– Было совсем рядом, – говорю я. – Я думал, они собираются…

– Они как раз собирались, – цедит сквозь зубы Норин. – И мне следовало им это позволить.

– Что? Но мы же все обсудили…

Норин резко останавливается и топает ногой, выбрасывая целую волну грязи.

– Весь мой разум твердит мне о том, что ты прямо сейчас должен пойти на корм аллигаторам. Больше ни слова об этом, Винсент, хорошенько это пойми.

Я просто киваю. Нет никакой возможности впустить Норин к себе в череп, продемонстрировать ей, что я испытываю по поводу тех дней, когда мы были вместе – и, еще важнее, тех дней, когда мы были врозь.

– Не время ли сейчас поговорить про ту автобусную остановку?

– Нет, – выразительно отвечает Норин. – Про ту автобусную остановку мы никогда говорить не будем.

– Норин…

– Нет, – повторяет она. – Если ты, конечно, не хочешь, чтобы я сказала тем парням, что передумала.

– Разве я что-то про автобусную остановку сказал?

Норин скупо улыбается. Когда мы добираемся до машины, она поворачивается и открывает для меня дверцу. Жест выходит почти враждебным, как будто она только что подобрала меня у торгового центра для случайного свидания. Теперь нет никаких сомнений в том, за кем в наших отношениях сила.

– Послушай, Винсент, – говорит Норин, – я хочу, чтобы ты кое-что знал. Я доверяю тебе, потому что, как мне кажется, достаточно хорошо тебя для этого знаю. Я знаю твой запах не хуже своего собственного, а потому я верю, что ты никогда бы не стал намеренно вредить Джеку. Однажды ты причинил мне боль, Винсент, и вряд ли ты когда-либо поймешь, какую. Теперь я оставила ту боль позади – для этого я достаточно сильная личность. Но это не значит, что я смогу снова перенести такой удар. Всю эту похлебку ты почти двадцать лет назад выхлебал. Если ты опять меня предашь – если ты каким-то образом предашь мою семью, – тогда прошлое уже не будет ничего значить.

– Понимаю, – говорю я ей – и черт возьми, я действительно понимаю. Потому что в полной боеготовности меня держит вовсе не новая грань личности Норин, способность к холодному расчету и внимательному наблюдению за битвой, которую она унаследовала от брата. По-настоящему меня пугает самая фундаментальная из стихий: ее женственность. Нет в мире ничего более страшного, чем уязвленная самка. Причини боль женщине один раз – она залижет свои раны и кое-как утащится в лес. Причини боль женщине дважды – и она внезапно почувствует себя загнанной в угол. Некуда бежать, негде спрятаться и нечего делать, кроме как обрушиваться на своих врагов и забирать их вместе с собой в могилу.

Перед бойней идет дождь.

Южная Флорида, как мне сказали, готовится к чудовищному урагану. Для меня это звучит очень даже неплохо – все, что убирает влагу из воздуха и опускает ее на землю, не может быть таким уж скверным.

Майами – невероятно плодородная почва для вскармливания особого подвида дикторов новостей, известного как метеорологи или синоптики. Когда эти самые синоптики по-настоящему берутся за дело, то выплевывают в окружающую среду больше горячего воздуха, чем сами погодные системы. Облаченные в модные костюмы, с еще более модными прическами на головах, эти люди в любой момент готовы напугать или утешить, безжалостно швыряясь горстями значений ширины и долготы во всех, кто не знает, как переключить телевизор на другой канал.

Но всех там побивает один парень по имени Брайен (фамилии я не помню), главный синоптик Майами, вся карьера которого строится на его способности придумывать шестнадцать синонимов для слова «дождь». Этот чувак богатеет не за счет хорошей или плохой погоды, а за счет общего объема погоды – точнее, общего объема болтовни про нее.

– Ураган Алиса достиг статуса пятой категории, – сообщает Брайен зрительской аудитории, среди членов которой, к несчастью, пребываю и я, – а это значит, что скорость ветра превысила значение ста пятнадцати миль в час. – Концовку фразы синоптик произносит так, как будто число 115 представляет собой нечто совершенно новое для человеческого разума, как будто это некое инопланетное понятие, которое мы все равно никогда не поймем, как бы упорно он нам его ни растолковывал.

– Алиса, похоже, не торопится, – продолжает Брайен, завершая метаморфозу шторма из неодушевленного комплекса ветра и дождя в полноценную человеческую личность, наделенную чувствами и важной способностью к принятию решений. Я уже почти рассчитываю услышать в напряженной тишине его слова: «Сегодня Алиса заказала на завтрак бутерброды с ветчиной, однако состояние ее так неустойчиво, что она в любой момент может отказаться от бутербродов и потребовать себе рыбный салат».

Но вместо этого Брайен отгружает нам еще более ценную информацию.

