Душа умершего уже полностью отделилась от тела и теперь неподвижно висела в воздухе над ним. Момент был критический, именно теперь душа наиболее уязвима. Одна ворона похлопала крыльями, но с места не двинулась. Птицы ждали, что будет дальше. Они были нетерпеливы, но осторожны. Такое они проделывали не в первый раз.
Люди — живые, — желающие помочь, любопытные и напуганные, сходились к лежащему телу со всех сторон, не сделать что-нибудь, так поглазеть. Водитель грузовика заглушил мотор и открыл дверцу, но из своей высокой кабины так и не вышел. Он сильно испугался, и маленький мальчик, который еще жил в глубине его души, твердил: «Если я не двинусь с места, все пройдет. Если я останусь наверху, в безопасности, все кончится».
Первая ворона сорвалась с провода и камнем понеслась к парящей душе. Почти у цели большая птица вдруг остановилась и, хрипло каркая, свернула в сторону и улетела.
— Ты видела? Видела ту ворону здоровую? Что она делала?
— Проверяла. Смотрела, нет ли какой опасности.
— Какой опасности? Лени, о чем ты?
Издалека донесся звук приближающейся сирены.
Душа начала медленно подниматься. Женщины наблюдали за ней, и вороны тоже наблюдали за ней. Зеваки обступили тело, но не слишком близко. Одни присели на корточки, другие мрачно стояли, скрестив на груди руки. Молодая мама слишком сильно сжала ручку коричневой с голубым коляски, которую она толкала перед собой. Другая женщина нашла отлетевший в сторону мобильник покойного и осторожно положила его рядом с телом. Он почти сразу начал звонить. Люди вздрогнули так, будто покойник вернулся к жизни. Некоторые съежились от полной неуместности привычного звука.
— Это его душа в воздухе, да, Лени?
— Да.
Вторая ворона сорвалась с телефонного провода и ринулась к душе. В коляске заплакал, а потом и завизжал ребенок. Крик был таким неожиданно громким и горестным, как будто ребенка кто-то ущипнул. Ворона каркнула, возмутилась, но улетела.
— Здорово! — Лени победоносно сжала кулак и прижала его к боку.
— Хаос послал этих ворон за душой. Но видишь — ребенок отпугивает их своим криком.
— Почему? Как? — Мысли Изабеллы устремились к ее собственному ребенку.
Лени пожала плечами:
— Я правда не знаю; может быть, потому, что младенцы невинны и только пришли в эту жизнь. Их чистота напоминает душе, зачем она здесь и куда должна пойти, когда все кончится. Но это только моя догадка.
Мать вынула младенца из коляски, положила его на плечо и стала похлопывать по спинке, как делают матери. Оттуда, где они стояли, ребенок казался всего лишь розовым свертком, но кричал он удивительно громко. Последняя ворона расхаживала взад и вперед по проводу, часто кивая головой, снова и снова открывая клюв, из которого не вылетало ни звука.
— Сколько времени надо душе, чтобы оказаться в безопасности?
Не глядя на Изабеллу, Лени ответила:
— Это зависит от жизни, которую человек вел.
Утешенный, ребенок перестал плакать. Душа снова начала воспарять. И одновременно испаряться, словно водяная дымка. В ту же секунду, откуда ни возьмись, прилетела ворона номер один или два, схватила хрупкую душу широко разинутым клювом, словно флаг, и улетела вместе с ней. Ворона на телефонном проводе закаркала как сумасшедшая и замотала головой вниз-вверх, вниз-вверх, вниз-вверх.
Две женщины как зачарованные наблюдали эту сцену и потому не видели, как из детской коляски появился крохотный безукоризненно одетый человечек, перебрался через ее борт и спрыгнул на землю. Этого не видел никто, потому что те, кто мог его увидеть, следили за похитительницей душ, а те, кто не мог, глядели на мертвое тело, распростертое у корней дерева.
Человечек замешкался, отряхивая и оправляя свой бежевый пиджак свободного кроя. Оставшись доволен своей внешностью, он подошел к Лени и Изабелле.
— Здравствуйте, дамы.
— Броксимон!
Лени посмотрела вниз, на него, потом наверх, на Изабеллу.
— Ты с ним знакома?
— Да. Что ты здесь делаешь?
Броксимон ткнул большим пальцем через плечо.
