Я пролетаю мимо волнистых линий и крошечных огоньков. Почти дома. Почти…

О, черт. Я очнулась у себя на диване, и все было как-то не так. Что со мной произошло? Во рту так пересохло, что, если бы понадобилось заговорить, я бы не промолвила ни слова. Ч-ч-черт. Я попыталась сесть, но все тело ломило так, как будто у меня жесточайший грипп. Воды. Хочется много-много воды. Еле-еле я умудрилась встать и добраться до раковины. Я выпила три стакана воды, и меня немедленно ими вырвало. Я выпила еще два, и меня вырвало снова. Но мне была необходима жидкость, поэтому я заставила себя выпить еще один стакан — на этот раз маленькими глотками. Мамочки. Что со мной такое? Я-то думала, что тропосфера — это вымышленный мир, в котором тебе не могут причинить никакого вреда. В глазах ужасная резь. Свет из окна — яркий, как луч лазера. Я подошла к окнам и задернула шторы. Все крыши за окном были покрыты снегом, и в них яростно отражалось солнце. Но почему свет? Откуда солнце? Ведь ночь была не только в тропосфере (там-то всегда ночь), здесь тоже была ночь, когда я совсем недавно покинула сознание Вольфа.

Я взглянула на часы. Два часа. Видимо, дня, раз светло.

Но я приняла микстуру в пять часов вечера.

Я провела языком по пересохшему рту. Меня подташнивало. Понятно, откуда эта тошнота: я почти сутки не курила. Господи боже. Я что, пролежала на диване двадцать один час подряд? Немудрено, что теперь я чувствую себя больной. Может, это обезвоживание? А может, это часть моего безумия, в котором мне представляется, будто я могу путешествовать по сознанию других людей? Того самого безумия, в котором мне кажется, что меня преследуют двое вооруженных мужчин?

Вот только проблема в том, что я совсем не чувствую себя сумасшедшей.

Адам. Нужно найти Адама и выяснить, что произошло вчера (если что-нибудь вообще произошло и если это было вчера — черт его знает, какой сегодня день, с моими способностями я могла бы оказаться и в прошлом). А еще я сразу же заключила с собой соглашение: если эти парни действительно существуют, я уеду куда-нибудь, где они не смогут меня найти. Но если их нет, я отправлюсь прямиком в университетский медцентр и попытаюсь сдаться в психушку. Думаю, что в любом случае мне придется взять с собой кое-какие вещи, поэтому, прихватив с каминной полки «Наваждение», я пошла в спальню и засунула книгу в старый рюкзак, завалив сверху одеждой. Что еще мне понадобится? Ноутбук. Большой нож — так, на всякий случай. Конечно же, то, что осталось от микстуры, и бутылочка с Carbo-veg,чтобы можно было приготовить еще. Никакой еды, пригодной для транспортировки, у меня нет, так что об этом побеспокоюсь потом. Упаковав сумку, я быстро помылась и собралась выходить из дома. У двери лежал конверт, на котором было написано только мое имя. Наверное, кто-то подсунул его под дверь, когда я лежала в отключке на диване. Письмо было от Адама. «Это очень важно, — писал он. — Мне нужно срочно с тобой поговорить». Хорошо. Ниже был приписан номер его телефона, но я теперь была настоящим параноиком и не собиралась говорить с кем-либо по телефону. Лучше уж просто пойду на работу в надежде, что Адам — там.

Моя машина, как и все вокруг, была завалена снегом. Большие белые хлопья и сейчас падали с неба, и улица полнилась тем приглушенным, секретным звуком, какой бывает только после снегопада, — будто бы весь мир разговаривает шепотом. На мусорной урне рядом с моей машиной кто-то оставил старый кусок картона, и я воспользовалась им, чтобы очистить от снега лобовое стекло. Под снегом обнаружился еще и лед — это уже проблема посерьезнее. Специального скребка у меня нет, а картон промок и размяк. В результате я просто включила обогреватель на полную мощность и дала двигателю поработать несколько минут вхолостую — чтобы растопить лед. Когда я наконец тронулась, видимость все равно была так себе, но дольше оставаться здесь я не могла. Мне срочно требовалось выяснить, сошла ли я с ума или мне угрожает страшная опасность. Хотелось бы, конечно, иметь какой-нибудь третий вариант, но взяться ему, похоже, неоткуда.

