На висках Глеба выступил холодный пот. Он не боялся, нет, он просто не знал, чего ожидать. Вдруг это существо, эта сущность, создание, инопланетный монстр отправит его куда-нибудь – к той же банде воинственных роботов или к звезде Бетельгейзе, что, по слухам, скоро взорвется, превратившись в сверхновую.

Но пришелец, кажется, не собирался выкинуть какой-то фокус.

Подошел к Глебу, коснулся ладонью груди и произнес на русском:

– Присутствуем. Функциональная адаптация завершена. Мы готовы.

– Мы? – переспросил Глеб, переводя дух и озираясь.

– Мы, – отозвался его гость. – Мы, Защитник.

Некоторое время они взирали друг на друга. Пришелец был совсем как человек, если не считать, что никакими ароматами от него не тянуло. Люди всегда пахнут, и у каждого свой запах, неприятный или сладкий, как у детишек и юных девушек, о чем всякий медик знает преотлично. Впрочем, отсутствие запаха не было новостью для Глеба – гость, пролежавший у него в подвале больше двух недель, не пах, не ел, не пил и почти не дышал.

Он отвел взгляд, вытер о рубаху вспотевшие ладони и поинтересовался:

– Можешь объяснить, что случилось со мной? Эти песчаные вихри… потом меня куда-то потащило… башня, там была башня с армией роботов… И я вдруг решил, что…

– Стасис, – вымолвил пришелец. – Портал трансгрессии. Мираж. – Подумал секунду и добавил: – Иллюзорная не-жизнь. Так есть.

Голос его звучал глуховато, но слова он выговаривал с удивительной четкостью и выглядел бодрым. А прежде хрипел, вспомнилось Глебу, и качало его как утлую лодку в бурном море. В день их встречи гость, будто ниоткуда, возник на дороге поздним вечером и шел – вернее, еле ковылял – от фонаря к фонарю, потом замер напротив дома, постоял пять секунд и направился к дверям. Бывало, заходили к Глебу соседи, кто за лекарством, кто за советом, и больные из города тоже случались, но не в таком плачевном виде и не в этот неурочный час. Может, избили его или сам изувечился?.. – подумал Глеб, выскочил в палисадник и подхватил недужного. Тот едва держался на ногах, но сознания не потерял и прохрипел на русском: «Быть в покой… ты не сообщать… никто, ничего, никому… не сообщать, не извещать, не информировать…» Так и пролежал в покое семнадцать дней, а теперь – орел! Не качается, огонь из пальцев пускает и говорит не запинаясь! Стасис… трансгрессия… мираж… иллюзорная не-жизнь… Понять бы только эти речи!

Transgressio, произнес Глеб про себя, повторил на привычной медику латыни. Это означает «переход» и, вероятно, относится к его путешествию, а с остальным разберемся позже. Надо бы в дом вернуться, а то пришелец – в чем мать родила, хотя насчет матери есть сомнения… Но кто бы его ни родил, нельзя держать мужика голым на улице, в общественном месте! Неприлично! Слава богу, уже сумерки, ночь наступает…

Совсем успокоившись, он коснулся холодного мускулистого плеча.

– Идем домой. Тебе надо одеться. У нас не принято ходить в таком виде.

С этими словами Глеб направился к дороге. Пришелец послушно шагал следом, бормоча: «Одежда, облачение, платье, наряд… не принято в таком виде… принято в одежде…» Они быстро пересекли улицу и палисадник перед домом, Глеб распахнул дверь и втолкнул гостя в прихожую. Марина с фотографии удивленно посмотрела на голого человека и даже будто бы с неодобрением покачала головой.

– Ничего, милая, сейчас мы его приоденем, – сказал Глеб. – Комбинезон его где? Правильно, в шкафу… вот он лежит… Ну, натягивай свое платье-облачение-наряд.

Наряд в самом деле походил на черный комбинезон с разрезом от шеи до паха и болтавшимися внизу башмаками. Пришелец влез в него, не спуская взгляда с портрета Марины. Затем произнес с вопросительной интонацией:

– Женщина?

– Да. Моя жена.

– Где?

– Здесь ее нет. Умерла.

– У-мер-ла… – задумчиво повторил пришелец. – Старая?

У Глеба перехватило горло.

– Нет, совсем молодая, – выдавил он. – Умерла от болезни.

– Мы поняли, – сообщил гость. – Ты молодой и тоже мог умереть. Не-жизнь в стасисе – иллюзия, но смерть там реальна. Мы тебя извлекли/вытащили.

