Склонённого перед ним сорокалетнего мужчину звали Ганс Розберг Оберштайн, и хотя он носил звание полковника, последний раз надевал форму лет десять назад на церемонии присвоения этого самого полковничьего звания. Сейчас на нём были потёртые синие джинсы и коричневая кожаная куртка, одетая на голое тело. Огромная тёмная кепка, которую он держал в руках, и коричневые ботинки придавали ему вид законченно-комичный. Он знал это, даже, скорее сказать, нарочно способствовал этому. При его работе не стоило лишний раз показывать свой ум и аристократичность породы. Впрочем, это не касалось его начальства. Оно отлично знало, на что способен Ганс Розберг. Сейчас в душе он едва не рыдал, зная, какую недопустимую ошибку совершили его подчинённые, и всё же надеялся на чудо и верил, что его простят. Но когда генерал заговорил вновь, Ганс понял, что его судьба висит на последнем волоске, и мысленно сжался, готовый к самому худшему.
— Вы идиот! Если Вашим таким же идиотам- подчинённым не удалось найти у поганого землянина дискету, это ещё не значит, что он её уничтожил! Скорее- наоборот, размножил и разослал по разным адресатам. Благодаря Вам у него было на это время. Но я не могу понять лишь одного: как Вы, имея на руках все козыри, не смогли вытянуть из этого человека правды? Почему он умер раньше, чем Вы узнали, где находится компроментирующий нас материал? Отвечайте! — генерал рявкнул так, что задрожали каменные статуэтки Кариатид, поддерживающих перекрытия входа.
Ганс Розберг сглотнул вставший посреди горла комок и едва слышно выдавил:
— Мы не успели. Он снёс себе полчерепа прежде, чем мы выломали дверь. Мы предполагали такой вариант и специально дожидались момента, когда он отправится принимать душ, но он застрелился, едва выскочив из ванной.
На лице генерала отразилось негодование.
— Тогда почему так выглядит тело? — Лопес схватил со стола кипу утренних газет и ткнул пальцем в фотографии с места преступления, красовавшиеся на первых страницах изданий. Тело убитого было обезображено многочисленными ударами, уколами, ожогами и прочими способами причинения боли. Не нужно было быть слишком умным, чтобы понять, что человека перед смертью пытали. Ганс даже не стал глядеть на фото. Он и без того хорошо знал, что там изображено. Вместо этого он опустил голову ещё ниже и едва слышно выдавил:
— Это Локтев. Он ворвался первым, и прежде чем мы смогли остановить его… Полковник был в агонии. Сильное сердце. Оно никак не хотело останавливаться, а Локтев был зол очень зол. Мерзавец ушёл у него из-под самого носа…
Лицо генерала побледнело и приняло отчётливо брезгливое выражение. Его гнев поостыл, но не совсем угас.
— Локтев? Локтев, Локтев… — повторил он трижды, как бы вспоминая, хотя хорошо знал долговязого майора из отдела внутренних расследований, как-то оказавшего генералу услугу интимного характера, вследствие чего командующий ВКРС при его упоминании чувствовал себя несколько стеснённо. И вот сегодня у него появилась возможность сделать так, чтобы даже имя майора больше никогда не произносилось в стенах этого здания. — Я, кажется, его помню. Это не тот ли майор, что отличился года полтора назад в поимке дезертира, бежавшего из центра "Б".
— Так точно, Ваше Преосвященство! — Оберштайн едва не щёлкнул каблуками, всё же военная выучка давала себя знать.
— Я всегда говорил, что его следует отстранить от выполнения оперативных заданий. В его действиях слишком много эмоций. — При слове "эмоций" генерал едва подавил желание вызвать к себе майора на конфиденциальную беседу. Майор был эмоционален, ах, как эмоционален! И это нравилось генералу больше всего. Но его ранг, его положение не позволяло отпрыску фамилии Лопес опуститься до отношений с обыкновенным потомком слуг, выбившимся в офицеры. Хорошо, что майор умел держать язык за зубами, а то бы, несмотря на свое положение, генералу грозило немедленное снятие с должностей и разжалование до полковника, что неизбежно повлекло бы за собой потерю той ведущей роли, которую на протяжении уже нескольких веков играл род Лопес. Мысли, промелькнувшие в голове у генерала, заставили его на мгновение задуматься. Но он взял себя в руки и, придав своему лицу маску холодного равнодушия, добавил: — Гнев, злоба… Этот рок, терзающий нашу расу, должен искореняться любыми доступными способами. Сейчас мы ещё можем допустить выход гнева у отдельных представителей расы, если он, конечно, направлен в сторону людей. Но после окончательного захвата власти мы будем беспощадно избавляться от индивидуумов, не умеющих контролировать самого себя. Разве нам мало истории собственной планеты, когда в результате ссоры, вспыхнувшей во время званого ужина, была уничтожена большая часть расы? Только чудо и гений наших учёных помогли горстке храбрецов — наших предков долететь до Земли и затеряться в массе местного населения. Теперь, когда до заветной цели захвата власти на планете остались считанные годы, а может, и месяцы, а может, и дни, нельзя допустить, чтобы из-за излишнего интереса общественности наше присутствие на планете, наши грандиозные планы раскрылось. Тем более остро этот вопрос встаёт в связи с утечкой информации, допущенной нашим высшим руководством.
