Он прижался ртом к ее маленькой груди, посасывая сосок, пока тот не затвердел.
– Мне на самом деле не семнадцать лет, – призналась она.
Он застонал.
– Мне шестнадцать. Почти.
Он застонал еще громче. Его губы жадно двигались по ее шее.
– Да хоть двенадцать, мне все равно. Ради тридцати дней с тобой я готов до конца жизни гнить в камере смертников.
Джон провел пальцами по упругому плоскому животу Никки.
– Будь я проклят: ни одной растяжки. Пегги Джин вся ими покрыта. Отвратительно.
Никки напряглась.
– Клянусь, у меня никогда в жизни не будет растяжек. Я лучше покончу с собой. Если я когда-нибудь захочу ребенка, то найму какую-нибудь суррогатную корову.
Джон подцепил языком колечко в ее пупке.
– Дети только и знают, что путаться под ногами.
Она потрогала его член.
– Ого, мистер Смайт, что это у нас там? Вы уже готовы?
– Эй, пап! – раздался голос Рикки и топот на лестнице.
– Черт, – прошипел Джек. – Скорей, Никки, спрячься в шкаф или под кровать.
Но было слишком поздно. Рикки распахнул дверь.
– Пап, можем мы заказать пиццу, раз мама… о, привет, Никки, как дела?
Она пожала плечами.
– Да вроде нормально все.
Рикки перевел взгляд на отца.
– Так вот, раз мама загремела в дурку и все такое, можно нам заказать пиццу?
Джон в изумлении уставился на сына.
– Да, конечно, заказывайте.
Рикки просиял.
– Круто. – И он побежал по коридору в свою комнату.
После того как Джон и Никки оделись и Никки переложила одежду из стиральной машины в сушилку, они с ребятами съели три большие пиццы на пятерых.
– Ты разве не должна позвонить отцу и сообщить, где ты? – спросил Джон.
Никки сунула кусок пиццы с пепперони в рот.
– О нет, я делаю все, что захочу. Он меня, кажется, боится.
Джон с Никки сидели вместе на диване, она перекинула свою ногу через его колено. Мальчики сидели на полу, прямо напротив телевизора. Дети пили диетическую колу, а Джон с Никки потягивали водку «Абсолют» из одного стаканчика. Джон обнаружил бутылку в холодильнике, в отделении для овощей, когда искал огурец.
Когда на экране Патрик Бейтман начал орудовать пневматическим молотком, трое мальчиков рассмеялись. Но Никки поставила бумажную тарелку на колени и прикрыла глаза.
– Господи, какая гадость, смотреть невозможно, – она глянула сквозь пальцы.
Пока дети внимательно следили за омерзительной сценой из «Американского психопата – 2», Джон думал, что впервые у него такой приятный семейный ужин. Обычно семья сидела на жестких стульях и его жена расспрашивала мальчиков об уроках или воскресной школе. А сам Джон все время мечтал о какой-нибудь девочке, увиденной в «Севентин» или «Джейн». Пегги Джин настаивала, чтобы мальчики выпивали по восемь унций однопроцентного молока. И когда кто-нибудь из мальчиков выходил из-за стола, она поворачивалась к нему и спрашивала: «Дорогой, как прошел твой день?»
Но сидя здесь с Никки и сыновьями, Джон наслаждался каждым мгновением. Еще сегодня, несколько часов назад, он переживал, как будет управляться с домашними делами и работать одновременно. Но Никки ясно дала ему понять, что позаботится о доме и прочем, если он позаботится о ней. И мальчики, похоже, были только счастливы заказать пиццу или поехать в «Макдоналдс». Джон не замечал, чтобы их особенно травмировало то, что их мать поместили в психушку. Кажется, они не имели ничего против Никки: как будто она всегда была здесь.
Более того, когда Никки предложила посмотреть «Американского психопата» по платному каналу, все трое завизжали от радости.
– Ты прелесть, – заявил Робби.
Когда в одиннадцать вечера фильм закончился, Джон сказал сыновьям:
– Теперь, ребята, вам, наверное, пора ложиться. – Вдоволь наевшись пиццы и насмотревшись кровавой резни, они согласились без слова и, прежде чем подняться в комнаты, пожелали всем спокойной ночи.
– Я могла бы остаться на ночь, – предложила Никки.
– Правда?
– Конечно. Я всегда остаюсь на ночь у друзей.