Главная дорога проходит через всю территорию университета, случайным образом (во всяком случае, я всегда считала, что случайным) отделяя здания гуманитарных факультетов от научных лабораторий. Обычно в это время дня дорога свободна: лента черного щебня, по которой катит одинокая машина или велосипедист — то ли кто-то ушел пораньше с работы, то ли едет из колледжа Шелли в самой дальней восточной части университетского городка в колледж Гарди в его западной части. Сегодня дорога черной не была — ее укрывали вперемешку белый лед и серая жижа, и в этой смеси прочно застряли несколько машин: они стояли с включенными «дворниками», полностью застопорив движение. И по всему университетскому городку студенты, собравшись небольшими группками, лепили снеговиков. Что происходит? Куда все едут? А как же лекции и семинары? Я не могла позволить себе просидеть весь день в пробке, наблюдая за толстыми белыми комочками, которые (да-да, еще одно подтверждение моего предполагаемого безумия) летали как одержимые, как будто бы явились захватить наш мир. Только не сегодня, пожалуйста. Дайте мне увидеться с Адамом.

Я все шептала и шептала это себе под нос, много раз повторяя слово «пожалуйста», пока не задумалась наконец, кого это я, интересно, прошу, кому молюсь? Я думала, что мне уже лучше, но теперь вдруг почувствовала, что стало трудно дышать. Ну давайте же, давайте. Я несколько раз стукнула по рулю, а потом провела рукой по волосам. Они совсем промокли от пота, хотя на улице стоял настоящий мороз. Движение в эту сторону было намного хуже, чем в противоположном направлении. А если точнее, то после того, как мимо проехал белый университетский грузовик, на соседней полосе дороги вообще не осталось машин. Поворот к парковке у здания Рассела находился в пятидесяти ярдах от меня, справа. Да пошли вы все. Я завела мотор и принялась выруливать на встречную полосу. Люди с изумлением таращились на меня. Как только я подъехала к повороту, машины на этой полосе все-таки появились. Ну что ж, ничего, подождут. Правда, они почему-то так не считают. Хотя я и мигала поворотником, подавая ясный сигнал, первая же машина перла прямо на меня, и ее водитель отчаянно жестикулировал и мигал мне фарами, как будто бы ничего более возмутительного он в жизни не видел. Вот придурок. Двигаться вперед я теперь не могла, из-за того что он перегородил мне дорогу. А справа оказался треугольник травы, на котором стоял снеговик без лица. Студентов вокруг не было. Я завернула резко вправо и поехала прямо по траве, ударив снеговика в бок, отчего он опрокинулся и рассыпался. Должно быть, мой маневр здорово взбесил водителя той машины, но я не стала оборачиваться, чтобы на него посмотреть. И вообще, у меня экстренная ситуация. Теперь я ехала по дороге, ведущей к парковке, и моя полоса была совершенно пустая, а вот зато в противоположном направлении выстроилась целая очередь из машин. Некоторых людей я узнавала. Вон Лиза и Мэри. Они меня не видят. О, а вот и Макс. Я слегка сбавила скорость, когда моя машина поравнялась с его и опустила стекло. Он сделал то же самое.

— Что происходит? — спросила я.

— Университет закрывают на один день. Все получили письмо по электронной почте о том, что всем лучше расходиться по домам. А ты что, только едешь?

— Ага.

— Знаешь, я бы на твоем месте повернул обратно. Дальше будет только хуже.

Я припарковалась где получилось, потому что белых линий разметки было не разглядеть, а на то, что подумают люди о том, в каком положении находится капот моей машины относительно багажника, соседних зданий и пяти оставшихся на парковке машин, мне было глубоко наплевать. Да и кому вообще какое дело, насколько точно ты способен втиснуть машину в белую рамку, нарисованную на земле? На мой взгляд, автомобильные паркинги служат в том числе для выражения коллективного стремления к провозглашению здравого смысла. Я в своем уме: я не выступаю за рамки своего парковочного места! Я тоже! И я! А я больше не желаю умещаться в рамки. Я качусь по льду и влетаю в здание английского отделения, надеясь, что Адам еще не ушел.