Я уехал из «Евы» – я слишком примелькался постояльцам тем, что все время пребывал в одиночестве. Меня считают бракованным товаром. Мне надо попытаться пожить на новом месте, где мое одиночество не будет бросаться в глаза. Плюс к этому сегодня утром я глупейшим образом опозорился, когда смотрел во все глаза на то, как одевалась одна девушка из Норвегии. Я всегда думал, что, если вы почти совсем закроете глаза и будете наблюдать за чем-то уголком глаза, никто не поймет, что вы уже не спите. «Я ложусь спать в час ночи; ты что, намерен бодрствовать до этого времени, чтобы снова подсматривать?» – спросила она, повернувшись ко мне спиной и надевая бюстгальтер. Два человека, стоявшие неподалеку, услышав ее слова, повернули головы и посмотрели на нас, а поскольку я никак не мог выключить будильник на наручных часах, они поняли, что девушка обращалась ко мне.

Я сел на поезд, который привез меня в Богди Джанкшн, там пересел на 314 автобус и вскоре поселился в хостеле «Бичсайд» на Бук-стрит в Кугги. Здесь, как и в «Еве», тоже чувствуется какая-то клановость и групповщина. Недавно я говорил с одним канадцем, кровать которого стоит рядом с моей; мы смотрели репортаж о соревнованиях по крикету по телевизору у нас в комнате, и он лить отвечал на мои вопросы, но не поддерживал беседу. Он в другом лагере – среди людей, которые работают в Сиднее и которые считают себя несравненно выше обычных неорганизованных путешественников только потому, что они каждый вечер забираются в бар и в течение семи часов засасывают в себя пинты пива.

Уже вечер, и я в компании с одним япошкой пошел в ОКБ (так для краткости все называют здесь отель «Кугги-бэй»). В отеле семь баров, и во всех толкутся в изобилии задиристые индийские парни. Вот появилась новая группа в больших черных париках на манер ливерпульских со светящимися пробирками на груди. Девушки все в джинсовых костюмах и темных очках. Вот вошли те, кто прибыл последним автобусом «Оз Экспериенс» – на нем обычно приезжают восемнадцатилетние девушки в коротеньких рубашечках и без бюстгальтеров, в брючках-бананах с высоко поднятым поясом; специально для них зазвучала песня «И вот я торчу здесь с тобою».

Япошка, мой спутник, ушел после первой кружки, сказав, что ему завтра рано вставать для того, чтобы идти на занятия серфингом (я думаю, что он слегка обалдел от того, что здесь происходит), а я, оставшись один, попробовал заговорить с парой парней, смахивающих на неорганизованных путешественников, но стоило мне сказать, что я только что прибыл в Сидней, как они сразу же отсели от меня, как от заразного больного. В конце концов я подумал, что втесаться в какую-либо компанию можно, если просто наврать про себя. Я решил говорить всем, что работаю на Акульем заливе инструктором по нырянию, а в Сидней мне пришлось приехать из-за того, что меня изрядно потрепала огромная белая акула, потому что владелец лодочной станции позабыл запереть металлические двери подводной клетки: «Проклятый ублюдок, я еще предъявлю ему иск за это», – с этими словами я указывал на шрам на лбу. Со временем эта история обрастала подробностями, но скоро вокруг не осталось никого, кому бы я мог ее рассказать, поэтому я вернулся сюда на общую кухню, чтобы записать все это. Мне пришла в голову новая мысль о том, как еще можно примкнуть к какой-либо компании: утром, примерно в 8.30, я, одетый в самый лучший свой наряд, сижу на общей кухне и изучаю объявления о работе в газете «Сидней морнинг геральд» и негодующими возгласами, как бы про себя, выражаю возмущение вакансиями, занять которые приглашаются дипломированные богословы. Я думаю, что это как раз то, что подходит для тех, кто считает себя крутыми.

Эта страна какая-то непонятная – все здесь заядлые любители экстремальных видов спорта. Все вокруг только и говорят что о серфинге, гонках на водных скутерах, прыжках с эластичным тросом, затяжных прыжках с парашютом, поэтому я и не могу поддержать беседу.

