– Пять.

Камачо задумался.

– Думаю, она могла его видеть, – наконец произнес он. – Сумеет ли она опознать его из множества снимков – другой вопрос.

– Как вы будете выглядеть, если шеф спросит, почему вы не пробовали разрабатывать эту линию, коль появились данные о связи с Пентагоном?

– Как последний дурак. Чтобы прикрыть себя, мне придется вызвать ее и показывать фотографии для опознания.

– Когда?

– Думаю, на следующей неделе. Или еще через неделю. Надо же все проанализировать. Поначалу они будут интересоваться Починковым. Дня два. Потом снова вспомнят о миссис Джексон.

– Линия Починкова тупиковая.

– Они это поймут. Байджлоу, мой шеф, не разбирается в контрразведке, но он очень умен. Пару дней он будет дрожать над Починковым, охваченный идеей накрыть его и расколоть, а потом сообразит, что нет смысла тратить массу времени и держать кучу народу на круглосуточной слежке. Конечно, Совет национальной безопасности может решить, что стоит попытаться застигнуть его кладущим что-то в почтовый ящик, чтобы были основания выслать Починкова из страны, но вам это лучше знать.

Губы Олбрайта искривились в хитрой улыбке. Имелось в виду, что Олбрайт должен знать, собираются ли Советы выслать какого-нибудь американского дипломата из Москвы, но Камачо прекрасно понимал, что Олбрайту таких сведений не сообщают. Поэтому даже здесь, в уюте и безопасности собственного дома, Камачо не ослаблял контроля над собой. Это у него выходило совершенно бессознательно. Недаром Луис Камачо сделал такую карьеру в ФБР.

– А как вы вообще додумались устроить почтовый ящик в таком месте?

– Согласно утвержденному перечню. – Олбрайт пожал плечами. – Эти канцелярские крысы в Москве понятия не имеют о динамизме жизни в Америке, о том, как быстро какой-то район вдруг начинает процветать или же приходит в полный упадок.

Утверждение почтовых ящиков – один из способов, каким бюрократы в советской разведке пытаются оправдать свою сумасшедшую зарплату, но объяснять это Камачо Олбрайт не собирался. В самом начале службы он уяснил, что умный человек никогда не жалуется на то, чего изменить не в силах, особенно перед агентом, которого следует всячески ободрять и воспитывать в нем верность.

Однако Луис Камачо – далеко не простой агент. Олбрайт работал с ним больше десяти лет, но лишь в последние несколько лет, когда появился источник, который американцы называли «Минотавр», и особенно за последние несколько месяцев, когда Камачо сказочно повезло и он занял пост начальника контрразведывательного отдела ФБР по округу Колумбия, он стал настоящим кладом для советской разведки.

Сейчас, глядя, как на экране телевизора черные спортсмены разыгрывают свой балет, Олбрайт восстанавливал в памяти всю цепь событий. После приема на очень высоком уровне в бальном зале одного из отелей Вашингтона, советский посол, уже сидя в лимузине, обнаружил в кармане своего пиджака открытку. С лицевой стороны открытки был снимок Пентагона ночью. На обороте печатными буквами написаны два слова и ряд цифр и букв – наименование компьютерного файла. Затем еще десять слов – отдельных слов, сочетание которых не имело никакого смысла. И ничего более. Ничьих отпечатков пальцев, кроме посла.

Этого оказалось достаточно. С помощью Терри Франклина Советы добыли тактико-технические характеристики новейшего истребителя-невидимки – F-117А из информационной системы Пентагона. Информация оказалась достоверной. Так кто же источник? Если удастся его выявить, то можно будет установить, почему он передал информацию, а это даст возможность советскому разведывательному сообществу определить ее подлинность. Но в списке присутствующих на том приеме было более трехсот имен – практически вся верхушка чиновного Вашингтона. В списке, правда, не значились жены и подружки, да и не менее десятка официальных лиц, которых тем не менее там видели. Списки гостиничной прислуги и официантов также были неполными и неточными.

Верхние эшелоны всех советских разведывательных органов пришли в волнение.

