Его губы скользнули ниже, на ее шею, и каждый дюйм ее кожи отвечал его ласкам. Сторм отрешенно запрокинула голову, и губы Саймона стали играть с мочкой ее уха. Сторм замерла от удовольствия.
Руки Саймона начали ласкать ее грудь, и с губ Сторм сорвался блаженный стон. Неужели прикосновение мужчины и впрямь способно вызвать такую бурю эмоций? Сначала Саймон лишь едва, почти незаметно прикасался к ней, потом прикосновения стали смелее, сильнее, настойчивее… Они пьянили Сторм, сводили ее с ума. Наслаждение было запредельным, почти граничащим с болью.
Она уже готова была закричать: «Хватит, прекрати!»
Но если бы ласки прекратились, это было бы еще хуже. Саймон снова прикоснулся губами к ее губам, но Сторм замотала головой — не потому, что она не хотела этого, а напротив, потому, что теперь ей этого было уже недостаточно, теперь она хотела гораздо большего. Теперь она знала, что такое страсть, знала, что связывает мужчину и женщину, и ей даже казалось странным, как она раньше этого не понимала.
Сторм неровно дышала, лицо ее раскраснелось, глаза уже не казались кристально прозрачными; напротив, теперь они были темными, словно скрывающими какую-то тайну.
— Сейчас? — прошептала она, сама удивляясь, как тихо звучит ее голос.
Он приложил палец к ее губам:
— Думаю, что да.
Его руки потянулись к фонарю. Сторм с тревогой наблюдала за ним.
— Что ты делаешь?
— Тушу свет.
— Зачем?
Саймон посмотрел на нее, удивленный ее непонятливостью:
— Потому что такие вещи обычно делаются в темноте.
Сторм вдруг охватил безотчетный страх. Ей казалось, что в темноте она будет беззащитна. К тому же ей хотелось видеть лицо человека, с которым, возможно, через мгновение предстояло сделать столь ответственный шаг.
— Нет! — произнесла она так резко, что Саймон даже испугался. — Не гаси, я хочу при свете!
Он поколебался с минуту, затем произнес:
— Хорошо, пусть будет по-твоему.
Подойдя к ней, Саймон начал расстегивать ее рубашку.
Сторм испуганно отшатнулась от него:
— Что ты делаешь?
Он успокаивающе положил руку ей на плечо:
— Всего лишь раздеваю тебя. Между прочим, это обычно делается молча.
Но Сторм вовсе не хотелось быть раздетой, в то время как ее партнер по этой странной игре был еще одет.
— Я обязательно должна раздеваться первой?
Его лицо, за минуту до того не выражавшее ничего, кроме страстного желания, словно застыло.
— Обычно… — начал Саймон.
— Плевать я хотела на обычаи!
Неужели она передумала? Это разозлило его.
— Мисс, если вы…
— Я не против! — заявила она, может быть, немного резче, чем следовало бы. — Но ты разденешься первым!
Сторм так сверкнула глазами, что Саймону стало не по себе, но он сумел не показать этого. Последовала долгая, напряженная пауза. Наконец Саймон тихо произнес:
— Мне кажется, тебе нужно самой как следует подумать, чего именно ты хочешь. Если ты будешь командовать мной, у нас вряд ли что-нибудь получится. — Он улыбнулся, словно желая смягчить свои слова. — Мне понятно твое желание соблазнять меня, но, по-моему, ты немного перебарщиваешь.
«Соблазнять!» Он сам признал, что она соблазняет его, значит, она может быть для него соблазнительной. Стало быть, он действительно хочет сделать это с ней — вот что возбуждало ее больше всего.
Сторм отвернулась от Саймона, пытаясь справиться с бурей бушевавших в ее груди эмоций. Пути назад у нее не было, об этом не могло быть и речи. Но почему ей вдруг стало так трудно двигаться дальше — ей, всегда так гордившейся своим холодным и расчетливым умом?
— Я сама не знаю, чего мне хочется! — выпалила она. — Как я могу знать, если для меня это в первый раз?
Сторм скрипнула зубами, рассердившись на себя за проявленную слабость. Постояв с минуту неподвижно, она подняла голову и тихо, но решительно произнесла:
— Я хочу продолжить.
