— Но подумайте, чего вы можете добиться, — перебил он. — Не воображаете ли вы, что сумеете приостановить эту страшную машину, пущенную в ход Уотерманом?

— Не знаю, не знаю, — сказала она, подавляя рыдания. — Я могу сделать только то, что от меня зависит. Если в нем есть хоть капля жалости, я брошусь перед ним на колени и буду молить его…

— Но, Люси, подумайте, что вы делаете! Вы отправляетесь ночью к нему в дом!

— Я не забочусь о своей чести, Аллан! Я не боюсь Уотермана. Я слишком долго думала только о себе, теперь я должна подумать о человеке, которого люблю.

Монтегю промолчал.

— Люси, — сказал он наконец. — Скажите мне, понимаете ли вы свою роль в этом деле?

— Да, да, — вскричала она страстно. — Я давно знала, что Уотерман преследует меня. Я думала о нем. Каждый раз, когда нас настигала какая-нибудь беда, я чувствовала его власть. Но я никогда не предупреждала Райдера об опасности!

— Из любви к нему… — начал Аллан.

— Нет, нет!

Дрожащей рукой Люси ухватила его за рукав:

— Видите ли… вы даже не можете себе представить этого. Я скрывала от него, потому что боялась!

— Боялись? Чего?

— Я боялась, что Райдер оставит меня! Я боялась, что он откажется от меня! А я его слишком люблю! Теперь вы видите, что я за особа! И я еще могу рассказывать вам об этом. Разве после этого мне есть чего стыдиться? Разве еще что-нибудь может унизить меня? И что я могу еще сделать, кроме того, как пойти к Уотерману и постараться исправить то, что я сделала?

Монтегю был потрясен ее унижением.

— Люси!.. — попробовал он возразить.

Но она снова схватила его за руку.

— Аллан! — шептала она, — я знаю, что вы испытываете потребность остановить меня. Но это ни к чему не приведет, я должна это сделать! И я не могу слушать вас, от ваших слов мне становится еще тяжелей. Я избрала свой путь, и ничто в мире не остановит меня. Я хочу, чтобы вы оставили меня. И сейчас же! Я не боюсь Уотермана, я больше ничего не боюсь! Меня пугаете только вы и ваше сострадание. Предоставьте меня моей судьбе! И перестаньте обо мне думать.

— Я не могу этого, Люси! — сказал Аллан.

Она приподнялась и попросила кэбмена остановиться.

— Я требую, чтобы вы ушли, Аллан! — закричала она. — Пожалуйста, выходите.

Он еще попробовал уговорить ее, но она буквально выталкивала его из кэба.

— Уходите, уходите! — кричала она, и он, совершенно растерянный, вышел из экипажа.

— Пошел, — закричала Люси кэбмену и захлопнула дверцу. Монтегю, стоя на аллее парка, тупо смотрел, как фонари кэба исчезли за деревьями.

Монтегю шел по парку, не отдавая себе отчета, куда идет. Мысли его путались, и он не видел ничего вокруг. Вероятно, он провел около двух часов, расхаживая по парку, пока, наконец, не остановился на перекрестке. Стрелки больших часов на здании ювелирного магазина показывали два.

Аллан огляделся. На противоположной стороне улицы как раз перед ним возвышалось здание, на котором светилась реклама «Экспресса». В голове у него мелькнула мысль о Бейтсе. «Приходите после того, как газета выйдет», — сказал ему репортер.

Монтегю вошел в здание.

— Мне бы хотелось видеть мистера Бейтса, репортера, — сказал он.

— Редакция городских новостей. Одиннадцатый этаж.

Угрюмый полусонный мальчик сидел в коридоре.

— Здесь ли мистер Бейтс? — спросил Аллан.

— Не знаю, — сказал мальчик и медленно сполз со стола.

Монтегю вручил ему свою карточку, и мальчик исчез.

— Пройдите туда, — сказал он, вернувшись.

Монтегю очутился в огромном помещении со множеством конторок. Здесь царил полнейший беспорядок; весь пол сплошь был завален бумагой. Репортеры (их было человек двенадцать) уже собирались уходить и надевали пальто.

— Вон Бейтс, — сказал мальчик.

Монтегю увидел репортера, который сидел перед конторкой, закрыв лицо руками. «Устал», — подумал Монтегю.

— Привет, Бейтс! — сказал он, но увидев бледное лицо репортера, вздрогнул от неожиданности.

