Пришла осень. Увядание природы наводило на грустные мысли. Багрово-золотистый октябрь сменился хмурым ноябрем с дождем и туманом. Генерал отвечает на поздравительные открытки, присланные к Дню святого Шарля. Он замечает в письме к племяннице: «Мы с Ивонной живем здесь в одиночестве. Но после стольких пережитых волнений оно не кажется нам давящим» {592} . Сыну же де Голль пишет следующее: «Через тринадцать дней я начну восьмидесятый год моей жизни. Несмотря на испытания, сомнения и связанную с возрастом усталость, я должен спешить» {593} . Думал ли он о смерти? Возможно. Ведь еще два года назад, будучи президентом, генерал отметил: «В моем возрасте уже чувствуешь, как тень жизни расплывается в ожидании ночи» {594} .
В декабре в Коломбэ приехал Андре Мальро. Через полтора года писатель издал небольшую книгу об этой своей последней встрече с де Голлем — «Дубы, которые срубают…» {595} . Два знаменитых человека уселись в кабинете генерала и провели за разговорами весь день. За окном падал хлопьями снег, в кресле спал, свернувшись клубочком, серый кот Гри-гри, а хозяин дома и писатель вспоминали ушедшие годы, события, людей. Мальро запало в память, как де Голль сказал: «Да, Сталин был прав. В конечном счете все побеждает смерть».
В новом, 1970 году бывший президент согласился на предложение издательства «Плон» опубликовать его речи и послания в пяти томах. Теперь работы только прибавилось. Генералу так хотелось все успеть. А сделать еще нужно было очень много. Он все время думал об этом. В письмах к родным и знакомым де Голль неизменно подчеркивал: «Если Богу будет угодно, я завершу мой труд» или «Может быть, Бог отпустит мне время, чтобы закончить» {596} . Он просил у Всевышнего еще три года.
Весна прибавила генералу сил. Первый том был в целом написан. Де Голль назвал его «Возрождение». Настроение поднял и выход в свет двух книг «Речей и посланий» — «Во время войны» и «В ожидании». Бывший президент мог немного расслабиться. Он решил поехать в начале лета в Испанию, где никогда не был.
3 июня генерал с женой отправился в путь на машине. Супруги решили посмотреть самые красивые города страны и просто отдохнуть. Свой маршрут они начали со святого места — Сантьяго-де-Компостела, города со знаменитым средневековым собором, хранящим мощи святого Иакова. 8 июня де Голль прибыл в королевский дворец-музей Эскориал. Как тут было не вспомнить стихи Альбера Самена [56], которые он так любил:
Mon ame est une infante en robe de parade,
Dont l'exil se rflete, éternel et royal,
Aux grands miroirs déserts d'un vieil Escurial
Ainsi qu'une galere oubliée en rade
{597} .
Моя душа — инфанта в нарядных жемчугах,
Ее изгнанье вечно, без конца и без начала,
Оно отражено лишь в зеркалах Эскориала,
Душа моя — забытая галера на дремлющих волнах
[57].
Генерал ходил по мрачным залам дворца и думал. Чья это душа? Чье изгнанье? Его? Сколько же их было этих изгнаний? Сорокового года, сорок шестого и последнее, шестьдесят девятого. Кто помнит об этом сейчас? Стены здания военного министерства на улице Сен-Доминик или зеркала нелюбимого Елисейского дворца? А он сам? Разбитая об острые скалы, старая заброшенная галера. Без кормчего, без гребцов. Никогда она уже не отправится в счастливое плавание на завоевание милой сердцу Франции.
Потом был Мадрид. Бывший президент встретился с Франко. Он с уважением относился к этому человеку и был рад беседе с ним. Два генерала говорили о колониальной политике, деколонизации, роли ООН в международных отношениях {598} . Де Голль побывал в музее Прадо, а затем отправился в Толедо, Кордову, Гранаду, Севилью. Передохнув неделю на южном берегу в горах под Марбельей, он вернулся в Коломбэ.
Лето в самом разгаре, но об отдыхе больше думать не приходится. Столько дел! Дня едва хватает, чтобы успеть выполнить намеченное. Писатели, ученые по-прежнему присылают де Голлю свои книги. Он находит время хотя бы просмотреть их, отвечает на письма. Приезжают внуки. Генералу так приятно пообщаться с мальчиками, которые уже выросли и вступают во взрослую жизнь. Он гуляет с ними по парку, а вечером все усаживаются в гостиной и бывший президент торжественно, почти ритуально, читает отрывки из своих воспоминаний.
Де Голль очень рад тому, что издательство «Плон» быстро выпустило оставшиеся три тома его «Речей и посланий». Третья книга — «Возрождение» увидела свет в июне, четвертая — «С усилием» — в июле и последняя — «В конце пути» — в начале сентября.
Генерал спешит. Готов первый набросок второго тома мемуаров. Он будет называться «Усилие». Но сил не так много. Работать быстро не удается. Де Голль подбадривает себя и вспоминает о великих людях, которые в более почтенном возрасте, чем он сейчас, создавали шедевры. Бывший президент отмечает в своем дневнике: «В 89 лет Софокл пишет "Эдип в Колоне", в 80 Гёте пишет "Фауст". В 97 лет Тициан рисует "Снятие с креста", а Верди в 85 создает свой грандиозный "Те Деум". Еще Моне, Кант, Вольтер, Шатобриан, Гюго, Толстой, Шоу, Мориак. Сколько восьмидесятилетних людей продолжали свое замечательное творчество!» {599}
Генерал размышлял, о чем писать дальше. Он ходил по дому и смотрел на подарки, которые получил от разных государственных деятелей. Так он вспоминал людей, и память сразу восстанавливала какие-нибудь эпизоды. Де Голлю за годы президентства надарили уйму всевозможных предметов. Но он взял в Коломбэ лишь то, что ему нравилось. Персидский ковер ручной работы от шаха Ирана, на котором был выткан портрет генерала. Сабли из Саудовской Аравии, Ирака, Сирии, Марокко. Большой серебряный самовар от Брежнева и Косыгина. Огромные бивни слона из Камеруна. Смешная, но такая милая трехметровая эфиопская вышивка. На ней в наивной форме изобразили де Голля с женой, приехавших в Аддис-Абебу. Генерал особенно любил резное изображение Богородицы, выполненное из дерева средневековым мастером, — подарок Аденауэра, а также большую бронзовую статую «Победа» Антуана Бурделя. Жена известного скульптора подарила ее де Голлю, и она была установлена в парке Буассери.
И опять в Коломбэ пришла осень, сначала, как обычно, красивая, мягкая и тихая. Октябрь ознаменовался для генерала важным событием. Вышел в свет первый том его «Мемуаров Надежды», охвативший 1958–1962 годы. Де Голлю привезли несколько десятков экземпляров. Он с удовольствием стал их подписывать.
А дни летели дальше. Наступил и самый печальный осенний месяц. Время, остановись! Господь, дай ему еще пожить, чтобы он успел завершить свой труд. Нет?!
9 ноября 1970 года. Генерал встал в восемь, в девять позавтракал, просмотрел утренние газеты и отправился на традиционную прогулку по своему парку. День был таким хмурым, промозглым. Накрапывал мелкий дождик. Его капельки маленькими струйками стекали по статуе «Победы». Ветер срывал с деревьев последние желтые листья. Де Голлю сами пришли в голову стихи Эмиля Верхарна: