— В детскую? Но…

— Пойдем, дорогой. — Миссис Джарлз поспешила увести сына из комнаты.

После недолгих заверений, что остальные блюда будут соответствовать привычным стандартам Хэлдона, гости вернулись на свои места и продолжили ужин. Вскоре разговор вернулся в нормальное русло — Виктор Джарлз был не первым тринадцатилетним озорником, выкинувшим фокус за столом, — но Вит поглядывал на Мирабеллу и думал, был ли Виктор вообще к этому причастен.

Он смог спросить ее об этом лишь после ужина, когда джентльмены присоединились к леди в гостиной. Она стояла в уголке с Кейт и Софи. Троица оживленно перешептывалась и враз умолкла, когда он подошел ближе.

«На воре и шапка горит», — сердито подумал Вит.

— Хочу сказать чертовке пару слов.

Мирабелла не сопротивлялась, когда он взял ее под руку и отвел в другой конец комнаты. Конечно, ей не о чем было волноваться, ведь трудно оказаться наедине в переполненной гостиной, но Вит нашел укромное местечко у окна, где их не смогли бы подслушать.

— Выходка за ужином — твоих рук дело? — спросил он, отпустив ее.

Она в недоумении посмотрела на него.

— Разве мы не выяснили все за столом?

— Нет. И пока я не узнаю, кто виноват в том, что моей матери пришлось краснеть перед гостями, я не…

— Думай обо мне, что хочешь, Вит, — перебила она, — но знай, что я скорее отрежу себе руку, чем обижу леди Тарстон.

Он кивнул с пониманием.

— Просто… эти праздники так много для нее значат, и отплатить ей за гостеприимство такой злой шуткой…

— Так вот что беспокоит тебя. Как мило, Вит! — Она улыбнулась и, к его величайшему ужасу, ласково похлопала по щеке. — Леди Тарстон была в курсе с самого начала.

Вит быстро оглянулся по сторонам — не заметил ли кто-нибудь? Совсем не об этом стоило сейчас думать, а о том, что она сказала, но все-таки репутация была важнее. Убедившись, что никто не видел его унижения, Вит вернулся к разговору.

— Что, прости?

Мирабелла мило улыбнулась и прислонилась к подоконнику.

— Как еще, по-твоему, две дюжины жаб и ящериц могли попасть в тарелки на кухне? У твоей матери, знаешь ли, своеобразное чувство юмора. И острое чувство справедливости.

— Обвинить мальчика в преступлении, которое он не совершал, — справедливо?

— Подкидывать рептилий в суп не есть преступление, — заметила она. — Ему досталось по заслугам за прошлые выходки.

— Ты…

— К тому же утром мне сказали, что кто-то обстриг волосы кукле маленькой Изабеллы. Мне его не жаль, Вит.

— Что, если мать несправедливо накажет его? Мирабелла задумчиво сжала губы.

— То есть?

Вит бросил на нее колкий взгляд.

— Ты прекрасно поняла, о чем я.

— Да, поняла. Я просто хотела немного пристыдить Виктора…

— Другими словами — унизить.

— Ладно, унизить, — согласилась Мирабелла. — Но если бы мне хоть на секунду показалось, что ему по моей вине достанется, я бы так никогда не поступила. Твоя мать заверила меня, что мистер и миссис Джарлз души не чают в мальчике и ни за что не поднимут на него руку. В самом-то деле, за кого ты нас принимаешь?

— За умных женщин с необъятной жаждой мести, — сухо произнес он.

Она лишь повела плечом, услышав этот сомнительный комплимент.

— Нужно было что-то решать. Знай мы, что мать Виктора сама накажет его, мы бы поговорили с ней. Но леди Тарстон сказала, что это плохая идея. Джарлзы и слушать бы не стали. Я уверена, что и сейчас они не сомневаются в его невиновности. — Она нахмурилась, обдумывая сказанное. — Ну разве это не ирония?

— Похоже на то, — пробормотал Вит. Уголок его рта пополз вверх. — Могу я спросить, как вы раздобыли две дюжины жаб и ящериц?

— Как обычно. Мы их поймали.

— Моя матушка…

— Нет, конечно! — засмеялась Мирабелла. — Иви, Софи, Кейт, Лиззи и я побывали на озере. У нас ушло на это почти четыре часа. Сначала мы хотели наловить только ящериц, но потом уже хватали все, что под руку подворачивалось. — Она вдруг поморщилась. — Мне так стыдно…

— За то, что оклеветала тринадцатилетнего ребенка?