Генерал прикусил язык, внезапно осознав, что он ляпнул лишнее. Не стоило при Оберштайне отзываться подобным образом о руководстве. Тем более, что дискета была выкрадена аж из офиса самого канцлера. Чтобы как-то сгладить сказанное, он похлопал по плечу полковника, и уже не так громко, но очень отчётливо проговорил:
— Я должен был бы Вас уничтожить, но нам сейчас как никогда нужны специалисты Вашего класса, поэтому Вы, полковник, уйдёте отсюда и займётесь своим делом, но помните — следующая ошибка станет для Вас последней. — Он потёр рукой подбородок. — А Локтева — в расход.
Генерал замолчал, и Оберштайн понял, что гроза миновала, пока… Его Преосвященство не шутил, когда говорил о последствиях следующей ошибки…
Проводив Сергея, отец Никодим сел за компьютер и ещё раз проглядел переписанные с дискеты данные. Картина была ужасной. Зандры хотели сперва поработить землян, а впоследствии и уничтожить всех до последнего, введя в мозг программу управления и, обратив их в тупых биороботов, выполняющих любые прихоти своих новых хозяев. Даже закрыв глаза, взор генерала Ильченко видел миллионы концентрационных лагерей, паутиной колючей проволоки окутавших всю Землю. Даже планировавшееся полное уничтожение колоний на Марсе не казалось столь жестоким в сравнении с участью оставшихся в живых. Что толку быть в своей плоти и не иметь своих мыслей? Или ещё хуже — иметь их и не быть столь сильным, чтобы им противиться. Круг замкнулся. Смутные подозрения, терзавшие бывшего генерала, обрели чёткие очертания. Но беда оказалась гораздо ближе, чем предполагали самые скептически настроенные аналитики. Ни войны прошлого, ни Ново-Марсианское столкновение с забытыми монстрами исчезнувшей цивилизации не шли ни в какое сравнение с надвигающейся опасностью. Как справиться с ней, гибкий ум генерала пока не знал. Он встал, прошёлся по комнате, задумчиво почесал затылок и, вновь опустившись в кресло, уткнулся лицом в ладони. Оставалось лишь ждать.
Ганс Розберг Оберштайн крутанул руль и, заложив вираж над зданием полицейского управления, бросил свой взгляд на посадочную площадку, выискивая на ней свободное место. На сей раз на нём был коричневый шерстяной костюм, серая рубашка в клеточку, галстук немыслимой расцветки и коричневые туфли, оттенявшие светло-серые брюки. Одинаковый цвет одежды давно вышел из моды, и одеть пиджак одинакового цвета с брюками считалось признаком плохого тона. Но даже в этой одежде полковник выглядел весьма странно.
Одноместный "Флаубер" клюнул носом и, застыв в полуметре от бетонной площадки, плавно выпустил тонкие сигары стояночных опор. Разнос, произведённый Его Преосвященством, оставил в душе полковника неприятный, гложущий сознание осадок, терзавший его и без того расшалившиеся в последнее время нервы. Но сейчас полковнику следовало успокоиться и, явившись в отдел дознания, излучать уверенность, если не стопроцентную, то, во всяком случае, девяноста девяти процентную с хвостиком. Конечно, ему сейчас не пришлось бы подвергаться столь неприятной процедуре, если бы не специфика полицейской работы, из-за которой ни один зандр не мог проходить здесь службу. Первое время по прибытии на Землю зандры пробовали ставить своих соплеменников на подобные должности и довольно-таки успешно, но время бесповоротного владычества дубинок и оружия кануло в прошлое. Полицейские уже не смели безнаказанно убивать и избивать подозреваемых в преступлениях людей, но почти еженедельно участвуя в задержаниях, зандры не могли долго противиться своей сущности и неизбежно впадали в приступы безумной ярости, увеча и убивая всех, подвернувшихся под руку. Именно поэтому полковнику предстояла довольно трудная и унизительная процедура "выцарапывания" сведений из полицейского компьютера или же, что было бы несравненно лучше, добывания их из полицейского, непосредственно участвовавшего в обследовании квартиры.