— Что случилось?

Прошло с полминуты, прежде чем Бейтс смог ответить.

— Меня уволили, — прошептал он.

— Что? — с трудом выговорил Монтегю.

— Меня уволили! — повторил Бейтс и ударил кулаком по столу. — И перечеркнули весь мой сенсационный репортаж. Взгляните-ка сюда, сэр, прибавил он, раскладывая перед Монтегю два столбца гранок с заголовком, набранным жирным шрифтом: «Банкротство Готтамского треста». Гранки были накрест перечеркнуты синим карандашом. — Издатель снял из номера весь материал.

Монтегю не находил слов. Он сел рядом с Бейтсом.

— Как же это произошло?

— Тут нечего рассказывать, — сказал Бейтс, — они не хотят этого печатать. И все.

— Но отчего вы не передали статью в другую газету? — спросил Монтегю.

— Слишком поздно, — сказал Бейтс. — Негодяи! Они даже не известили меня. — Он разразился целым потоком проклятий. Затем рассказал Монтегю, как было дело.

— Я пришел уже в половине одиннадцатого и представил отчет редактору. Тот чуть с ума не сошел от радости и велел немедленно сдавать материал в набор на первую полосу в два столбца и все прочее, как полагается. И вот мы с Родни уселись за работу. Он сочинил отчет, я дал детали… О, мой бог, какой был материал! Все прочли и завизировали. Но через час или два, когда все было набрано, явился Ходжес — один из владельцев газеты, как вам известно. «Что это такое?» — раскричался он, когда прочел статью. Затем пошел к редактору. У них произошла стычка по этому поводу. «Никогда газета, которую я финансирую, не напечатает ничего подобного!» — заявил Ходжес; редактор пригрозил уходом, но и этим не смог сломить его упрямства. Я узнал обо всем лишь тогда, когда верстка уже пошла в типографию.

— Что же так испугало Ходжеса? — спросил Монтегю.

— А вот что, — сказал Бейтс. — Ходжес заявил редактору: «Если мы напечатаем этот материал, а директора банков не собирались и не приняли никакого решения, то на нас падет ответственность за дискредитацию Готтамского треста». Но все это вздор. Ведь ему хорошо известно, что у нас есть доказательства, что конференция действительно состоялась!

— Это, конечно, не аргумент, материал можно было пускать смело, сказал Монтегю.

— Конечно, — сказал Бейтс. — Мы добились бы самого большого успеха, какой газета когда-либо имела, если бы «Экспресс» был действительно порядочной газетой. Но Ходжес не захотел напечатать статью. Он служит своим господам, кто бы они ни были. Я знал, что его участие в «Экспрессе» приведет к потере лица газеты. Он и раньше был издателем одной из газет и составил себе состояние продажей политических новостей. Ходжес снабжал финансовой информацией банкирские конторы Уаймана. Я могу это доказать. Вот с какой дилеммой приходится сталкиваться. К чему же теперь вся эта погоня за новостями?

Бейтс с проклятьем отшвырнул стул в сторону.

— Идемте отсюда! — сказал он. — Едва ли я еще когда-нибудь вернусь сюда.

Монтегю провел пару часов, расхаживая по улице с Бейтсом, который рассказывал ему о разных столичных газетах. Затем он, совершенно измученный, отправился домой, но спать не мог. Аллан долго сидел в кресле. В воображении его рисовались картины паники, которая должна разразиться на бирже. Наконец, он прилег, но не успел сомкнуть глаз, как утро ярким солнечным светом заявило о своих правах. В восемь часов Аллан встал, подошел к телефону и позвонил Люси.

— Позовите, пожалуйста, миссис Тэйлор, — сказал он.

— Ее нет дома.

— Пригласите тогда к телефону горничную.

— Говорит мистер Монтегю, — сказал он, услышав женский голос. — Где миссис Тэйлор?

— Она не возвращалась, сэр, — ответила горничная.

Монтегю должен был идти в контору. Он принял ванну, побрился, выпил кофе и вышел на улицу. На Уолл-стрит даже в такой ранний час люди толпились, собирались группами. Слухи, ходившие уже со вчерашнего дня, сегодня приобрели определенность. Ничего не слышно было о Готтамском тресте, но, когда в полдень Монтегю возвращался из суда, мальчики, выкрикивающие газетные новости на перекрестках, уже объявили о принятом банкирами решении. Люси не удалось спасти Райдера. Удар был нанесен.