– Что он здесь делает? – спросила я.

– Кто, Келли? Он подал иск против студии. Обычная чушь.

– Он подал иск? Почему?

– Говорит, мы нагрели его на контрактах по «Равнодушному». Они все так говорят. Они требуют предусмотреть все, и мы ложимся костьми, чтобы им угодить. Потом в один прекрасный день у них ломается их навороченная машина, а ремонт стоит бешеных бабок. Естественно, они считают, что виноваты мы. Мы, видите ли, не оговорили то и это, или оговорили, но не так, как следует…

Стэн продолжал разливаться соловьем, упиваясь звуками собственного голоса, а я принялась мысленно перебирать кипы контрактов, что ложились мне на стол за последние несколько лет. Я отлично помнила, как занималась «Равнодушным», но не припоминаю никаких подводных камней, связанных с этими бумагами. Время от времени нам случается набирать кое-какие условия мелким шрифтом, чтобы проверить, выполняют ли агенты и адвокаты свою работу, но по большей части мы играем по правилам. В контракте по «Равнодушному» не было ничего из ряда вон выходящего.

– Если он собирается подавать на нас в суд, – спросила я, – почему он не пошел прямиком в Отдел исков?

– Там он уже был, и они направили его к нам. Студия собирается пригласить поверенных, которые составляли проект договора, и по закону его адвокаты имеют право допросить их. Думаю, он пришел договориться о помещении. Хотел сразить всех своим обаянием и привлечь на свою сторону, прежде чем будут разосланы судебные повестки. Это старый трюк.

«Постойте! – едва не закричала я. – Я работала с этим контрактом. Меня тоже должны допросить. Где моя повестка? Я хочу повестку!»

– Думаю, все утрясется, – сказала я вслух. – Джейсон производит впечатление разумного человека.

Стэн засмеялся, широко открыв рот. Это было довольно печальное зрелище. Ему было явно пора к дантисту.

– Я же сказал тебе, Френч, он актер.Слово «разумный» к нему не применимо.

Пораженный моей непонятливостью, он зашагал прочь, сокрушенно качая головой. Я еще немного постояла в коридоре, вбирая в себя аромат, оставленный Джейсоном Келли. Мне наплевать, за что он преследует студию и выиграем мы или проиграем; надеюсь, прежде чем дело прояснится, он вернется сюда еще не раз, и это главное.

Когда я вернулась к себе в кабинет, у меня на столе стоял великолепный букет ирисов с подмаренником. Неужели их прислал Джейсон Келли? Возможно, он давным-давно положил на меня глаз, и вся эта история с контрактом была лишь поводом познакомиться поближе?

Но тут я заметила, что к карточке прикреплена косточка, и поняла, что цветы не имеют отношения к актерам. Их прислал владелец клуба. Почерком с завитушками – наверняка дело рук флориста – на карточке был написан следующий текст, по-видимому, составленный самим Стюартом:

Стюарт Хэнкин. Чертов Стюарт Хэнкин. Между прочим, нос у него крючком. Я забыла упомянуть об этом, когда описывала его в первый раз. И губы слишком тонкие, людям с такими губами и таким носом доверять нельзя. Да и с чего я взяла, что он хорош собой? Просто я выпила, и мартини затуманил мне глаза – широко известный феномен воздействия алкоголя. Я читала об этом в одном журнале.

И все же цветы были очень хороши, и наверняка отыскать меня было не так-то просто. Более того, мужчина, способный оценить красоту ирисов, достоин всяческого уважения, но Стюарт Хэнкин, ничтожный и гадкий Стюарт Хэнкин, не дождется от меня прощения или сочувствия.

Однако в настоящий момент меня ждали куда более срочные дела. Во-первых, мне нужно было позвонить Клэр и рассказать ей, кто мне только что подмигнул. Она умрет от зависти. Потом необходимо было снова залезть на диван, так как совещание за стенкой, похоже, подходило к концу, и мне надо было вовремя выйти из кабинета, чтобы Джейсон мог увидеть меня во всей красе. Если солнечный свет будет падать сзади и мне удастся найти туфли на каблуках, что припрятаны где-то в шкафу, я могу произвести весьма выгодное впечатление. Если у меня нет шансов, что Джейсон Келли будет грезить обо мне перед сном, на худой конец пусть думает обо мне, садясь в свой сверкающий лимузин.

