– Как же это… излишне.

– У нас с вами, мистер Рубио, у мужчин, есть свои состязания – наш бизнес, наши спортивные события, – но женщины… им бы все поярче да поэффектнее.

– Безусловно. Да, полагаю, именно так. – Что-то мы не очень быстро продвигаемся. Запах у Талларико сильный, густой – крепкая смесь дегтя и патоки. – Вы хотели меня видеть?

– Прошу вас, – говорит он, щелкая пальцами. Один из телохранителей тут же спешит ко мне с таким же плетеным креслом, как у Талларико, только поменьше. – Садитесь.

Я опускаю свой зад на сиденье и озираюсь в поисках еще одного кресла для Томми. Талларико подмечает мой взгляд.

– Томми не садится, – кратко сообщает он мне. – Томми может постоять. Правда, Томми? Ведь можешь?

– Так точно, мистер Талларико, – следует стремительный ответ. – Мне здесь так хорошо, просто прекрасно. Обожаю стоять. Для ног очень полезно.

Еще один щелчок пальцами, и второй телохранитель уже у меня под боком с черной лакированной шкатулкой в руках. Он поднимает крышку, и прежде чем я могу туда заглянуть, я уже чую выплывающий изнутри аромат. Этот запах стремительно проносится по моему носу и резко ударяет по какой-то забытой части моего мозга.

– Базилик, – выдыхаю я, стараясь держать себя в руках и крепко сжимая зубы. Язык надежно заперт у меня во рту. Теперь они прямо передо мной – эти прелестные, прелестные, прелестные листики на мягком черном бархате – в каком-то футе от моего лица, моих губ, моих зубов, моего желудка…

– Прошу вас, угощайтесь, – говорит Талларико. – Мы его на своем участке выращиваем, здесь, сразу за домом.

– Нет, – невесть как ухитряюсь сказать я, – спасибо.

Талларико театрально поднимает брови, демонстрируя решительно человеческий элемент мимики, который очень многие из нас с годами подхватили.

– Нет?

Я делаю глубокий вдох, закрываю глаза и признаюсь в том, в чем я почти весь последний год признавался на групповых собраниях и семинарах, в погребках и кофейнях, в ратушах и клубах деловых людей.

– Я гербаголик.

Талларико кивает, и шкатулка вдруг оказывается закрыта, но я, хоть убей, не могу вспомнить, зачем я попросил ее убрать.

К чести Талларико, он не пытается извиняться, объясняться или копаться в моей личной жизни, задавая неискренние вопросы на предмет моего воздержания. Он просто кивает и снова машет рукой, отбрасывая эту тему как несущественную для нашего разговора. Мне нравится этот жест, и я решаю ввести его в свой репертуар.

– Вечеринка еще в самом разгаре, – говорит Талларико, закидывая себе в пасть еще один сочный апельсин и почти не задерживаясь, чтобы его прожевать, глотая целиком, – а мои жена и сын были настолько добры, что позволили мне сегодня заняться бизнесом. Итак, чтобы не тратить время зря, я буду краток. Томми говорит мне, что вы детектив с определенной репутацией, лицензированный частный сыщик, работающий здесь, в Лос-Анджелесе.

– Это правда. – Моя лицензия, отмененная на краткий период моего бездействия после смерти Эрни, была уже довольно давно возобновлена. Если у кого-то есть вопросы, могу документы показать.

– И он также говорит мне, что вы очень хорошо делаете свою работу, что вы знаете нужных людей и нужные места, а также умеете заводить новые связи.

Я пожимаю плечами, пытаюсь махнуть рукой. Получается жест недотепистого кукловода, но суть все равно ясна.

– Это входит в мою работу.

– Да, действительно. – Талларико складывает ладони под подбородком, прижимая указательные пальцы к запавшим щекам. – Он также говорит, что вам свойственна преданность.

– К моим друзьям.

– А к вашим клиентам?

– Пока они платят по счетам, они заслуживают моей преданности.

Талларико позволяет себе легкую усмешку. Его правая щека лишь самую малость подтягивается к глазному яблоку, но этого вполне достаточно, чтобы сказать мне о том, что он вполне удовлетворен.