— Господи, нет! Я ужасно рада, что сделала это. Мне жаль ящериц и жаб. — Мирабелла поежилась. — Перепугались, наверное, до полусмерти.

— Думаю, да, если рептилии вообще умеют пугаться.

— Что ж, теперь они снова вернулись на озеро. Я бы и сама их отнесла, но Иви захотелось прогуляться в одиночестве.

— Да, я знаю.

Мирабелла склонила голову и с любопытством на него посмотрела.

— Удивлена, что ты отпускаешь ее гулять вечером в одиночестве.

— Ей ничто не угрожает, пока она остается в хэлдонских угодьях и держится подальше от дороги.

— Да, но все равно, это неосмотрительно…

— У меня свои причины.

И одна из этих причин приближалась сейчас к опушке леса.

Ветки и прошлогодняя листва шуршали под ногами, а когда-то тишина была его спутницей. Чтобы бесшумно двигаться, нужно взвешивать каждый шаг, а он думал совершенно о другом.

Ему приказали вернуться. Явились прямиком в лагерь и сказали, что пришло время — он нужен.

Чтоб их всех черт побрал!

Он мог отказаться, собрать свои скудные пожитки и уйти, если бы не три «но». Он был им обязан. Ему не придется возвращаться к прежнему ремеслу, и он был влю…

— Ой!

Он вытащил охотничий нож и встал в боевую стойку, прежде чем стих крик удивления. Голос был женский, но он прекрасно знал, что в хорошенькой фигурке может скрываться коварное сердце.

Яркий свет ударил ему в глаза, и он невольно отшатнулся. Когда она опустила фонарь, он увидел ее лицо.

И внутри все замерло.

Иви.

— Вы М… Мак-Алистер, — запинаясь, произнесла Иви, когда он выпрямился.

Он медленно, не сводя с нее глаз, кивнул. Был не в силах отнести от нее взгляд или мигнуть, боясь даже на долю секунды потерять ее из виду.

— Я… Я —Иви… Иви Коул.

— Я знаю, кто вы.

Мак-Алистер не удивился, что голос стал хриплым и грубым после долгих месяцев молчания. Ему было все равно. Говорить не хотелось еще больше, чем отводить взгляд. Он жаждал слышать не свой голос — ее. Тихий и ласковый, как и смех, эхо которого иногда приносил ветер, чтобы утешать и терзать Мак-Алистера в его одиночестве.

— Я… Мне говорили, что вы н-н-ненастоящий.

Он не знал, что она заикается, когда волнуется, и добавил эту маленькую деталь к ее драгоценному образу, который по крупицам собирал уже много лет.

— Я настоящий.

Она облизнула губы — картина, которая будет сниться ему каждую ночь.

— Знаю, — кивнула Иви. — Я однажды видела вас. Т-т-там. — Она показала на утес в тридцати ярдах. — Была почти н-ночь, и вы свежевали кролика. Вы так быстро ушли. Наверное, вы меня не видели, но…

— Я видел вас.

Если Иви приходила гулять на холмы, он знал об этом и заботился, чтобы с ней ничего не случилось. Сегодняшний вечер был исключением.

— Ох, — прошептала Иви. — Я вам мешаю. Мне уйти? Мак-Алистер едва заметно покачал головой, думая о том, что она пахнет лимоном и мятой. Ему вдруг стало интересно, какая она на вкус.

Он должен узнать. Он не мог устоять. Не теперь, когда слышал биение ее сердца и тихое дыхание, — он просто не мог уйти прочь.

Поэтому склонил голову и попробовал. «Лимон и мята», — подумал он, коснувшись губами ее уст, теплых, нежных, дурманящих, словно чашка чая. Ему нужен был один глоток, лишь один маленький глоток, чтобы облегчить боль внутри. Но он сжимал руки в кулаки и держал их по швам, зная, что если дотронется до нее, уже не сможет остановиться и станет пить большими, жадными глотками.

Медленно, неспешно касался ее губ в осторожном танце нападения и отступления. Потом стал покусывать ее нижнюю губу и, когда она вздохнула, скользнул внутрь кончиком языка. Затем поцеловал уголки ее рта. Она такая красивая, такая идеальная, его милая Иви…

И он не станет трогать ее своими запятнанными руками.

Он отстранился.

— Не гуляй тут одна какое-то время. Меня не будет, чтобы защитить тебя.