На душе у меня было скверно. Джейсон и его свита покинули офис гораздо раньше, чем я успела встать в дверях и потрясти их изгибами своего силуэта. Я отвыкла от высоких каблуков, и, едва я перешагнула порог своего кабинета, голова у меня закружилась, как у школьницы, и я шлепнулась прямо на берберский ковер. Подняв глаза, я успела увидеть, как умопомрачительные ягодицы Джейсона Келли исчезают в конце коридора.

Как только я поднялась с пола и выплюнула ворсинки ковра, мне позвонила душечка Лекси, обладательница солнечной улыбки и воплощение изящества.

– Кесс, ты должна мне помочь! – она была в совершенно невменяемом состоянии, никогда прежде она не говорила таким убитым голосом. На всякий случай я взглянула на определитель номера: мне казалось, что королевы красоты всегда пребывают в безмятежном расположении духа.

– Что стряслось, Лекс? Инфракрасная кабинка вышла из строя?

– Джек и Ширли! Их… их арестовали.

Я всегда говорю своим друзьям, что они могут позвонить мне, если им понадобится совет юриста. Я считаю, что, отучившись три года в юридической школе и отработав пять лет в правовой системе, я вполне могу поделиться с ними нужной информацией. При этом сфера моей компетенции начинается фильмами и заканчивается телевидением. В прочих юридических вопросах я разбираюсь не лучше устрицы.

– Моя специализация – индустрия развлечений, – напомнила я Лекси. – Если твоих друзей арестовали, могу дать тебе телефон того типа, который защищал мамулю. Впрочем, ничего хорошего сказать о нем не могу.

Она, не сдерживаясь, рыдала в трубку. Интересно, текут ли у нее сопли? Если да, должно быть, это самые прелестные сопли на свете.

– Джек и Ширли, – всхлипнула она, – мои мурзики! Их посадили в тюрьму!

Ее мурзики. Ну конечно. Джек Николсон и Ширли Маклэйн.

– Ах, ты про этих мелких кусак…

– Я не знаю, как это случилось. Мы были в парке, я отпустила их побегать, потом они начали лаять, он начал их пинать, откуда ни возьмись появилась полиция, и… Кесс, приезжай. Я не знаю, что делать.

– Лекси, но у меня полно дел…

– Пожа-а-луйста, – она захлебывалась рыданиями, как третьеклассница, у которой строгий учитель естествознания отобрал любимую куклу. – Умоля-я-ю, приезжа-ай…

Я дрогнула и поняла, что не в силах сопротивляться. Я же не чудовище.

Мы встретились за ланчем в итальянском ресторанчике на Сансет-Плаза, недалеко от дома Лекси. Она заявила, что в таком состоянии не может садиться за руль. По дороге я позвонила Клэр, надеясь, что она тоже примет участие в нашей встрече, но ее ждал Возбудимый Знанием.

– Хочу предложить ему выключить свет, чтобы он не видел своих дипломов, – сказала она. – Интересно, сможет ли он возбудиться.

– Может быть, он наденет прибор ночного видения?

Когда я вошла в ресторан, Лекси была уже там. К моему великому изумлению, несмотря на все переживания, ее макияж был безупречен, а волосы аккуратно уложены. Она натянула облегающие брючки с заниженной талией и розовую футболку с надписью «Привет, котенок», и все гетеросексуальные мужчины вокруг поедали ее глазами. Когда я вошла и села рядом, они явно восприняли мое тело как помеху восхитительному зрелищу.

– Кесс, как я тебе благодарна! Спасибо, что пришла! – Лекси обвила меня своими костлявыми руками и привлекла к себе. Она сжимала меня в объятиях куда дольше, чем требовали обстоятельства, но высвободиться не было никакой возможности. Полагаю, что мужчины, которые не сводили с нас глаз, получили от этого представления море удовольствия. Лекси шмыгнула носом и, всхлипнув, уткнулась мне в плечо.