Впрочем, работать пришлось крайне серьезно, без шуток, приходилось решать массу проблем, ибо первые три войска были созданы совсем недавно и полгода назад имели численность населения, равную паре-тройке хороших станиц. Зато теперь головной боли навалилось — по тридцать-сорок тысяч инородцев добавилось, чуть ли не в половину численности. И как прикажете к единому знаменателю их всех привести?

— Нужен минимум год, чтобы хоть какую-то реальную силу создать. Пока они «сырые» настолько, что годятся только против партизан, — пожал плечами генерал, решительно открыв дверь. Быстро пересек перрон, миновал по дощатому настилу два пути и встал на пустынной платформе, перед своим собственным вагоном.

Такое положение им выбиралось не случайно — теперь настил попадал посередине между двумя литерными поездами, и таким образом возможная угроза покушения существенно уменьшалась, падала чуть ли не до нуля. Если, конечно, гипотетические злоумышленники не рассчитали с помощью телепатии и не поместили под настил пудов десять динамита или тротила.

Кто их знает, этих заморских затейников?!

Царский экспресс приближался, уже сбрасывая ход и протягивая вагоны вдоль платформы. Мимо Константина, дав гудок, проскрежетал паровоз, за ним медленно потянулась длинная цепочка вагонов. Искомый, седьмой, встал почти рядом с генералом — то ли невероятная случайность, то ли машинист экстра-класса постарался.

Дверь вагона тут же отворилась.

— Здравия желаю, ваше высокопревосходительство, — поприветствовал военного министра свитский офицер с цепким взглядом сторожевого пса. — Государь вас давно ожидает!

Арчегов быстро поднялся в тамбур — внутренняя дверь была открыта, за ней стоял вооруженный автоматом казак лейб-конвоя с белой портупеей. Генерал целеустремленно, мимо купейных дверей, пошел прямо в салон, что служил монарху в дороге рабочим кабинетом.

— Рад тебя видеть, Костя.

Михаил Александрович с серым, чуть землистым от усталости и бессонных ночей лицом, с припухшими и красными глазами встретил его у стола, протянув руку. Арчегову хватило мимолетного взгляда, чтобы все понять — на столе распласталась набитая окурками пепельница, да и густой табачный дым, пропитавший воздух, о многом говорил.

— Я тоже рад тебя зреть, Мики. — Рукопожатие было крепким, и генерал кивком показал на стол.

— Вижу, что эти четыре дня пути ты провел в мучительных раздумьях. Надеюсь…

— Я подписал все указы, Костя. — Монарх вытер платком широкий лоб, покрытый мелкими капельками пота. И вымученно улыбнулся: — Хотя мне далось это нелегко.

— В нашей жизни трудно принимать решения, которые зачастую опрокидывают старые представления и служат сильным давлением на совесть. — Арчегов вымученно усмехнулся, но не обидно, а очень устало. — Одно может тебя успокоить — раз к прошлому возврата нет и не будет, то, по крайней мере, нужно сделать все возможное и невозможное, чтобы наше будущее было намного лучше прежней жизни.

— Я тоже так подумал.

Михаил уселся за стол и подтолкнул к генералу толстую сафьянную папку с золотым императорским орлом.

— Мне она ни к чему, государь, — вымученно улыбнулся Константин — эти несколько дней он не находил себе места, гадая про себя, подпишет ли Мики судьбоносные для будущего бумаги. Он не был в том полностью уверен — недаром Михаил Александрович пожелал поехать другим литерным поездом, взяв время на раздумья. И генерал дважды нажал красную кнопку на тумбе массивного письменного стола, накрытого зеленым казенным сукном.

— Пригласите чиновника из управления делами, — коротко приказал Арчегов флигель-адъютанту, и тот, видя, что монарх сидит молча и даже смотрит в другую сторону, принял приказ молодого генерал-адъютанта, а в таком случае тот становился для него прямым и непосредственным начальством, к немедленному исполнению.

Прошло несколько минут, как дверь в салон отворилась и зашел секретарь в мундире правительственной канцелярии. Константин Иванович протянул ему толстую папку:

— Здесь указы его величества. Через два часа отправляется скорый поезд до Иркутска — вам и охране отведен первый вагон. Документы передадите лично в руки Петру Васильевичу. Идите!

