Повисла тишина. В этой странной тишине громко, натужно работала стиральная машина, отжимая белье, мигала неверным светом тусклая лампочка, и Марусе казалось, что времени больше нет, и так будет всегда: она и сидящий перед ней, уткнувший лицо в ладони парень.

Ноги от неудобной позы затекли, но девушка боялась пошевелиться. По ее спине струился пот – в помещении было жарко, и зимняя куртка ей мешала.

Неожиданно, глухо застонав, Андрей подался к ней, уткнулся лбом в ее плечо, и Руся, повернувшись, обняла его, прижала его голову к груди.

Так они и сидели – парень и девушка, – слегка раскачиваясь из стороны в сторону. Маруся гладила его по волосам и укачивала, как маленького. Он вцепился в нее обеими руками, до боли, словно она сейчас была для него единственным якорем, единственной незыблемой вещью во всем мире.

Руся не знала, сколько времени прошло. Может быть, десять минут, может быть, час, когда наконец Андрей ослабил хватку и немного отодвинулся от нее.

– Тебе надо поспать, – сказала девушка.

– Домой в таком виде я не пойду, – глухо ответил он.

– Не беда. Я знаю, где ты переночуешь. – Она поднялась на ноги и протянула ему руку. Он ухватился за нее.

Особняк спал. Даже светившееся недавно окно столовой погасло.

«Как Борис может спать после того, что наговорил сыну?» – думала девушка, пока они шли по дорожкам заснеженного сада к беседке.

Там было тепло. Скинув обувь и куртки у входа, ребята прошли внутрь.

Андрей обессиленно опустился на лавку.

– Тебе бы поесть, – с сожалением произнесла Маруся, – или чаю попить, но у меня тут ничего нет.

Парень кивнул в ответ, и она не поняла, с чем он соглашается – с тем ли, что ему надо поесть, или с тем, что ничего нет.

– Я посплю? – спросил Андрей.

– Конечно, ложись, – Руся накрыла его теплым пледом и обложила подушками.

Парень закрыл глаза и вздохнул.

– Не уходи, – едва слышно попросил он. – Посиди со мной.

Она послушно села рядом на край скамейки.

В большие окналился лунный свет, бросавший на воду в фонтане и чешую рыбок неверные дрожащие отблески. Горел под потолком оранжевый фонарик, по стенам метались тени сосновых ветвей.

Девушка сидела и смотрела на Андрея – на его длинные спутанные волосы, темные круги под закрытыми глазами, пушистые ресницы. Она больше не считала его врагом. А вот кем считала, не могла сказать. Мысли и ощущения ускользали от нее, пугали, запутывали…

Когда Андрей заснул и его ровное глубокое дыхание наполнило помещение, Руся поправила укрывавший его плед и, закрыв за собой дверь, вышла.

Вопреки всем ее ожиданиям, заснула Маруся легко, а проснулась поздно. Ночью она не вскакивала – спала как убитая, без сновидений. Когда она открыла глаза, на часах был уже полдень.

Девушка спустилась в кухню, собираясь позавтракать, и только тут вспомнила об оставленном в беседке Андрее.

Ночные события показались Русе нереальными, словно сон или чей-то красочный рассказ.

– Твоя мама приехала недавно, они с Борисом перекусывают в столовой, – сообщила ей стоявшая у плиты Наталья. – А я готовлю праздничный ужин.

По кухне плыл божественный аромат свежей выпечки.

– Присоединишься к родителям? – спросила домработница.

– А можно, я здесь, с вами, посижу? – улыбнулась Руся. – Так вкусно пахнет…

– Хочешь кусочек? – Наталья протянула ей большой кусок яблочного пирога на блюдце. – Не волнуйся, его на всех хватит.

– Спасибо.

Девушка налила себе чаю и расположилась за заставленным продуктами и посудой столом. Здесь, в кухне, в компании домработницы, она чувствовала себя гораздо уютнее, чем в вылизанной до блеска столовой. Там ей приходилось сидеть за огромным столом, словно на королевском приеме, и поддерживать чинную беседу. Здесь можно было просто насладиться вкусом пирога и поболтать с веселой Наташей.

– А Андрей завтракал? – спросила Маруся.

– Забегал утром. Рано. Выпил кофе и умчался, – ответила домработница.