Джон посмотрел на нее так, как смотрят на выигрышный лотерейный билет: с чувством изумления и жадности.
– Правда, у меня волосы совсем как у Кирсти Хьюм? – спросила Никки, вытягивая пару прядок у себя перед носом.
– Ради бога, хватит звать меня мистером Палантино, я чувствую себя стариком. Зови меня Эд. – Одутловатый продюсер порнофильмов лет шестидесяти протянул Максу руку Они обменялись крепким рукопожатием, и Эд пригласил Макса присесть на диван, а сам уселся в кресло напротив.
– Принести тебе что-нибудь? Содовую, кофе, еще что-то?
– Нет, спасибо, не надо, – ответил Макс, глядя на увеличенные обложки видеокассет в рамах, украшавших стены: «Рокки наносит удар ниже пояса», «Полночь в стиле садо-мазо», «Порнотитаник-2», «Виртуальные игры».
– Ага, смотрите наш товар, да? Это всего лишь немногие из наших бестселлеров. Мы делаем по тридцать фильмов в год, – сообщил Эд, потирая рукой большой живот, как будто он только что плотно поел.
– Вот это да… весьма плодотворно.
– Да, мы открыты всему: снимаем и про гетеро, и про гомо, и про сиськи. Наша студия не ограничивает круг тем: мы делаем фильмы для всех. – Он зажег сигарету. – Вот, например, в прошлом месяце наладили выпуск прокладок для трансвеститов. Извращение, конечно. Но спрос есть.
– Ну это же просто… здорово. – Макс заметил, что местами ковер протерся до дыр от ног многочисленных посетителей. Стены были обиты панелями, потолки низкие. Да, «Игл Студиоз» – это вам не «Метро-Голдвин-Майер».
– Итак, Макс, мы тут с тобой можем хоть весь день тянуть кота за яйца, так что я спрошу напрямую: насколько серьезны твои намерения?
Макс вытер ладонь о колено и провел пальцами по волосам.
– О, мои намерения самые решительные… то есть, понимаете… я серьезно намерен набраться опыта.
– Ну что ж, твои фотографии – это просто фантастика. И сейчас, когда ты сидишь здесь передо мной, мне нравится твоя энергетика. Твоя аура.
– Понятно… ну, это здорово, наверное. Хорошо, что я в жизни не хуже, чем на фото.
– И еще. Должен признаться, меня страшно позабавила твоя история.
– Моя… история?
Откинувшись на спинку кресла и убрав руки за спину, Эд пояснил:
– Мне нравится эта затея: выпустить на экран знакомого всем мальчика, ведущего «Магазина на диване». Отличный сюжет.
– Сюжет? – Макс заметил, что Эд все сильнее возбуждается.
– Конечно. Я уже представляю, как все будет. Кстати, ты гей, гетеро или би?
Макс смущенно поежился на диване.
– Ну, наверное, гей.
– Наверное? Что значит «наверное»? Я спрашиваю, потому что надо же мне знать, в каком фильме тебя снимать.
– Извините. Я имел в виду… точнее, я имею в виду, что я гей. Стопроцентный. То есть мне не нравятся женщины, а нравятся мужчины. И вот как…
– Нет проблем, дружище, нет проблем. Черт. Обожаю геев – почти сорок семь процентов наших продаж составляет гей-порно.
– Ясно.
– И то, что ты гей, – это же просто замечательно. Так я могу поточнее представить сюжет, даже название уже придумал подходящее: «Качок из телемагазина». – Эд стряхнул пепел на ковер.
– То есть вы хотите снять кино про меня?
– Не про тебя лично, а про то, чем ты раньше занимался. Про телевидение, телешопинг. Круто получится.
– О! Кажется, я понял.
– Вот какую я пока предлагаю сделку. Если ты заинтересовался, надо будет сделать небольшие пробы. Ничего особенного, просто ты с одним из наших ребят: хочу посмотреть, как ты чувствуешь себя перед камерой.
– О, я чувствую себя весьма уверенно, даже лучше, чем в жизни, – с улыбкой проговорил Макс.
– Это все прекрасно, ни капли не сомневаюсь. Но я хочу посмотреть, насколько уютно твоему члену перед камерой, понимаешь? Иногда в ту самую минуту, как включается мотор, у ребят бывают проблемы со стояком.
– Со стояком? – переспросил Макс.