Саймон застыл в дверях и, рассеянно потирая запястья, распрямил плечи и высоко поднял голову, с вызовом посмотрев на стоящую перед ним женщину. Сторм это нравилось — она вообще терпеть не могла мужскую трусость — и сама с интересом вглядывалась в серые глаза пленника, пытаясь понять, что они выражают: любопытство, презрение или надежду. Рубашка Саймона была пропитана потом, воротник полуоторван, а грудь, полуобнаженная, мускулистая, покрытая легким пушком волос, вызывала у Сторм невольный трепет. Она вдруг подумала о том, как выглядит все тело пленника.

Почувствовав, что Роджер смотрит на нее, Сторм обернулась к нему.

— Отпусти этой ночью команду на берег, — приказала она, — да выдай им ром, что мы захватили. Но, — голос Сторм стал строже, — пусть особенно не напиваются. Завтра мы накреним корабль, будем чистить днище, а для этой работы все должны быть трезвыми. Ну а сейчас… — она сделала знак головой, давая понять, что хочет остаться наедине с пленником, — я хотела бы, чтобы меня никто не беспокоил.

— А он? — Роджер рассеянно кивнул на Саймона. — Что ты собираешься делать с ним?

Сторм спокойно, но властно посмотрела на пирата, которому, в общем-то, все и так было ясно.

— Это все, рулевой, — произнесла она. — Можешь идти.

Роджер, казалось, хотел сказать еще что-то, но, поразмыслив, решил промолчать. Еще раз бросив взгляд на Саймона, а затем на Сторм, он наконец вышел.

Сторм облегченно вздохнула.

— Закрой дверь, Помпи, — приказала она, — и подведи ко мне пленника.

Саймон не стал дожидаться, пока Помпи исполнит приказание — наверняка он это сделал бы не очень любезно, — и сам шагнул вперед. Гигант, скрестив руки на своей могучей груди, встал у двери.

Когда Саймон понял, что находится в капитанской каюте, он почувствовал облегчение. Если уж Сторм сразу не отдала его на растерзание своей команде, то, скорее всего, она собирается сохранить ему жизнь и в дальнейшем, надеясь на выкуп. Это, во всяком случае, лучше, чем та участь, которой ему только что чудом удалось избежать. К тому же Сторм О’Малли относилась к женской половине человечества, — а такая женщина, с которой бы не справился Саймон Йорк, еще не родилась на свет.

Раздумывая об этом, Саймон осторожно осматривался по сторонам. Маленькая каюта была обставлена по-спартански, и в ней царил самый строгий порядок. На стенах из красного дерева не было ничего, кроме карт, а сквозь маленькое окно, находившееся почти под потолком, едва пробивались последние лучи заходящего солнца. На полу из неструганых досок стояла кровать, застеленная простым, туго натянутым шерстяным одеялом. С потолка на цепи свисал фонарь. К одной из стен был привинчен маленький столик, на котором лежали компас и секстант, а посередине комнаты стоял довольно большой стол, и на нем — тарелка с жареной курицей, блюдо с фруктами и овощами, буханка хлеба, сыр и бутылка вина. Вид и запахи всего этого были столь соблазнительны, что желудок Саймона, переставший было бурчать, снова напомнил о себе.

Сторм, казалось, вовсе не замечала его присутствия. Как только дверь за Роджером закрылась, она прошла к столу, взяла большую куриную ногу и, откинувшись на стуле, вцепилась в нее зубами, словно лев, набросившийся на добычу.

Саймон рассматривал молодую женщину, пленником которой стал по воле судьбы, со странной смесью отвращения и любопытства. Да, она оказалась вовсе не такой уродиной, какой ему представлялась, но и красавицей он ее не назвал бы даже под дулом пистолета. Хороши были лишь ее шелковистые, пышные волосы, колыхавшиеся при малейшем движении.

Надетая на Сторм светло-зеленая рубашка с вышитыми на ней павлинами, перехваченная широким шелковым поясом с золотым шитьем, оставалась небрежно расстегнутой и почти обнажала грудь, что было особенно заметно, когда Сторм наклонялась, протягивая руку за ломтиком сыра. В одном ухе у предводительницы пиратов было массивное золотое кольцо с рубинами, а на руке — браслет из белого серебра. Саймон с отвращением подумал о том, каким путем скорее всего добыты эти украшения. Штаны Сторм, как и ее рубашка, были явно сняты с какого-нибудь мертвеца.

