«Больно я нужен трубачам с пушкой», – подумалось Ване.

Но Лорка, словно угадав эту мысль, сказала:

– Тебе полезно с ними познакомиться. А то ведь у тебя пока нет здесь друзей, да?

– Кроме тебя, – выскочило у Вани. И лишь потом он смутился. Огрел себя мокрой подошвой по колену.

А Лорка не смутилась, понятливо кивнула:

– Да. Но я не смогу защищать тебя от Квакера. А Трубачи… они в драках натренированные. С прошлых лет…

Ваню не очень тянуло на знакомство с тренированными в драках пацанами. Но, с другой стороны, Лорка права. Невозможно все лето жить беззащитным.

Лорка решила:

– Ты проводи меня сейчас, потом иди домой, успокой свою бабушку, а после обеда приходи ко мне снова. Тогда и пойдем к Трубачам…

Историю Трубачей Ваня узнавал постепенно, при разных встречах и разговорах. Как говорится, отдельными фрагментами. Но излагать ее такими отрывками здесь не имеет смысла. Это постоянно прерывало бы роман. Поэтому расскажем сразу и по порядку.

Федя Трубин и Андрюша Чикишев дрались в течение почти четырех лет. С начала первого и до окончания четвертого класса. Без большой жестокости, но деловито и регулярно. Почти каждую неделю. До разбитых носов доходило редко, однако синяки были делом обыкновенным. Эти синяки и постоянные известия о поединках приводили в отчаяние родителей, учительницу Юлию Васильевну, а также бабушку Андрюшки.

За что Трубин и Чикишев не любили друг друга, что делили между собой, понять не было возможности. Они не соглашались друг с дружкой ни в чем. Как в старой песне: «Если один говорил из них „да“, „нет“ говорил другой». В проигранных футбольных матчах с другими классами Трубин всегда обвинял Чикишева, а тот, естественно, Трубина. Если на уроке Юлия Васильевна просила Федю рассказать о Куликовской битве, следом поднимал руку Андрей и заявлял, что Трубин все переврал. «Самым бестолковым образом!» Если отправлялись в поход на Гилевские луга и Чикишев получал задание разжечь костер, Трубин тут же всех оповещал, что Андрюшка спалит окрестные леса, но зажечь ни одну ветку в костре не сумеет… И конечно же: «Ну чо, пошли за кусты?» – «Само собой…»

И девчоночье повизгиванье: «Ой, ребята, они опять!» И очередные заявления Юлии Васильевны на родительском собрании, что «с учебой у этих двоих нет больших проблем, но своим поведением они постоянно снижают показатели класса по дисциплине». И что «родителям пора бы принять надлежащие меры». Но у родителей были мягкие характеры и для надлежащих мер не хватало решимости.

Зато однажды ее хватило у Евдокии Леонидовны, Андрюшкиной бабушки. Она шла с рынка и увидела двух вечных неприятелей, которые сцепились прямо на улице, на весенней травке у чикишевских ворот. Она оставила корзинку на лавочке, ухватила обоих противников за воротники и отвела в сарайчик, что стоял в глубине двора. Там она скрутила в жгут мешок из-под картошки. Сказала любимому внуку: «Иди сюда». Андрюшка подошел. Он никогда не уклонялся от ответственности за свои дела. Евдокия Леонидовна взяла внука за шкирку и взгрела пыльным жгутом по лопаткам.

Федя мог бы удрать в незапертую дверь, но счел такое бегство унизительным. Слегка запыхавшаяся Евдокия Леонидовна сказала ему:

– А тебя я сейчас отведу к твоей тете, Клавдии Кузьминишне, и попрошу сделать с тобой то же самое.

Трубин объяснил, что тетя на работе. И мама с папой тоже.

– Лучше сделайте со мной это сами. Чтобы стало справедливо. Мы же дрались одинаково…

– Охотно, – отозвалась еще не остывшая Андрюшкина бабушка. И сделала. Федя не пикнул, как и Андрюшка (подумаешь, мешок!).

Отдышавшись, Евдокия Леонидовна грозно вопросила:

– Будете еще драться?

– Я больше не буду, – привычно пообещал Андрюшка.

– И я не буду…

– То-то же!.. Миритесь немедленно и убирайтесь! И чтобы больше ни разу…

Трубин и Чикишев покладисто кивнули друг другу, покинули сарайчик и деловито закончили драку в саду, под набирающими цвет яблонями…

Неизвестно, сколько бы еще продлилась их затяжная война, если бы не девятиклассник Артур Сенокосов.

