Интересно, надолго мне придется исчезнуть?

Понятия не имею.

Но, по крайней мере, у меня с собой будет лишь одна копия той информации, которой я располагаю, — копия, отпечатанная у меня в сознании. Да, я могу струсить, но всегда остается вариант убить себя, если они подойдут ко мне слишком близко. На худой конец сойдет и такое. Я взял стул, чтобы избавиться от второй копии — страницы, спрятанной в ботинке.

Возможно, я поступал глупо и недостаточно внимательно все обдумал, но я не мог себе представить, чтобы кому-нибудь пришло в голову перебрать все книги на моих полках и трясти каждую до тех пор, пока из одной наконец-то не выпадет какая-то странная страница. Почему именно «Зоономия»? Этого я точно не знал, но что-то подсказывало мне, что прятать нужно именно там. Эриел Манто пользоваться ею не будет, я сам велел ей этого не делать. А кому еще может понадобиться «Зоономия»? Я засунул страницу приблизительно в середину четвертого тома и поставил книгу на место.

Я знал, что поступил неправильно, но все равно уж лучше так, чем уничтожить страницу. Возможно, я совершил роковую ошибку. Ведь тот, кто знаком с «Зоономией», — человек бесспорно образованный и может догадаться, из какой книги она вырвана… Ну что ж, удачи ему. Возможно, я именно тем и оправдывал свое решение. Знай я тогда то, что знаю теперь, я бы ни за что не оставил страницу в старинном томе. Но теперь мне ее уже не достать. Остается только надеяться, что она уничтожена.

Моей следующей задачей было исчезнуть. Но как можно исчезнуть из многолюдного здания, расположенного в многолюдном университетском городке, находящемся в многолюдном мире? Куда мне деваться? Как найти такое место, в котором буду только я один? Место, где меня никто не увидит?

Железнодорожный туннель.

Через две минуты я уже покинул свой кабинет и заперся в комнатке с ксероксом. Люк открылся на удивление легко — а где его искать, я знал. Фонарика у меня не было, только крошечная лампочка на брелоке с ключами. Но и ее света хватило, чтобы разглядеть тонкие прутья металлической лестницы. Может, я сошел с ума? Я допускал и такое. Но стоило мне опуститься в темноту лаза и опустить за собой крышку люка, как сверху раздался яростный грохот, и мужской голос с американским акцентом прокричал: «Профессор Берлем!» Они стояли у двери в мой кабинет на противоположной стороне коридора. Только меня там уже не было. Никто не видел, как я вхожу в комнату с ксероксом. Казалось, будто я прервал какую-то цепь — последовательность причины и следствия. Если сейчас я не покажусь никому на глаза, никто никогда не узнает, где я. И существую ли я, если меня никто не видит?

В туннеле было темно и холодно, и раздавалось назойливое «кап-кап-кап». Он оказался намного просторнее, чем я себе представлял, хотя вообще-то железнодорожный туннель и должен быть большим — чтобы по нему могли проехать два поезда. Разглядеть в такой темноте какие-нибудь детали я не мог, но представление о размерах получил, прислушавшись к распространению звуков. Я двинулся в южном направлении, к зданию Ньютона — во всяком случае, полагал, что иду к нему. Под ногами у меня скрипело что-то вроде щебенки, хотя, что там такое, я не видел. Чтобы не сбиться с пути, я держался стены. И надеялся, что меня и мужчин из «Звездного света» разделяет достаточное расстояние, и тот, спящий, не наткнется на меня в тропосфере. Я представил себе что-то вроде «утренней облавы»: если они знают, что я в университете, то спящий может просто врываться подряд во все двери тропосферы до тех пор, пока не найдет меня. Вот что беспокоило меня больше всего, пока я шел по туннелю. Я уже знал, что для педезиса имеет значение физическое сближение. Но, с другой стороны, в университете так много других сознаний, а эти люди не уверены, что я в здании. Но что делать дальше, я не знал. И тут будто какой-то мстительный бог решил сыграть со мной шутку: размышляя над тем, что делать, я наткнулся на затор: на ощупь это походило на кучу кирпичей и мусора. Чтобы пройти к выходу, придется расчистить завал. А хочу ли я идти к выходу? Я опустился на пол и принялся размышлять.