Мне кажется, я уже начал ненавидеть неорганизованных путешественников. В Америке я все время мечтал о том, чтобы наконец-то оказаться в их компании, а сейчас их просто не выношу. Одна из причин, по которой вы отправляетесь путешествовать, это оказаться вне зоны действия докучливых стандартов, принятых в мире, где главным считается работа, и вот, смотрите, вы оказываетесь в совершенно ином мире, где не принимаются в расчет такие факторы, как какой доход приносит ваш бизнес, на какой машине вы ездите, какая у вас зарплата. Здесь все крутится вокруг того, плавали ли вы с дельфинами, прыгали ли с моста с эластичным тросом, курили ли опиум на стоянках бирманских горных кочевников, сколько времени вы пребываете «на воле», вас волнует то, что вы еще не потрепали по холке динго на острове Фрейзер? Сколько абонентов в адресной книге вашей программы электронной почты? Почему вы еще не побывали в Ботаническом саду?

До нашей встречи с Люси осталось еще девятнадцать дней. Я все еще надеюсь на то, что если она не получит от меня письма по электронной почте, то передумает приезжать, а тогда я поеду домой. Больше всего мне хочется отправиться домой. Но сейчас это не осуществимо. А где Доминик? Она уже должна быть в Сиднее. Должен ли я торчать здесь и дожидаться ее или мне лучше поехать на восточное побережье? Я забронировал билет на внутренний рейс от Кэрнса до Перта, но до Кэрнса отсюда почти 2000 миль, и я могу упустить свою бронь на билеты, если слишком задержусь здесь. Я постоянно справляюсь в «Еве», нет ли мне весточки от Доминик, но она молчит и ничего не присылает. К тому же я чувствую сильное сексуальное возбуждение. А как, скажите, заниматься онанизмом в общей спальне?

Я лежу на своей кровати и пишу это. Сейчас час ночи, но все мои соседи по комнате все еще где-то веселятся, а я размышляю о Дэнни и о том, в какую историю я только что чуть не попал.

Закончив последнюю дневниковую запись, я с затуманенной алкоголем головой вышел на улицу и сел на 373 автобус, чтобы снова отправиться в «Кингс кросс», но все пабы были закрыты, и мне ничего не оставалось делать, как подняться по одной шаткой лестнице, помещенной в пролете, похожем на колодец, туда, где, как сообщала реклама, демонстрировали «модели». Поднявшись, я постучал в обе двери, выходившие на площадку, и из-за одной мне ответила прислуга. Она сказала, что девушка занята, и проводила меня на кухню, где мы вместе сели смотреть английских сериал «Бруксайд» – а я и не знал, что он дошел и до Австралии. Синбад стремился куда-то попасть, прислуга дымила сигаретой, и когда я решил, что мне не стоит задерживаться здесь, в дверь просунулась голова девушки, и я, не желая огорчать прислугу, с которой мы только что обсудили ситуацию, возникшую на экране, проследовал за ней в маленькую комнатку рядом с кухней.

В комнате не было ничего, кроме кровати, раковины и небольшой мусорной корзины. Проститутка велела мне раздеваться. Она была немолодой, на вид ей было примерно сорок пять: у нее был большой белый живот, исчерченный синими венами, похожий на кусок сыра горгонзола. Она надела мне презерватив, хотя мой член был не больше морского конька, и приникла к нему губами.

Она сказала: «Может, ты все-таки кончишь?», и это прозвучало как-то странно и не к месту, как кулинарный рецепт из уст Делии Смит. [48]

Ничего не получилось.

Продолжая в том же духе комментировать ситуацию, она сухо, поскольку основывалась на факте, произнесла: «Посмотрим, может, все-таки встанет». Как если бы Делия сказала: «Поджарить до золотисто-коричневого цвета, подавать с овощным гарниром».

Наконец она спросила, согласен ли я заплатить еще десять долларов за то, чтобы она сама ввела мой член. Я отказался и начал одеваться. Она сказала, что у меня, очевидно, нервное возбуждение. «Когда я чувствую, что разочаровала мужчину, мне просто хочется заниматься этим», – сказала она. Чтобы улучшить ее настроение и отвлечь от мыслей о собственной непривлекательности, я сказал, что дело вовсе не в ней и что я нахожу ее очень симпатичной и соблазнительной.