Сенокосов тоже был нарушитель дисциплины (часто приставал к девчонкам), а еще – бестолочь и трус. После очередного скандала и разборки в кабинете директора он притихал. Чтобы дать Артуру шанс исправиться, учителя поручали ему какую-нибудь общественную работу. Например, вешать в вестибюле плакаты перед праздниками, следить, чтобы никто не проскакивал в школу без сменки, или наблюдать за порядком на этаже с младшими классами. Но ведь известно: «Заставь дурака Богу молиться…» И однажды этот дурак усмотрел непорядок в поведении четвероклассника Никитки Кельникова.

Никитка шагал по коридору, улыбался, смотрел перед собой и махал снятым ранцем. Вообще-то он редко ходил так живо, а ранец всегда аккуратно носил за плечами. Но сейчас, видно, было у него какое-то особое настроение.

У Артура тоже было настроение, но не особое, а просто скверное. Когда Никиткин ранец задел брючину Сенокосова, тот паучьим движением ухватил четвероклассника Кельникова за плечо:

– Ты чего махаешься! Чуть ногу не перешиб!

Никитка перестал улыбаться.

– Я нечаянно… Извини, пожалуйста…

– Ха, «нечаянно»! А школьная дисциплина не для тебя? Ну-ка, марш к батарее – и двадцать отжиманий!

Никитка замигал и сказал тихо:

– Мне это нельзя, отжимания… Ни одного…

Ему и правда было нельзя. Тихий, безотказный, добрый ко всем Никитка Кельников с младенчества страдал пороком сердца. Еще в первом классе на собрании (когда Никитка болел дома) Юлия Васильевна сказала:

– Ребята, вы поймите: у него сердечко – как лампочка из тонкого стекла. Толкнешь неловко – и одни осколки…

Класс притих. Маленькая курчавая Света Дымкина вдруг всхлипнула…

С той поры знал каждый: обидеть тихого Никитку (с ласковым прозвищем Никель), зацепить неловко или хотя бы просто прикрикну ть на него – совершенно бессовестное дело. Все это понимали, даже самые сорвиголовы во всех классах. Только Артур Сенокосов, кажется, не знал, не понимал.

Он тряхнул Никитку за плечо:

– Кому сказано! А то сделаю из тебя цыпленка табака!

Трубин и Чикишев шли в ту пору из туалета после небольшой драчки. По разным сторонам коридора. Андрюшка трогал языком припухшую нижнюю губу. Они в один и тот же миг увидели дурака Артура и Никитку.

Они посмотрели друг на друга. Быстро сошлись.

– Ты – под ноги, я – башкой, – быстро сказал Федя.

– Почему это я под ноги, а ты?! – привычно возмутился Чикишев.

Но тут же понял, что не время для спора. Незаметно шагнул за Артура и прилег позади него на половицы. В ту же секунду Федя с разбегу врезал Сенокосову головой в живот.

Длинный Сенокосов отпустил Никеля и загремел через Андрюшку, будто Дон Кихот с мельничного ветряка. Только вот не было звона доспехов. Зато были грозные вскрики:

– Это! Что! Такое! Это! Опять! Чикишев и Трубин!..

Разумеется, на месте происшествия возникла вездесущая и бдительная завуч Карина Эдуардовна. Было бы странно, если бы не возникла. И потому никто не удивился. Хнычущий Сенокосов воздвигся над полом. Андрюшка тоже вскочил. А Никитка Кельников вежливо и безбоязненно разъяснил завучу:

– Карина Эдуардовна, они не виноваты ни капельки. Они просто заступились за меня.

Карина Эдуардовна была крикливой и не очень-то доброй. Но она не была глупой. Ее педагогического опыта хватило, чтобы сразу понять, что к чему.

– Сенокосов! Марш ко мне в кабинет, там поговорим!.. Кельников, ты не пострадал?

– Не успел, – виновато улыбнулся Никитка.

– Чикишев и Трубин… гм… Я не верю глазам. Вы впервые оказались не друг против друга, а плечом к плечу. Это вселяет надежду… Хотя драться все равно недопустимо… Но я не стану ничего писать в ваши дневники, если вы дадите обещание!

– Какое? – спросил Андрюшка, снова тронув языком губу.