Вот оно что! – подумал Глеб. Значит, вытащили! И попытался уточнить:

– Кто вытащил? Ты?

– Мы.

– Каким образом?

– Есть метод. Контроль волн причинности, развоплощение возможных событий и лучевой удар, – последовал ответ.

Хмыкнув, Глеб повел его в комнату на первом этаже, где обычно занимался с больными. Кроме письменного стола с компьютером и кресла здесь находились большое зеркало, напольные весы, кушетка, пара стульев и диванчик у окна для посетителей. Стену напротив дивана занимали полки с лекарствами и нехитрым медицинским инструментом: тонометр, глюкометр, три стетоскопа и прочее в том же роде. Включив свет, Глеб внимательно осмотрел гостя, отметил, что дышит тот как положено, раз в две-три секунды, затем взял его за руку и попытался нащупать пульс. Пульса, как и прежде, не нашлось. Он покосился на тонометр, но решил, что измерять давление крови – бессмысленное дело. Какое давление, раз пульса нет?

– Ты в порядке? Я имею в виду самочувствие.

– Мы функционируем нормально. В режиме, подходящем для этого мира.

– Почему «мы»? Ты здесь один и должен упоминать себя в единственном числе.

– Неверный вывод. – Подумав, пришелец добавил: – Если желаешь, способ личного упоминания будет изменен.

– Да, желаю. А заодно хотелось бы узнать твое имя.

– Защитник.

– И кого ты защищаешь?

– Тебя. Человеческое существо Глеба Соболева.

«Имя знает и фамилию, – подумал Глеб. – Можно сказать, большое внимание со стороны космических сил! Только почему? Вдруг я внебрачный сын императора Галактики? Законный наследник разбит паркинсоном и впал в слабоумие, так что мой черед присесть на трон…»

Он усмехнулся и хотел спросить, кого же ему опасаться, но вспомнил про башню, про роботов с пальцами-клинками, про свое странное умоисступление, и решил, что этот вопрос подождет. Наверняка у папы-императора полно врагов, хитрых интриганов, так что принцу-бастарду и впрямь нужна защита.

– Защитник – это функция, – промолвил Глеб. – Я врач, но может быть много врачей, много защитников. А врач Глеб Соболев – один. По крайней мере, в этом городе.

– Концепция имени нам… мне непривычна, – отозвался Защитник. – Но мы… я… действую в рамках культурной среды. Мне необходимо имя?

– Да.

Взгляд гостя заметался по комнате. Нет, не так – он осматривал помещение быстро, но очень сосредоточенно, задерживаясь на каждом предмете: стол, компьютер, кушетка, полки с аптечкой, флаконы, упаковки лекарств, банки с витаминами, мази и бальзамы… Все это было расставлено в строгом порядке: нитроминт, предуктал, моночинкве, целая коллекция сердечных препаратов; хинаприл, коринфар и прочее, что нужно при артериальной гипертензии; кетонал, феброфид, напроксен и два десятка гелей, какими пользуют больных с подагрой и артритом. Еще – средства от гриппа и простуды, от изжоги и ангины, от аллергии, диареи и мигрени, капли от насморка, снотворное и – отдельно, в крохотном сейфе под замком – кое-какие нейролептики. Вряд ли гость нуждался в чем-то из этого набора, но взирал на коробки и банки с большим вниманием.

Наконец он произнес:

– Йокс!

– Что – йокс? – не понял Глеб.

– Я выбрал имя. Меня зовут Йокс.

Глеб направился к полкам, снял флакончик с яркой надписью, покачал его в ладони. Чешский препарат, едкий спрей на основе йода, которым санируют полость рта и горло… На вкус, скажем прямо, не подарок, но звучит энергично… Йокс! Ладно, пусть будет Йокс. Все же лучше, чем пурген.

– Поздравляю, имя у тебя есть, – промолвил он. – Теперь скажи, откуда ты явился?

Йокс вроде бы впал в задумчивость. Утверждать это с определенностью было тяжело – никаких эмоций на его физиономии не замечалось. Размышлял он с минуту, потом произнес:

– Объяснять/информировать долгий процесс. Не хватает терминов. Необходимо подбирать.

– Ладно! Подберешь и после расскажешь. – Глеб махнул рукой. – Я так понимаю, что защищать ты должен только меня. Почему? Я больше других нуждаюсь в защите?