. Каждый кошмарный момент был выжжен в мозгу раскаленным железом. Меня тошнило от ужаса и потрясения. Теперь я точно знаю, что чувствовала та бедная девочка в «Изгоняющем дьявола».

— Дорогая, ты должна поесть, — заметила Лара. — Сейчас закажем что-нибудь в номер. Что ты хочешь?

— Только серебряный фруктовый нож.

— Что? — удивилась Джолин.

— Серебряный нож для фруктов, — повторила я. — Чтобы элегантно перерезать запястья.

— Совершенная клиника, — прошептала Джолин Ларе. «О, хорошо, — подумала я, — недолго ждать той минуты, когда меня отправят на курорт «Уи-Кэа», этот чудесный центр психотерапии в Калифорнии. Нью-йоркские журналисты регулярно впадают в клиническую депрессию, поскольку это означает, что можно брать отпуск почти ежемесячно и заодно заняться собственными делишками. Говорят, там обеспечивают даже самый модный нынче японский массаж нагретыми камнями.

Самое трагичное в ксанаксе — это когда рано или поздно кто-то вроде Джулии объявляет, что с тебя хватит, и больше не дадут ни таблетки. Когда несколько часов спустя действие последней окончательно выветривается, страх проникает сквозь стеклянные двери и забирается под шелковые простыни Джулии. Одиночество змеей обвивало мое тело, как дым от ее свечей «Диптик». Я покрылась потом: лицо увлажнилось, кожа горела, в мозгу угнездилось омерзительное осознание того, что разбитое сердце есть разбитое сердце — независимо от того, кто обставлял гостевую спальню, где ты страдаешь от разбитого сердца. Нужно предупредить Джулию, что, к несчастью, белье от Фретт абсолютно не защищает от личной романтической трагедии. Я позвала Джулию, и она осторожно прокралась в комнату.

— Пожалуйста, позволь позвонить Заку, — взмолилась я. — Мне нужно все выяснить.

С самого моего появления вчерашней ночью Джулия не подпускала меня к телефону.

— Только помолвки и разводы делают людей по-настоящему счастливыми, — заявила она. — Тебе повезло: ты легко отделалась. Не звони ему, только хуже будет.

— Но я люблю его, — слабо прошептала я.

— Ты не влюблена в него. Ты его хочешь. Как можно любить мужчину, которого почти не видишь? Мой психоаналитик считает, что ты одержима романтическим идеалом. Тебе нужна не реальность, а идея. Реальность же заключается в том, что он чудовище.

Больше всего на свете ненавижу мнение профессионала, которого я не спрашивала. Шринк Джулии понятия не имеет о моем Том Самом и Единственном.

— Почему тогда он посылал мне все эти подарки, твердил, что я самая остроумная девушка на Манхэттене, и просил выйти за него? Это не имеет смысла, — умоляюще бормотала я.

— Знаешь что? Имеет, и вполне. Для парня вроде Зака, с бездной вкуса и уймой денег, ничего не стоит увлечь девушку. Куда труднее действительно быть рядом с кем-то, сделать этого кого-то частью своей жизни. Он предпочитает погоню, — пояснила Джулия, словно вдруг стала Опрой или кем-то в этом роде.

— Пожалуйста, дай мне позвонить…

— Лучше отдохни, — мило улыбнулась она и вышла из комнаты. Но оставила сотовый на постели. Я набрала номер Зака, и после моего обычного торга с ассистенткой он все же подошел к телефону.

— Да, — сказал Зак вполне нормальным тоном. Может, ничего такого не случилось?

— А если нам встретиться и… ну, понимаешь… обсудить…

— Я слишком занят, — перебил меня Зак.

— Но это очень серьезно. Нам нужно поговорить, — настаивала я.

— Я уезжаю из города. Потом перезвоню, — бросил он и отключился.

Меня охватило отчаяние. Даже зная, что Зак вел себя возмутительно, я, кажется, все еще любила его. Нет ничего мучительнее, чем безумно любить кого-то, кто больше не влюблен в тебя безумно. Как мы могли дойти от «до чего же забавно, что ты не умеешь готовить» до такого? Я чувствовала себя героиней одного из омерзительно тоскливых и до ужаса угнетающих фильмов с Мэрил Стрип, где все живут на окраине, носят дешевую одежду и не понимают, что происходит с их отношениями.

— Теперь я никогда не верну его, — запричитала я, когда Джулия заглянула в спальню. — До чего же мне тяжело! Я позвонила, и он сказал, что уезжает из города!

— Не понимаю, почему ты нарываешься на новые оплеухи, — раздраженно пожала плечами Джулия. — Я же говорила, он чудовище, и ты только сейчас получила очередное доказательство.

Я понимала, что Джулия права, но легче от этого не становилось. Подобные иррациональные модели поведения присущи многим нью-йоркским девушкам: чем хуже мужчина обращается с ними, тем отчаяннее они борются за него. Если им удается снова заполучить его, он еще больше издевается над ними. Тогда они сами разрывают все отношения, потому что он жесток и подл, впрочем, как всегда, а они выглядят нормальными, рациональными и собранными. Основной смысл эксперимента — отвергнуть самой, вместо того чтобы быть отвергнутой. Уж Джулии, кажется, следовало бы это понять, поскольку она, возможно, самая иррациональная девица в городе.

Правда, Джулия очень старалась развеселить меня. Но почему-то все, что бы ни сказала она или кто-то другой, угнетало меня еще больше. Особенно когда Джулия заявила:

— Он не заслуживает такой классной и хорошенькой девушки, как ты.

Мне стало совсем плохо. Видите ли, именно это я сама говорю не особенно красивым или шикарным девушкам, чтобы утешить после того, как их бросил очередной бойфренд.

Я не покидала гостевую спальню Джулии трое суток. Зак ни разу не позвонил. У меня развился тяжелый случай «разрыврексии», болезни, которая поражает всех девушек в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, когда анорексия приобретает угрожающие формы и ты вполне можешь влезть в детские размеры. Я ничего не могла есть, даже ванильные кексы, заказанные Джулией специально для меня в кондитерской «Магнолия». Кожа да кости — вот все, что от меня осталось. Лара честно старалась утешить меня, повторяя, что хотела бы заполучить «разрыврексию» и не тратить целого состояния на специалистов по питанию и личных тренеров. Но правда заключалась в том, что я выглядела, как зубочистка, и чувствовала себя большим кровоточащим куском плоти, чем-то вроде сырого бифштекса. Только лучше уж быть бифштексом, потому что бифштекс нужен всем, а я не нужна никому. То есть самое время поселиться в Отеле, где разбиваются сердца, когда чувствуешь себя менее желанной, чем сырое мясо.