Огонь в печи, еда, одеяла, стакан спирта. И усталость, и страх. Раньше плелись позади, а тут нагнали, стиснули. Мир закачался перед глазами, поплыл. И кто-то ползучий, напитанный отравой, пролез под ребра, к сердцу.
Круз, цепляясь за стены, подобрался к двери, вывалился наружу, на истоптанный, испятнанный желтым снег, свалился, перевернулся на спину, по-рыбьи разинув рот. Лежал, пока не начало кусать за спину. Тогда перевернулся, встал на четвереньки, со второй попытки поднялся на ноги. Побрел назад. Кинувшихся навстречу отстранил — не надо, мол, хорошо мне. Но хорошо ему не было.
Когда вернулись, Аделина, подбоченившись, принялась выговаривать:
— Да что ж это, Андрей Петрович, куда такое годится? Не мальчик вы уже, по горам зимой шастать! А ну как сердце у вас или еще что? И сами сгибнете, и народ погубите!
— Так война же, — оправдывался Круз вяло. — Победили мы. Надо было мне идти, обязательно.
— Чего это «надо»? Ну и что, война и война, все время воюем! Это ж не значит, что самому, как мужику серединному, повсюду соваться? Эк хорошо: явились, придумали лекарство от сонной хвори, втравили меня в войну настоящую, рассорили с женсоветом, а сами бац! — и копыта откинули?! А весной-то свара настоящая начнется, не с оленными. Со Степанидой. Как мне без вас? Вы-то совесть мужскую имейте! Во, пощупайте!
Задрала бесстыдно кофту, схватила Крузову ладонь, прижала. Сквозь жирок на обширном Аделином животе ощутилось тугое. И оттуда в Крузову ладонь вдруг ткнулось что-то маленькое, округлое.
— Люська мне ультразвук сделала, говорит — мальчик. Сын. Так что не бегай шибко, Андрей Петрович. А то и не увидишь спиногрыза своего. Издали воюй, как положено командиру. Вон, у тебя этот, кольский парниша — пусть бегает. А ты — сиди.
— Я буду, — пообещал Круз.
Хотел еще добавить, что и не хотел сам идти, но дело такое важное и опасное — как людей отправлять, когда сам сидишь? Но смолчал. Аделина не дура, все уже разнюхала и поняла. Знает, что едва не попал ее Андрей Петрович впросак с оленными, ой-ой как мог бы попасть. Союзники, связанные страхом, — плохие союзники. А оленные на разбой отвечают быстро. Волки, конечно, ужаса нагнали, и казалось уже — пошло дело. Первую партию пленных пригнали, три десятка молодых, самое то. А потом появился шаман Буй, по уверениям Вани Коковкина, прежде бывший не шаманом, а Васей Золотником, получившим десятку за разбой и грабежи в городе Санкт-Петербурге и отправленным в лагерь на Печоре. Буй объявил, что отгонит духов зла, спасет стада, а нечистых — выжжет. Сказал и тут же принялся делать. Через неделю новые союзники послали к Крузу гонцов, умоляя спасти. Захар же, побегавший с волками, сообщил, что серых на верную смерть не поведет. Слишком от баз далеко, поддержки нету. Буй этот — он народу собрал немерено. В горах засел. А где засел? Местные говорят, вроде тут вот где-то, в этих долинах. А точней узнать можно? Почему нет, узнаем. И узнали.
Тогда у Круза и родился план — окончить эту войну одним ударом. Убить или запугать. Развалить собранный Буем союз. Проводников нашел, набрал добровольцев, объяснил опасность. И повел сам. Все просчитал — кроме погоды. Хотя с такой погодой и получилось врасплох застать. И удрать после. Все равно, чет-нечет с безносой.
Чет выпал. Через две недели явился Пюхти, довольный. Буевы люди разбежались. Не захотели оставаться там, где шаман умер. Говорят, грязь легла там. И дух шаманский плачет, зима его поймала. И ваш там дух, Андрей Петрович, по слухам, застрял. Как вы без духа-то?
— Ты чего несешь-то? — спросил Последыш. — Вот старшой наш, живой и здоровый! Леща даст, так до гор своих долетишь! Одним духом!
Застольный народ дружно заржал. А Пюхти, покраснев, подавился сухариком.
Не смеялся один Круз. Оленные, наивно веря, что нельзя человеку выйти невредимым из нечеловеческого, были правы. Дан сам взялся обследовать Круза. Долго слушал, прикладывал таблетку стетоскопа, похожую на пиявочный рот. Затем заставил своих ассистенток выслушать Крузово сердце. Посовещался с ними и сказал, вздохнув:
— Вот и все, Андрей. Ненамного я тебя опередил. Еще один такой забег станет для тебя последним.
