— Не только провинция виновата, — заметил Малькольм. — Возможно, и не в первую очередь.

— Никто и не говорит, что виновата, дружище.

Воцарилось молчание. Малькольм вел машину чуть быстрее обычного, но вполне безопасно, а движение было не слишком оживленным. Чарли задремал на несколько минут и проснулся от того, что Алун на переднем сиденье тихонько запел:

— А не крошка ли Салли так ужасно воняла, что ее выносили с трудом?

Нет-нет, то не Салли…

Если бы кто-нибудь сравнил манеру, в которой Алун промурлыкал эти строки, с тем, как он напевал после свидания с Софи, то, вероятно, заметил бы некоторый спад; песенка звучала совсем не убедительно. Чарли ничего не почувствовал. Он думал, что сегодняшний день становится одним из удачных. Дождь перестал, или они из него выехали, когда добрались до моря, и солнце светило блекло и водянисто. На дорожном указателе промелькнуло название «Корси». Все вокруг было тихим и мирным.

Пока никто не забивал голову такими вопросами, считалось, что остров Корси назвали в честь норманнского семейства, которое владело близлежащим Лохарном. Различные крупные ученые предлагали другие варианты: от искаженного валлийского слова cors,означающего «болото», «топь», и староанглийского еу,означающего «остров», или от эпонима Коriс еу,или от английского causeway,то есть «дамба», или от валлийского cawsai,заимствованного из английского и означающего то же самое. Как водится у крупных ученых, они не пришли к единому мнению, но дамба, которую последний раз ремонтировали в восьмидесятых годах прошлого века, действительно существовала: она связывала островок с остальным Уэльсом, и по ней проходила прекрасная широкая дорога примерно в сто метров длиной. До того как в шестьдесят пятом году на Корси закрыли все три товаро-пассажирские станции и убрали железнодорожную колею, дорога была вдвое у́же.

Когда-то Чарли кое-что об этом слышал, и, вне всякого сомнения, гораздо больше информации хранилось в памяти Малькольма. С какой радостью он бы поделился ею с кем-нибудь вроде Пью, и какое счастье для остальных, что этого не случилось! Трудно представить, что было бы с Питером, который сейчас крепко спал, издавая иногда странные звуки, похожие на сдавленные крики ужаса.

Заехав на остров и миновав Холмвуд, знаменитую, сохранившуюся с древних времен дубовую рощу, которая, как некогда ошибочно полагали, имела отношение к друидам, Малькольм повернул налево. Восточная часть Корси всегда считалась валлийской половиной острова, что было заметно по названиям. Впрочем, среди них встречалась парочка англизированных, вроде Тревиля, куда друзья и направлялись. Западная сторона была в основном английской с тех пор, как в шестидесятых годах двенадцатого века Генрих II отправил сюда поселенцев. Там находился бывший порт Бирдартир, а также почти все пляжи острова, летом переполненные людьми. Вдоль восточного берега тянулись темные скалы, которые спускались к узким галечным отмелям или прямо в море. Кое-где они достигали двухсот футов, лишь немногим уступая самой высокой точке Корси. По общему согласию Малькольм остановил машину, и все выбрались наружу, чтобы глотнуть свежего воздуха, а заодно и отлить.

С первым вдохом Чарли почувствовал легкий запах то ли соли, то ли вереска, а может, сосновой хвои, но не успел он разобрать, чем именно пахнет, как аромат исчез. Чарли сосредоточенно помочился в заросшую травой канаву у обочины. Вокруг было очень тихо — по крайней мере так он думал до тех пор, пока маленький красный с желтым самолет не вылетел с глухим гулом из-за его плеча, направляясь к суонсетской взлетно-посадочной полосе. Чарли с трудом поднялся по сырой кочковатой тропе на небольшой холм, отмеченный довольно старым фальшивым кельтским крестом в пятнах лишайника и вполне новой мемориальной доской из лиловатого материала.