Отправив чиновника, Арчегов только сейчас разрешил себе закурить длинную папиросу, с немалым облегчением затягиваясь душистым дымком. Искоса глянул на отрешенное лицо Михаила Александровича — с этого часа будущее России стало немного проглядывать сквозь грязную, мутную пленку печального настоящего…

Благовещенск

Чуть левее и впереди флагманского монитора застыла на синей речной глади канонерская лодка «Бурят». Таких канонерок было построено на Амуре десять, на две больше, чем речных линкоров. Водоизмещением раза в четыре меньше, а потому и слабее — всего две пушки в 75 миллиметров, но с броневыми щитами. Защиту из стальных листов имели рубка и машинное отделение, а десяток пулеметов делали этот корабль смертельно опасным для любого противника, не имеющего под рукою артиллерии.

Вот только мало осталось в строю «инородцев» (названия давались по именам населяющих Сибирь туземных народов), добрая половина которых пока неподвижно осела на главной базе флотилии в Осиповском затоне у Хабаровска, а «Орочанин» затопили красные в 1918 году.

Рядом с канонеркой, почти теряясь на ее фоне, стояли три маленьких бронекатера — на носу круглая пулеметная башенка, похожая на шайбу, на корме мелкокалиберная пушка Гочкиса на тумбе — такие вещи генерал Сычев видел сразу, ведь глаз был натренирован видеть это долгой службой. И тут атаман усмехнулся — увиденная картина чуть всколыхнула память. Он негромко пробормотал:

— Словно кошка с котятками на синем половичке.

На середине широкой реки маневрировали катера большего размера. Три незнакомых, с такой же не очень серьезной артиллерией, а вот третий генерал узнал с ходу — бронированное посыльное судно с горной пушкой со щитом на тумбе да два пулемета в качестве десерта. Серьезный кораблик, несмотря на столь малые размеры и водоизмещение в 30 тонн, способный обратить в бегство хоть батальон повстанцев — пулеметы и винтовки последних не могли причинить ему существенного вреда.

Столь солидный боевой эскорт сопровождал настоящий транспортный караван, какой генералу не приходилось еще видеть в жизни — два десятка пароходов, буксиров и барж, на палубах которых разминали ноги, в ожидании схода по вываленным на берег трапам, сотни молчаливых и крепких солдат в трехцветных маскировочных халатах.

— Лейб-егеря, — прошептал Ефим Георгиевич, моментально опознав форму по описаниям — видеть новую императорскую гвардию атаману еще не приходилось. Но слухами земля полнится…

Набережная наполнялась народом, радостно галдящим, как гуси на лугу. Впору было удивляться, откуда набежало столько обывателей в столь ранний час. Все ликовали, лишь Сычев, горделиво встав в позу Наполеона (должен же он показать адмиралу, кто в этих краях хозяин) у старого бревенчатого пирса, к которому рыбаки привязывали свои дощатые баркасы, жадно поглощал глазами прибывшие подкрепления.

— Однако, — только и вымолвил генерал, всем существом чувствуя, что дела вскоре начнутся крайне серьезные. Егерей было много, никак не меньше восьми сотен, полный батальон. Да еще три сотни морских пехотинцев, вооруженных новыми «хлыстами». Несколько таких автоматов было в гарнизоне города, но тут счет шел на десятки, если не сотни, с учетом егерей.

Еще он увидел два погруженных на баржи броневика с парой круглых пулеметных башенок, взвод из двух короткоствольных 48-мм линейных гаубиц да целую батарею из четырех горных орудий. На пологом берегу уже копошились саперы да неспешно строились в ротные колонны уверенные в себе гвардейцы.

— Иптыть! Никак арчеговский дружок пожаловал?!

Сычев от удивления потряс головою — нет, не померещилось, не поблазилось, так оно и есть. Прямо к нему ходко шел по речной волне катер с вице-адмиралом Смирновым, бывшим морским министром при Колчаке, а ныне командующим военно-морскими силами и помощником военного министра генерал-адъютанта Арчегова.