«Только бы с ним все было нормально!» – подумала девушка.

Позавтракав, она, минуя столовую, где все еще находились Борис и мама, отправилась в свой павильон.

Еще издали Руся увидела, что дверь открыта нараспашку. Девушка бросилась туда со всех ног, влетела в беседку.

Все вещи покрывал иней. Даже дрова в камине, казалось, были укрыты снежной крошкой. Вода в фонтане замерзла, и в толще льда навсегда замерли разноцветные рыбки.

Маруся прикоснулась ладонями к ледяному полотну – в надежде их отогреть, бросилась к камину, с десятой попытки развела огонь.

Она осторожно, чтобы не повредить хрупкие тельца, откалывала лед. В душе ее жила глупая, ничем не подкрепленная уверенность, что рыбки, если их освободить, оживут. Но ее усилия оказалось тщетными. Рыбки были безнадежно мертвы.

Осознав это, Руся опустилась на пол рядом с фонтаном и расплакалась.

В голове у нее не укладывалось, как Андрей мог поступить с ней так – а то, что он сделал это нарочно, сомнений не вызывало!

«Это месть – за то, что я вчера видела его слабым, – думала она. – Только ему с рук это так просто не сойдет!»

Она вытерла слезы и, поднявшись с пола, еще раз оглядела свои владения. Помещение потихоньку наполнялось теплом, о том, что тут было каких-то полтора часа назад, напоминал только опустевший бассейн фонтана.

Руся оставила дрова догорать в камине и, плотно закрыв за собой дверь, отправилась искать Андрея.

Он обнаружился в гараже – ковырял там что-то, девушка даже не стала приглядываться, что именно, какие-то железки.

– Ты убил моих рыбок! – бросила она ему в лицо, едва он к ней повернулся, и слезы вновь потекли из ее глаз. – Как это просто, да, – всего лишь не закрыть за собой дверь, и статус ни от кого не зависящего человека восстановлен! Считаешь своего отца жестоким? Ты ничем не лучше, я ошиблась вчера! – Слезы уже лились в три ручья. – Они были живыми, понимаешь?! Живыми! А ты пришел и убил их – только потому, что испугался показаться в моих глазах слабаком. – Маруся сама не заметила, как подлетела к нему и принялась изо всех сил дубасить кулаками в грудь.

Андрей, как и тогда, в лицее, не сопротивлялся. Его лицо выражало недоумение.

– Рысь, ты о чем? – спросил он, перехватывая ее руки, но она не захотела услышать.

– Лжец! – кричала девушка. – Я всего лишь хотела тебе помочь, пожалела тебя, потому что… потому что… А ты! – Она захлебнулась воздухом, развернулась и выбежала из гаража, оставив обескураженного парня переваривать эту информацию.

Руся не выходила из своей комнаты до обеда, на мамины расспросы отвечала, что у нее болит голова.

От слез у нее опухло лицо, на душе было паршивее некуда. Ей казалось, что ее даже не предали – предать может только друг или любимый, а Андрей ни тем, ни другим не был, – ей плюнули в душу, поставили на место – жестко, зло: мол, не думай, что прошедшая ночь что-то между нами изменила, ты по-прежнему – всего лишь самозванка, приживалка в этом доме!

Смеркалось. Мир готовился к празднованию Нового года, а девушка все сидела на кровати в своей комнате, глядя куда-то прямо в пространство перед собой.

Ей послышалось, будто кто-то скребется в дверь, затем снова наступила тишина. В полоске света от фонаря была видна только часть паркета и угол кровати. Пробежавшись глазами вдоль луча света, Маруся увидела под дверью белый конверт.

Она вскрыла его, достала лист бумаги в клеточку и, подойдя к окну, прочитала:

«Прости меня. Я виноват. Приходи в павильон. Надо поговорить». И подпись: «А».

В носу у нее снова защипало.

«Виноват он! – Она тряхнула волосами. – Посмотрим, что ты мне скажешь».

В беседке горел свет. Девушка подошла к ней твердой походкой, но на пороге замешкалась, пытаясь представить, как она сейчас выглядит – растрепанная, с опухшим красным носом и глазами-щелочками. Зачерпнула горсть снега и окунула в него лицо, затем дернула на себя дверь и вошла.