Место было знакомое. Чарли сразу нашел дорогу на холм, но совершенно не помнил, когда стоял здесь раньше. Он начисто забыл, как отлого спускаются склоны, и с одной стороны за сосновой рощей виден Уэльс, а с противоположной, в направлении Девона и Корнуолла, зыбкая дымка окутывает бóльшую часть острова. Лишь посмотрев вниз, в небольшую извилистую долину, можно было разглядеть редкую поросль кустарников и невысокие деревца, полоску серого камня и залитый солнцем клочок дерна, плотный и зеленый, как сукно на бильярдном столе. Чарли нашел зрелище чрезвычайно приятным. В свое время он думал, что в пейзажах вроде этого есть нечто большее, чем открывается взору; может, оно даже не в самих пейзажах или вне их пределов, а как-то связано с ними, и многие стихотворения уверяли его в том же. Чарли долго надеялся, что сумеет уловить отблеск этого невидимого, но ничего хотя бы отдаленно отвечающего догадкам и намекам так и не усмотрел. Тем не менее он до сих пор испытывал некоторый душевный трепет, когда выбирался на природу или встречал подходящее стихотворение. Вот и сегодня тоже.

Чарли побрел вниз по склону.

— Ради Бога, быстрее! — крикнул Алун недовольным голосом. — Мы не можем торчать здесь всю ночь.

— Не можем, — согласился Чарли. Он вернулся к машине последним, хоть и ненамного позже остальных. Как он и предполагал, от чистого воздуха в голове прояснилось. — Послушайте, я, видно, был не в себе, когда позволил завезти нас сюда. В Тревиле искать нечего, все битком забито.

— Там есть пабы.

— Хорошо еще, если они будут как тот, откуда мы только что ушли.

— Да ладно, поедем посмотрим. Вряд ли здешние пабы особо гонятся за модой, не то место.

— О чем ты? — спросил Чарли, когда машина тронулась с места. — Сейчас все переделали на современный манер, ну, может, кроме самых захудалых забегаловок.

— Я знаю, о чем он, — сказал Питер. — Алун имеет в виду, что они более аутентичные. Более валлийские, прости Господи.

— Подходящие для его телепередач. Черт, думаю, ты прав.

— Так куда мне ехать? — поинтересовался Малькольм.

— Примерно через полмили будет поворот и последний шанс попасть в западную часть острова. Самый подходящий вариант.

— И что, там открыто в это время года? — страдальчески спросил Алун, словно обидевшись на неблагодарность.

— Не знаю, ты же у нас исследователь, — ответил Чарли.

— Эй, я знаю, что мы сделаем! — отозвался Алун повеселевшим голосом, который заново пробудил бы подозрения Чарли, если бы те успели уснуть. — Давайте заедем к старине Билли Моугеру, тут недалеко. Он-то все знает.

— Я его сто лет не видел. Как переехал, так совсем пропал из виду. Думаешь, он по-прежнему здесь живет?

— Точно жил на прошлой неделе, когда я звонил.

— Неужели? — Чарли вдруг вспомнил какую-то женщину, имеющую отношение к Моугеру, не жену, а если жену, то вторую, а скорее всего давнюю сожительницу, которая много лет назад тоже была любовницей Алуна. — Рад слышать.

— Я просматривал свою старую адресную книжку.

— Понятно.

Кажется, ее звали Лаура.

— Поворачивать направо или нет? — спросил Малькольм.

Чарли думал, что придется ехать до окраины Тревиля, но через несколько сотен ярдов автомобиль притормозил перед одноэтажным домом, расположившимся почти у обочины дороги. Вряд ли Билли Моугер поселился бы в коттедже, словно сошедшем со страниц детской книги сказок; впрочем, неизвестно, он или прежний жилец убрал старинные кривые окошки и гоблинскую переднюю дверь, заполнив проемы сталью и сосновыми досками, и, движимый тем же порывом, установил нормальные трубы вместо нелепых, похожих на карнавальные шляпы сооружений, которые наверняка украшали крышу в прежние времена.

— Ну и страшное место! — произнес Чарли, когда Алун пошел звонить в дверь.

— Кто такой этот Моугер? — поинтересовался Питер.

— У него был магазин спорттоваров на Кембридж-стрит рядом с винной лавкой. Очень удобно, да. Такой славный невысокий малый, он еще перед войной играл в крикет за Гламорган. Да ты должен его помнить!

— После тоже играл, — вмешался Малькольм. — Левша, подавал с правой стороны. И удар у него был отличный!