– Мистер Рубио, – говорит он, – вы малый очень неглупый, и я могу это видеть. Для нас обоих было бы достаточно нелепо притворяться, будто вы ничего не ведаете о моих деловых связях.

Я аккуратно выстраиваю свой отклик, делая особый упор на краткость. Пока ты сидишь напротив Фрэнка Талларико, это не лучшее время для опробования нового словаря.

– Пожалуй, я знаю, чем вы зарабатываете себе на жизнь.

– Тогда, просто на всякий случай, если вы недостаточно точно об этом знаете, – говорит Талларико, подаваясь вперед, – давайте прямо сейчас все проясним. Я руковожу криминальным синдикатом здесь, в Лос-Анджелесе, организацией солидного масштаба, составленной исключительно из велоцирапторов и работающей на общую цель накопления власти и богатства для нашей семьи. Я говорю вам об этом без малейшего страха репрессалий по множеству причин. Во-первых, мои эксперты по безопасности, которые весь день за вами следили, сообщили мне, что жучка на вас нет. Во-вторых, я так понимаю, что в вашем уникальном прошлом есть нечто, заставляющее вас ценить осмотрительность по достоинству. И самое главное, в-третьих, вы разумный человек, прекрасно знающий, как соединить точку А с точкой Б. Вы слышали обо мне самые разные истории и способны отличить правду от вымысла. И, вне всякого сомнения, вы также способны предвидеть то, что с вами случится, если вы расскажете кому-то о нашем сегодняшнем разговоре. Мне, мистер Рубио, представляется, что я выразился даже слишком ясно.

– Вы блестяще выразились.

– Вот и хорошо. А теперь перейдем к моему предложению. Мне нужно, чтобы вы кое за кем проследили.

– Проследил?

Талларико ерзает в кресле, откидывается на плетеную спинку. Еще один спелый апельсин исчезает в его глотке, и теперь я тоже начинаю испытывать цитрусовое голодание.

– На первый взгляд, это звучит просто, не так ли? И в определенном смысле так оно и есть. Вы должны соблюдать конфиденциальность, но я полагаю, подобные задания вполне в духе вашей профессии. Дело в том, что мой младший брат, Эдди, руководит семьей велоцирапторов Майами. По сути, руководит уже довольно давно, и он проделал там славную работенку. В детстве он был вроде как недотепа, но теперь у него есть голова на плечах, и я рад видеть, что он хорошо справляется. – Талларико делает паузу, облизывая фальшивые губы. – Вы там бывали?

– Где? – спрашиваю я. – В Майами?

– В Майами, в Форт-Лодердейле – в общем, в Южной Флориде.

– Один раз, – признаю я. – Я часа три в аэропорту Тампы проторчал.

– Тампа – совсем другая история. Тампа – это просто лягушатник. Настоящие дела проворачиваются там, в самом сердце Майами… Это как Третий мир. Развивающееся государство. Тамошние парни… они думают, что их действия проходят незамеченными. А потому для Эдди, чтобы жить и работать в подобной среде… В общем, мы помогаем друг другу, мы с Эдди, не только потому что мы братья, но и потому что мы работаем на одну и ту же семью, невзирая на расстояние. Организация рапторов – это организация рапторов, и я уверен, что вы это понимаете. Хотя наша семья удерживает преобладание в данной сфере, мы, к сожалению, не единственное казино в городке. Контингент триков в последнее время сидел у нас на хвосте заодно с трансплантированной бригадой стегозавров из Чикаго. Но это мелкие заботы, с которыми несложно разобраться в свое время и в подобающем для этого месте. Другое дело, что нам доставляет массу неприятностей бригада гадрозавров, активно вторгающаяся в наше жизненное пространство. Это сильная семья. Постоянно растущая. Обычно мы общались с такими по принципу «живи и дай жить другим». Признаюсь, именно так я предпочитаю ко всему этому относиться. Пирог большой, и свой кусочек получит каждый. В этом плане я организовал с бригадой гадрозавров несколько общих предприятий в надежде, что мы сможем работать вместе, а не сталкиваться лбами, как было раньше.

– Я по-прежнему не очень понимаю, зачем вы мне все это рассказываете, мистер Талларико. – Тут я вижу, как Томми, стоящий за спиной у мафиозного босса, делает мне отчаянные жесты – мол, подожди, выслушай.