— А какой смысл мне на завалинке сидеть? — спросил Круз. — Чтоб слушать, как старым пнем называют? Ты уже своего добился, я свое обещание исполнил. Все, кого я привел сюда, смогут выжить и без меня. Теперь я волен распоряжаться собой, так?
— Не совсем, — Дан поморщился. — Как я завидую тебе, Андрей! Ты еще настолько мальчишка… Вакцина — это полдела. Есть многие, для кого лучше жить прежней жизнью. Котлас неплохо жил и без нас. Они потихоньку набирали силу, женсовет этот их — система удивительная. Как власть пришла к женщинам, я не смог выяснить, скорее всего, среди иммунных оказалось больше женщин и как-то они власть сумели взять… Но властью распорядились с толком, поверь мне. И вот теперь приходят новые, готовые разрушить уже устоявшийся порядок. А это новое — обязательно война, потому что оно слишком сильно для прежнего равновесия. Настоящая война, не эти их вялотекущие женские свары. Для настоящей войны нужны мужчины. Ты думаешь, Аделина тебя по бабьей слабости под крылышко взяла? Ею сталь ковать можно. Она тебя взяла, потому что предвидела. Ты учти, у них здесь разделение власти как у ирокезов. Бабы всем в доме заправляют, а на добыче — мужчины. А все объединить, организовать, перестроить под войну — для этого ты нужен. Это твоя работа. И она только начинается. Тебе нельзя умирать, Андрей.
— Помнится, ты недавно хотел всего лишь найти вакцину и умереть счастливым. Говорил, что благодарное человечество само подхватит и не забудет. А теперь, как я вижу, про Четвертый рейх задумался?
— Брось! Я ведь серьезно. Я тоже учусь. Андрей, нам с тобой выпало восстановить человечество. А это можно сделать лишь тогда, когда наступит мир, когда по земле перестанут шастать невероятные банды человеконелюдей, когда снова станет тепло и безопасно. Неужели ты против?
— Я? Я не против, конечно, — согласился Круз. — Мне можно идти?
— Иди. И береги себя. Никаких драк, марш-бросков, спирта.
— И ты себя береги, — посоветовал Круз. — Без тебя-то я — к чему?
— Спасибо, конечно, — согласился Дан, хмурясь. — До скорого.
— Угу, — ответил Круз и пошел пить чай с сухариками.
Война не дождалась весны. С февраля начиная к Аделине то и дело заявлялись странные бабенки: то беременные молодки, то старухи, иногда ветхие до неприличия, в стеганых бурочках и платках времен Цусимы. Шептались, шастали, подглядывали за Даном, ходили в мастерские, смотрели на вакцинированных. Расспрашивали, вынюхивали. Аделина, гладя круглый живот, подолгу с ними чаевничала, слала девок за медом и сухариками, за моченой клюквой и вареньем из морошки. А в ночь на восьмое марта пришла к Крузу, уселась на кровать — огромная, неуклюжая, в ситцевой застиранной ночнушке, пахнущая подмышками. Потрогала за руку.
— Андрей Петрович, э-эй, Андрей Петрович… ты за пистолет-то не хватайся, я это. Кто к тебе придет, кроме меня? Вот мне не спится нынче, и думаю: пора, Андрей Петрович. Пора давить Степаниду. Ты мужиков собери. Я ж знаю, уже неделю под ружьем их держишь. Прям завтра собери и двигай.
— Я соберу, — пообещал Круз.
Стрелять начали в Микуни. До того посты проходили без проблем. Высаживались, переговаривались. Два поста разоружили без сопротивления. Люся со старухой Силантьевой шли говорить и, возвращаясь, сообщали: заберите у них стволы. Стрелять они не будут, но так надо. Круз не спрашивал, почему так надо, людей слал и оружие забирал, а на постах оставил по наряду. В Микуни же дрезину, отправленную для разведки, загнали в тупик, под танковые пушки, и потребовали выходить с поднятыми руками.
Главные силы Круз высадил заранее и сам на станцию не полез, состав оставил на подъезде. За внешний периметр прошли без проблем и почти без переговоров — но на периметре внутреннем, у самой станции, вышла неувязка. Молодка Зинаида по прозвищу Кирза, поставленная Степанидой держать Микунь, хотела вакансии в женсовете — как раз той, какую хотела сделать на месте Аделины разъяренная Степанида. Но микуньское население умирать не хотело, тем более в сваре со своими же, и принялось экономно расстреливать низкие облака, причем целилось заботливо. А то, невесть час, попадешь по чему-нибудь, так с ремонтом хлопот не оберешься. Интинские последовали примеру, но стреляли экономнее — свои ж патроны на себе несли.