— Пришел ущипнуть вон ту малютку. Но это не помогло. Ворона ведь утащила душу, не так ли? Мне оттуда было плохо видно.
— Так это из-за тебя ребенок заплакал?
— Ага. Иногда одного хорошего щипка хватает, чтобы они полчаса заливались. Этого обычно бывает достаточно. У Хаоса на большее терпения не достает. Но иногда щиплешь изо всех сил, а он поплачет чуть-чуть, да и замолкнет. И тут уж ничего не поделаешь. А вы знали покойного?
Изабелла взглянула на Лени.
— Нет. Но как ты тут оказался?
— Пришел вызволять вас отсюда.
— А для этого обязательно щипать младенца? — строго спросила Лени.
Броксимон нисколько не смутился.
— Если надо, можно и ущипнуть. Младенцы успокаиваются, а души — нет.
Сирена, которую они слышали, принадлежала полицейской машине. Она остановилась за фургоном, мигая синими огнями. Вышли двое копов, мужчина и женщина. Женщина сразу подошла к телу и осмотрела его спокойно и оценивающе. Ее напарник беседовал с зеваками, которые рады были проинформировать полицию обо всем, что видели.
— Винсент здесь.
Изабелла застыла:
— Винсент? Как он может быть здесь?
— Здесь может быть кто угодно. Вернуться на его сторону «здесь» — вот проблема.
— Где он?
— У тебя в квартире. Ты ведь и сама туда собиралась, или нет?
Изабелла уже хотела сказать «да», но тут, к ее несказанному удивлению, Лени перебила ее громким «нет».
— Нет?
— Нет.
— Так куда же вы шли?
— Не твое дело.
— Лени!
— Изабелла, он не настоящий; он из Хаоса. Из твоего собственного Хаоса.
Мысль была настолько неожиданной, что Изабелла остановилась.
— Что ты хочешь сказать?
— Он ведь из мира Саймона, так? Ты там с ним познакомилась?
— Да, — ответила Изабелла нерешительно, то ли утверждая, то ли спрашивая.
Лени покачала головой:
— Вот ты и выудила его из своих воспоминаний о мире Саймона, чтобы он тебе помог. Но это не сработает.
— Но я видела его и в другом мире, Лени, в настоящем. Сразу после твоих похорон, в Вайдлинге.
— Да, ты мне говорила. Но разве он помог тебе не попасть сюда?
— Нет.
— Вот именно. И вытащить тебя отсюда он тоже не может. Ты можешь воссоздавать его сколько угодно, делая чертовски правдоподобным, но он все равно останется иллюзией. Всю свою жизнь мы только и делаем, что создаем свой собственный Хаос, Изабелла. Нам даже извне его не нужно, мы и сами его умеем создавать лучше некуда. Мы делаем это потому, что верим, искренне верим в то, что наш Хаос спасет или поможет нам… Но обычно именно он нас и губит. Никто не может помочь тебе выбраться отсюда, кроме тебя самой. Ни Винсент, ни этот твой волшебный гном, ни сапоги-скороходы. Ни я, ни Саймон — только ты сама. Только ты сама можешь это сделать.
— А как же эта сценка с душой, которую мы только что видели; ворона, которая ее украла, и плачущий ребенок? Они-то настоящие?
— Они — да, а этот парень — нет. Никаких маленьких лепреконов, которые щиплют младенцев, не существует. Он твое создание. Ты сделала его из своих воспоминаний, потому что надеялась с его помощью найти выход отсюда. Но этого не будет. Он тебе не поможет.
* * *
В довершение всего фальшивый Броксимон отказался уходить. Когда они продолжили свой путь к дому Изабеллы, он потащился за ними без разрешения. Шагов через пятьдесят Лени раздраженно фыркнула и остановилась. Обернувшись к нему, она полувопросительно-полуобвиняюще бросила:
— Что это ты делаешь?
— Иду.
— Куда идешь?
— Не твое собачье дело, — нахально ответил он.
— Ах, вот как? Интересно.
Но что еще сказать в ответ, Лени не знала, а потому просто пошла дальше, только ускорив шаг.
Броксимон плелся в нескольких шагах позади. Он то и дело перебивал их разговор вопросами: а что это? а вон то? — как будто он был туристом, а они гидами. Скоро это стало их раздражать. К тому же, когда Броксимон переставал задавать вопросы, то начинал насвистывать дурацкую песенку «Тормашек», которая им так не нравилась.