Ох. Довольно воспоминаний. Вот уже и церковь. Привяжу Планка у входа.

Я…

Вот черт! Все. Я выброшена в тропосферу: Берлем вошел в церковь, и меня отбросило сюда. Выходит, Адам был прав.

Я стою на длинном металлическом мосту, а подо мной стремительно бежит широкая река. Здесь по-прежнему ночь, но на всем поцелуем смерти лежит серебристое сияние, похожее на лунный свет (хотя никакой луны я не вижу), и кажется, что все конструкции здесь, включая этот мост, скреплены огнями, которые отражаются в бурных черных водах реки, чтобы тут же разлететься в щепки. В реальном мире у меня бы сейчас непременно закружилась голова, но в тропосфере я опять чувствую лишь тягучее отсутствие ощущений. В тропосфере (или «Майндспейсе», как ее, похоже, называют в проекте «Звездный свет») возможно испытывать эмоции, но только очень сильные. И все-таки кое-что я чувствую. Я расстроена тем, что меня вышвырнуло сюда в тот момент, когда мне вот-вот открылось бы, куда отправился Берлем, выйдя из туннеля. Но только и всего: лишь слабое огорчение. Снаружи я бы расстроилась куда больше.

Снаружи. Как мне теперь отсюда выбираться? Вероятно, нужно найти дорогу к тому месту, с которого я начала: к концу улицы с кукольными домиками и безумными манекенами: тропосферическое (можно это так назвать? Ну, теперь можно) изображение деревни Хертфордшир, в пабе которого лежит в отключке мое тело.

Интересно, сколько я здесь пробыла?

Дисплей?

Вот он. Где я?

«Ваши главные координаты 14, 12, 5, -2, 9 и 400,340».

Да пошли бы вы! Что это значит? Что еще за главные координаты?

«Координаты говорят о вашем местоположении в тропосфере».

Да, но… что они означают?

«Каждая точка в тропосфере рассчитывается относительно положения вашего живого сознания в реальном мире. Если требуется, я могу предоставить ваши координаты в двоичном исчислении».

Нет, спасибо. Хорошо. Так значит, я недалеко от того места, где должна быть? Или далеко?

«Расстояние — это время, как вы уже знаете».

У меня такое ощущение, что эта штуковина говорит мне только то, что я уже и так знаю. Но ничего не поделаешь.

И что же?

«Вы переместились на большое расстояние по сравнению со своими предыдущими путешествиями».

И как мне вернуться?

«Возвращайтесь на координаты 0, 0, 0, 0, 0 и 1».

Как это сделать?

«Двигайтесь по тропосфере».

А какую-нибудь еще информацию вы мне можете предоставить?

«У вас есть триста возможностей».

Отлично. А в какую сторону идти, не подскажете?

Экран мигает. Передо мной появляется что-то, напоминающее круглый пончик, развернутый в гигантскую спираль, увешанную веревками и кубиками. Но не проходит и одной секунды, как она исчезает и на ее месте появляется нечто вроде военной карты, на которой стоит отметка в виде синего кружочка с подписью: «Вы находитесь здесь». Я прошу дисплей показать мое место назначения, и на карте появляется красный кружок — в многих милях отсюда.

Хотя кто его знает, в чем тут нужно измерять расстояние — может, и не в милях.

И еще кое-что. Когда я покинула Хертфордшир, на дворе стоял январь. Но в сознании Берлема еще даже Рождество не настало. Я что же, переместилась назад во времени, чтобы увидеть Берлема? Но почему? И как такое вообще могло получиться? Я иду через мост, и влажный серый ветер развевает мои волосы. Только не это. Не надо погоды — я вполне могу обойтись без погоды. Кажется, здесь это плохой знак.

Аполлон Сминфей?

Ничего.

На то, чтобы дойти до конца моста, у меня уходит минут десять (или в чем тут они измеряют время). Я оглядываюсь и вижу целый веер из мостов, сияющих в серебристом свете. Но они немедленно растворяются, и на их месте снова остается всего один мост. Десять минут, не меньше. Если умножить десять минут на 1,6, получится шестнадцать минут. Так, что ли? Чтобы перейти через мост, я потратила шестнадцать здешних минут? Надо поскорее отсюда выбраться. Мое тело все лежит там и лежит. Давай, Эриел. Шевелись.