– Двенадцать из тринадцати компьютерных моделей предсказывают удар урагана по округам Дейд и Броуард приблизительно между одиннадцатью и одиннадцатью сорока пятью вечера. Око шторма приходит на берег где-то между Хоумстедом и Халландейлом.

– Вот классно, – жеманно протягивает Норин, спеша к телевизору с картонной коробкой в руках. – Плюс-минус пятьдесят миль. Спасибо за предупреждение, Брайен.

Приготовления к урагану в пентхаусе Дуганов уже в полном размахе. Металлические ставни медленно раскатываются по высоким окнам с толстыми листовыми стеклами; шезлонги затаскиваются внутрь, пока мы очищаем патио от всей мебели и всего мусора. Когда ветер дует с силой за сотню миль в час – прошу прощения, сто пятнадцать миль в час, – как-то не по-соседски оставлять потенциальные метательные снаряды шести футов в длину на открытом пространстве. Все ведут себя как черепахи, втягивающие головы в панцири безопасности ради. А где-то на окружающей территории бригада гадрозавров наверняка прикидывает, как бы обтянуть все это место гигантским презервативом.

Из-за близости Внутренней протоки и Атлантического океана всем к востоку от трассы США-1 приказано эвакуироваться, и в эту категорию попадает милейший народ, что обосновался на Звездном острове, а также Норин и компания. Мафия, даже имея везде хорошие связи, от природных катастроф не застрахована.

– Куда эту коробку поставить? – спрашивает Гленда, ковыляя мимо с тяжелой ношей на плечах.

– За стойку, – говорит ей Норин. – Только поаккуратней…

– Да-да, сестренка, врубаюсь.

Нервы по всему пентхаусу вконец истрепаны, и непрерывный зудеж по радио и телевизору на пользу в этом смысле не идет. Можно было бы предположить, что у этих распространителей новостей есть некое обязательство не поднимать панику, однако их пламенные предсказания о потенциальных разрушениях от урагана только еще больше распаляют и нервируют местных жителей.

– Итак, Джейн, что мы здесь видим, – вещает одна из говорящих голов. – Мы видим то, что перед нами шторм колоссальных масштабов…

– Просто колоссальных, Джон…

– А если вспомнить ураган Эндрю, то Алиса, пожалуй, еще серьезнее. Если же вспомнить Глорию…

– Просто колоссальных масштабов, Джон.

Я заканчиваю убирать с патио последнюю мебель и оттаскивать ее в гостиную наверху, после чего решаю малость отдышаться на одном из стульев. Мышцы болят, спина ноет. Хвост занемел под личиной, и если бы не возможность того, что кто-то из охранников кооператива поднимется проверить, как мы тут продвигаемся, я бы вытащил придаток наружу и несколько минут от души им помахал.

Норин подтягивает еще один стул к моему. Движется она медленно и плавно. У этой девушки еще остались силы, и я понятия не имею, откуда она их черпает. Я устало ей улыбаюсь, и Норин вспыхивает улыбкой в ответ.

– Как дышишь? – спрашиваю я.

– Нормально. Осталось еще два часа, но похоже, мы уже все закончили. Если бы не Гленда, тяжко бы нам пришлось. Эта девушка точно знает, что значит пошевеливаться. – Норин наливает себе рюмку настоя и залпом ее выпивает. – Ах, – тут же говорит она, – извини, я совсем забыла…

– Ничего страшного. Меня это больше не достает. – Лжец! После такого тяжкого дня, как сегодняшний, мне обычно ничего так не хочется, как найти себе вдоволь базилика, чтобы прожевать, и уютное местечко, где бы свернуться в клубок. Но вот тебе чертова реклама. У меня в голове горит яркая вывеска: «ТЫ РАБОТАЕШЬ НА ДВЕ ВРАЖДЕБНЫЕ МАФИОЗНЫЕ СЕМЬИ. ТВОЕГО САМОГО СТАРИННОГО ДРУГА ТОЛЬКО ЧТО УБИЛИ. НИКТО ЗДЕСЬ НЕ ДОВЕРИТ ТЕБЕ ДАЖЕ НА НЕПОГАШЕННЫЙ ОКУРОК ХАРКНУТЬ, А ТЕПЕРЬ НА ТВОЮ ЖАЛКУЮ ЧЕШУЙЧАТУЮ ЖОПУ ОБРУШИВАЕТСЯ УРАГАН СТОЛЕТИЯ. И ТЫ ТОЛЬКО ЧТО ВОСЕМНАДЦАТЬ СОТЕН ФУНТОВ МЕБЕЛИ ПЕРЕТАЩИЛ. ТВОИ ЭНДОРФИНЫ УЖЕ КОПЫТА ОТБРАСЫВАЮТ. ВРЕМЯ БАЗИЛИКА!»