Саймон понимал, что рискует. Но что ему еще оставалось делать — не вечно же, в конце концов, держать у себя Сторм! Позволить ей бежать он тоже не мог — это пустило бы все их со Спотсвудом усилия насмарку.

Но в глубине души Саймон понимал, что настоящая причина его беспокойства иная — он просто боялся потерять Сторм, и это пугало его больше всего.

Шаги за спиной Саймона заставили его обернулся, и то, что он увидел, превзошло все его ожидания. Такой Сторм он еще не знал.

Шелковое платье цвета слоновой кости, однотонное, почти без украшений, подчеркивало изящество ее фигуры. Пышные юбки, тонкая талия, умопомрачительное декольте… Рукава до локтей были в обтяжку, а дальше рассыпались пышными кружевами. В руке Сторм держала белые перчатки. Янтарно-медовые волосы были изящно завиты и заколоты золотыми заколками. Голубые глаза ее казались бездонными, словно воды Карибского моря и небо над ним. Такие глаза были у Сторм, когда Саймон увидел ее в первый раз… Двигалась Сторм с такой грациозностью, какой Саймон не мог в ней прежде заподозрить, и при каждом ее движении юбки соблазнительно шуршали.

Саймон совершенно потерял голову.

«Как она красива!» — вот что было единственной его мыслью.

Раньше Саймон видел в ней грубоватую, дикую, какую-то звериную красоту, сейчас же перед ним была совсем другая женщина — настоящая леди, в которой никто не заподозрил бы бывшую пиратку.

И тут наконец Саймон отбросил все сомнения в правоте своего дела. Сейчас Сторм была такой, какой и должна быть. Допустить, чтобы эта очаровательная женщина снова вернулась на скользкую стезю порока, мог лишь тот, в ком не осталось ничего святого.

Да, он поступит, как велит ему его совесть, долг, и от этого все выиграют. Спотсвуд получит наконец свое проклятое письмо, Иден получит по заслугам, а Сторм получит амнистию и займет, наконец, достойное место в обществе. Поначалу ей это, конечно, не понравится, но потом она будет благодарить его… И он должен спасти Сторм от самой себя!

Саймон сделал шаг вперед. Галантно наклонив голову, он поцеловал руку Сторм.

— Ты просто великолепна!

Ресницы Сторм удивленно взметнулись вверх, щеки порозовели.

— Ты тоже смотришься неплохо, — с обескураживающей прямотой заявила она.

Саймон рассмеялся.

Для Сторм это было игрой — одеться светской дамой и отправиться в стан врага. Зауженная талия платья затрудняла дыхание, кринолин казался веригами, красные бархатные туфельки Августы немилосердно жали, булавки впивались в голову, но, взглянув в зеркало, Сторм с удивлением отметила, что нравится самой себе.

«Быть светской дамой, пожалуй, не так уж плохо», — подумалось ей.

— Тебе не хватает одной детали. — Реплика Саймона, произнесенная неожиданно громко, вернула ее к действительности, и она увидела, как Саймон, подойдя к серванту и отперев один из ящиков, достал из него какую-то шкатулку. Сторм с удивлением наблюдала, как он вынимает ожерелье из трех рядов жемчуга с большим граненым бриллиантом по середине.

— Ты хочешь, чтобы я надела это? — удивленно спросила она.

Саймон улыбнулся, и глаза его просияли.

— Да, очень хочу!

Он подошел к ней и стал застегивать ожерелье на ее шее. Дрожь пробежала по всему телу Сторм, когда пальцы Саймона коснулись ее кожи.

— Откуда у тебя такая красота? — спросила она.

— Это — ожерелье, принадлежавшее моей матери. Его подарил ей мой отец на свадьбу. Такова традиция…

Сторм чувствовала на себе горячее дыхание Саймона. Ей приходилось знать и гораздо большую близость с ним, но сейчас в этой близости было что-то новое. Она ощущала себя прекрасной дамой, которой галантный кавалер дарит дорогой подарок, и сердце ее замирало от восхищения.

— Ты хранишь его для своей невесты? — спросила Сторм.

От неожиданности Саймон чуть не выронил ожерелье.

— Вообще-то я думал подарить его Августе, как часть ее приданого…

— Разве ты не собираешься жениться?

— Разумеется, когда-нибудь… — смущенно пробормотал он.

Сторм вдруг представила Саймона с другой женщиной, сердце ее упало…

— И ты будешь учить свою жену любви? Как меня?