Нарушен первый закон сбора разведывательной информации – знай ее источник.

Однако информация оказалась вполне достоверной и показала, насколько американцы опережают Советы в разработке технологии «стелс».

Через три месяца неподписанное письмо в простом белом конверте пришло в советское посольство на имя посла. Аккуратно выписанными печатными буквами оно комментировало положение национальных меньшинств в Советском Союзе. Согласно правилам, письмо передали в Москву. Там расшифровали код. Автор составил матрицу, ключевым словом которой являлось первое произвольно выбранное слово из текста, напечатанного на открытке. В письме оказались три произвольных слова, два из них были компьютерными паролями. Третье было вообще не слово, а набор цифр и букв. Из недр Пентагона Терри Франклин извлек замечательный документ о разработке наземного противоспутникового лазера, о котором советская разведка не имела ни малейшего понятия.

Последовало еще несколько писем, каждое из них закодированное на основе ключевого слова, содержащегося в первой открытке, которую подсунули послу.

Информация была бесценной: новые данные по истребителям «стелс», модернизация ракет «Трайдент», достижения в разработке СОИ, лазерная оптика для артиллерии, спутниковые навигационные системы… прямо дух захватывало. Советы получали надежные данные о важнейших военных тайнах Америки. И при этом не знали, кто их поставляет. И зачем.

Вот Харлану Олбрайту и было приказано задействовать лучшего агента матушки России, чтобы выяснить, кто и зачем. Этот агент – Луис Камачо, специальный агент ФБР, начальник отдела контрразведки по округу Колумбия. Он пока ничего не выяснил.

Черт побери, есть от чего прийти в уныние. К тому же Терри Франклин, средство для разработки данных от неизвестного источника – вдруг захандрил.

– Вы верите в закон энтропии? – спросил Камачо. По телевизору показывали рекламу.

Олбрайт отвел глаза от экрана и попытался сосредоточиться:

– Энтропии?

– В замкнутой системе неупорядоченность нарастает.

– Видимо, да.

– Удержится ли Франклин?

– Не знаю. Сомневаюсь. И он слишком много знает. – Он похолодел, предчувствуя ярость начальства, если Франклин когда-нибудь расскажет американцам, что ему удалось у них украсть.

– Можно доставить его в Советский Союз?

Олбрайт пожал плечами и встал.

– Лучше пойду спать.

– Угу.

– Встретимся завтра вечером.

– Конечно.

Рита пришла в ужас, когда она, сопровождаемая Бабуном, вошла в его квартиру.

– Я живу здесь всего месяц, – пробормотал Бабун у нее за спиной.

Всюду валялись вскрытые картонные ящики с книгами, полотенцами и всякой ерундой. Она зашла в кухню. В раковине полно грязной посуды. На плите сковородка с какой-то гадостью. В холодильнике пол-ящика пива и упаковка «кока-колы» – и ничего больше. По крайней мере, там чисто. Но как этот парень умудрился запачкать столько тарелок? Ага, морозильник забит овощами и замороженными обедами. Даже кусок мяса есть.

Она вывалила содержимое сковородки в раковину, залила сковородку водой, потом горячей водой из крана смыла отвратительный нарост.

Бабун чувствовал себя явно не в своей тарелке.

– Я не силен по части хозяйства, – пробормотал он. – Все собирался расставить вещи, но я же был так занят.

Рита прошла в спальню и зажгла свет. Постель представляла собой нечто немыслимое. Она свалила покрывало и одеяло на пол, затем принялась срывать простыни.

– Принеси-ка чистые.

– Гм… понимаешь, других у меня нет. Зачем тратить деньги на лишние простыни, когда одной достаточно на… – Он осекся под ее взглядом: Рита снимала наволочки с подушек. – Мне же ничего не стоит снести простыни и наволочки в подвал и выстирать их в машине. – Он подобрал белье с пола и направился к двери, которая громко хлопнула. Рита Моравиа улыбнулась и покачала головой.

Сперва она занялась спальней. Грязная одежда была свалена на дне шкафа.