Затем она спокойно села на кровать, ожидая, каковы будут дальнейшие действия Саймона. Однако когда он, сев на стул, начал снимать башмаки и чулки, Сторм вдруг почувствовала, что ее сердце снова начинает бешено колотиться.
Наконец Саймон встал; штаны упали к его ногам, и он, переступив через них, подошел к кровати.
Сторм, не отрываясь, смотрела на него. Без одежды он казался ей еще красивее, чем прежде. У нее вырвался невольный вздох восхищения. До этого ей ни разу не приходило в голову, что к мужскому телу вообще можно применить слово «красивое».
Плечи Саймона были широкие, руки мускулистые, живот плотный, бедра крепко сбитые. Соски были маленькие, коричневые, грудная клетка — не слишком худая и не слишком полная. Волосы на его груди были такими же золотистыми, как и на голове…
Сторм приходилось раньше видеть мужской орган, и неоднократно — в возбужденном и спокойном состоянии, молодой и старый, больной и здоровый, — и она никогда не обращала на него особого внимания. Теперь же, при близком рассмотрении, он казался ей каким-то гротескным, почти смешным, и совершенно ни к чему не пригодным. К тому же она раньше не замечала, какой он на самом деле большой и длинный, прямо-таки гигантский.
— Ты уверен, что он войдет? — прошептала она.
Саймон рассмеялся, но это был теплый, дружеский смех.
Он склонился перед кроватью и взял лицо Сторм в свои руки; глаза его светились.
— Сторм О’Малли, — проговорил он, — ты… ты… Я даже не могу тебе сказать, кто ты есть на самом деле!
Сейчас, когда Саймон держал ее лицо в своих руках, целовал, смотрел ей прямо в глаза, она казалась ему молодой светской дамой, для которой он был галантным кавалером. Он представил, что они знакомы уже много лет, что между ними никогда не было и не могло быть никаких барьеров. Сторм тоже чувствовала это, и она не хотела и не могла этому противиться. Неужели простой поцелуй смог так сблизить мужчину и женщину?
Но Сторм понимала, что теперь ей уже недостаточно одного поцелуя. Сейчас ее возбуждали уже не одни губы Саймона, но и все его тело — стройное, сильное. Казалось, это тело обступало ее со всех сторон, обволакивало ее, она словно растворялась в нем, а оно проникало во все ее поры, парализуя ее волю. Мир трезвого расчета и постоянной бдительности ушел куда-то далеко-далеко, на его место заступила другая реальность, где безраздельно правила одна безумная страсть.
Ее дыхание, робкое, неровное, словно растворялось в мощном дыхании мужчины.
Пальцы ее, путаясь, начали неловкими движениями расстегивать одежду. Саймон стал помогать ей и сразу же снял с нее рубашку и стянул штаны.
Собственное тело казалось Сторм беззащитным по сравнению с сильным телом Саймона. Протянув руки, она стала ласкать его всего, сверху донизу, — его шелковистые волосы, крепкую шею, широкую спину, мускулистые бедра, — в то время как Саймон покрывал всю ее поцелуями, лаская руками. Ощущения были ни с чем не сравнимыми, но это было еще не все…
Когда Саймон вошел в нее, она чуть не потеряла сознание. Он слышал, как она застонала — то ли от боли, то ли от удовольствия. Сторм же казалось, что она куда-то погружается, тонет в бескрайнем море сплошного блаженства. Время и пространство куда-то исчезли, и впоследствии она так и не могла сказать, в какой, собственно, момент случилось то, ради чего все это и затевалось…
Сторм поняла, что это произошло, лишь тогда, когда почувствовала, что главное уже позади. Она посмотрела на Саймона. Глаза его возбужденно горели, лицо раскраснелось, на лбу выступил пот.
— Это все? — осторожно спросила она.
В глазах Саймона мелькнул лукавый огонек.
— Тебе недостаточно?
Сторм понравился этот огонек; она прижалась, лицом к плечу Саймона.
— Нет, — прошептала она, — пока вполне достаточно.
Ей нравилось просто так лежать рядом с Саймоном. Машинально протянув руку, она стала его ласкать. И вдруг с удивлением обнаружила, что он снова готов к атаке.
— Ты хочешь сказать, — прошептала она, — что мы можем повторить еще раз?