Отправляя в рот очередную порцию курицы, Сторм словно только сейчас заметила, что Саймон смотрит на нее.

— Чего уставился? — произнесла она с набитым ртом.

К Саймону вдруг вернулось хорошее настроение и его всегдашнее остроумие.

— Извините, миледи, — произнес он с поклоном, — я не знал, что это приглашение на ужин. Иначе бы я оделся совершенно по-другому.

Сторм уставилась на него:

— Разве тебя не покормили?

— Боюсь, — пожал плечами Саймон, — что мой ужин был… э-э… надолго прерван.

Сторм с любопытством вгляделась в него. Наверняка из аристократов, привыкших к хорошим манерам и непринужденным разговорам за столом. У них, говорят, серебряные ножи и отдельные тарелки для каждого блюда, так что такой ужин ему явно кажется странным. Вряд ли ему раньше приходилось видеть, как еду берут прямо руками…

Она посмотрела на него еще пристальнее и пододвинула ногой второй стул.

— Садись! — приказала она и протянула руку за бутылкой, одновременно другой рукой отламывая кусок от буханки. Поднеся бутылку к губам, она отпила из нее, потом откусила хлеб и снова отхлебнула из бутылки.

Саймон подошел к столу и, соблюдая должную осторожность, сел.

— Какой ты вежливый!.. — не слишком ласково произнесла Сторм.

Саймон смотрел на ее маленькие зубы, грубо рвущие хлеб, с таким же отвращением, с каким он наблюдал бы за стервятником, рвущим дохлую лошадь.

— Я всего лишь фермер и зарабатываю себе на жизнь работой на своем клочке земли.

Сторм фыркнула:

— Фермеры! Это те придурки, что всю жизнь ковыряются в дерьме? Да я бы одного толкового матроса не променяла и на дюжину таких, как ты.

— Вы правы, мисс, — вежливо улыбнулся Саймон, — для вас хороший матрос куда нужнее.

Теперь уже Сторм молча уставилась на него, и Саймону подумалось, что сейчас все его будущее зависит от того, как повернется ее настроение.

Глаза пиратки вдруг просветлели.

— А ты неглуп! — Она снова отхлебнула из бутылки. — И ты мне нравишься!

Она подтолкнула ему тарелку с остатками курицы:

— Ешь! Свежее, поросенка только что зарезали. — Отхлебнув еще раз из бутылки, она протянула ее Саймону. — Вот держи, чтобы было чем запить.

В бутылке было отличное французское бренди, явно из погребов какого-нибудь аристократического дома. А она пила его, словно воду, на что Саймон обратил внимание еще с самого порога. И это, пожалуй, больше всего отталкивало его в Сторм.

Саймон поднял глаза, стараясь не выдавать своего презрения:

— Я могу хотя бы попросить какой-нибудь бокал?

— Бокал ему подавай! — фыркнула Сторм. — Пей из горла — тоже мне фон-барон!

— Благодарю, — пробормотал он, — что-то не хочется…

Сторм снова посмотрела на него и потянулась за очередным куском курицы.

Саймон тем временем попытался оценить свое положение. Они на берегу, руки и ноги его теперь не связаны. Между ним и свободой стояла лишь женщина… и тот черный громила в дверях. Взгляд Саймона упал на кинжал у пояса Сторм. Если бы он смог завладеть этим кинжалом…

Он нехотя отковырнул кусок хлеба.

— И что ты собираешься со мной делать? — спросил он. — Я думаю, у тебя есть план, иначе ты бы меня сразу убила.

— Убивать! — фыркнула Сторм. — Наслушался всяких сказок! Убивать — большая морока. Мы убиваем только тогда, когда у нас нет другого выхода.

Однако слова пиратки не слишком убедили Саймона.

— Значит, ты хочешь получить выкуп? — Он откусил кусок хлеба. — Боюсь, та сумма, что я сумею предложить, тебя не устроит.

Она пожала плечами и еще раз отпила из бутылки.

— У меня нет времени, чтобы возиться с выкупом, — произнесла она.

Саймон удивленно поднял брови:

— Так я просто твой гость? Покорнейше благодарю, но я не очень люблю морские путешествия. К тому же меня ждут другие дела. Так что прошу извинить. — Он поднялся.