У Саймона похолодели руки. Он стоял, неотрывно глядя на непослушный завиток на затылке Сторм, на загорелую кожу ее открытых плеч. Ему хотелось дотронуться до этого завитка, целовать эти плечи…

Собравшись с духом, он произнес:

— Возможно, так и будет.

Саймон застегнул ожерелье и, повернув Сторм лицом к себе, заглянул ей в глаза.

Проживи он хоть тысячу лет, познай хоть тысячу женщин — такой женщины у него никогда не будет! Никто не сможет на него смотреть так, так целовать, так проникать в самую глубину его души… Сторм… Невинная и грешная, опасная и беззащитная, привычно знакомая и каждый раз новая, любящая его беспредельно и так же беспредельно ненавидящая. Словно бесконечное количество женщин в одной…

Саймон уже не мыслил своей жизни без Сторм. Это было безумием, но расстаться с ней теперь было бы безумием еще большим.

Он крепче притянул ее к себе:

— Сторм…

По глазам Саймона Сторм все поняла.

— Нет, — прошептала она. — Не сейчас…

Не сейчас и никогда. Этой ночью она должна бежать от него — бежать от этого взгляда, от этих губ.

Но если уж ей суждено покинуть его, может быть, напоследок… Всего один раз… хотя бы раз…

Словно сквозь сон Сторм вдруг услышала чьи-то шаги. Кто-то вошел, откашлялся… Сторм ощутила почти физическую боль, и в глазах Саймона она видела ту же боль.

— Извините, хозяин, — послышался голос Питера, — у нас кое-что произошло… Я подумал, может, вы захотите посмотреть?

Саймон с сожалением отпустил плечи Сторм и повернулся к Питеру:

— Ну, что еще там?

Они вышли, а Сторм долго еще стояла неподвижно, одновременно радуясь и жалея, что то, чего она больше всего желала в этот миг, так и не произошло.

Саймон не торопясь шел за Питером; руки его были сцеплены за спиной, лоб нахмурен. Что бы ни собирался показать ему Питер, Саймону было мало дела до всего этого — он думал только о Сторм. Простит ли она его за то, что он собирался сделать этим вечером? Может быть, раскрыть ей все карты, и она поймет наконец, что цель у них одна… Тогда они перестанут ненавидеть друг друга, все время друг друга в чем-то подозревать…

— Мы поймали двоих бродяг, — объяснял на ходу Питер. — Я бы не стал вас беспокоить, если бы вы сами не велели показывать вам всех подозрительных людей. Один из них такой громила, что шестеро с ним едва справились…

— Они в чем-нибудь признались? — рассеянно спросил Саймон.

— Нет. Молчат, как рыбы…

Они подошли к сараю. Питер кивнул охранникам, и те отступили в сторону, после чего он пошел и зажег фонарь.

Саймон посмотрел на пойманных Питером бродяг… и застыл на месте. Он не мог поручиться, видел ли когда-нибудь раньше одноглазого, но чернокожего гиганта невозможно было спутать ни с кем. Сторм называла его Помпи и говорила, что он погиб. Она плакала по нему такими искренними слезами…

— Я знаю, кто они, — спокойно сказал Саймон, — и знаю, зачем пришли.

Питер удивленно посмотрел на него:

— Они имеют отношение к этой девчонке… Сторм?

— Да, это ее люди, и они хотят забрать ее. Я прав? — обратился он к одноглазому.

Роджер посмотрел на него с презрением и ничего не сказал.

Саймон перевел взгляд на Помпи:

— Сторм сказала, что ты погиб. Еще одна ложь…

Саймоном вдруг овладела ярость. Вот почему она тогда не бежала! Она знала, что ее люди где-то поблизости…

— Не спускать с них глаз! Поставь усиленную охрану. Я займусь ими завтра.

Но когда на самом деле он собирался ими заняться, Саймон и сам не знал — сейчас ему было не до этого. Он пошел обратно в дом.

Конечно, ему следовало это предвидеть. Уже второй раз в течение одной недели в его владения, которые он считал неприступными, вторгаются чужаки — и оба раза он оказался совершенно к этому не готов…

А Сторм? Она лгала ему, и он поверил ей как последний дурак! Поверил ее невинным взглядам, вкрадчивому голосу… С него хватит! Теперь он был готов бороться с ней ее же оружием. Сегодня вечером все решится, и пути назад у него нет.