Тринадцатого апреля 1605 года, «в субботу на паметь святаго свещенномученика Ортемона прозвитера и святых мученик Максима, канун Жен мироносиц», наступила неожиданная развязка. Царь Борис Годунов скоропостижно скончался. Автор «Нового летописца» записал, как все случилось: «После бо Святыя недели, канун Жены мироносицы царю Борису вставши из-за стола после кушанья, и внезапу прииде на нево болезнь люта и едва успе поновитись и постричи. В два часа в той же болезни и скончася» 138. Тело инока Боголепа (такое имя принял в схиме царь Борис Годунов) погребли со всеми почестями в Архангельском соборе в Кремле. Но этой могиле недолго пришлось пребывать непотревоженной.
Внезапная смерть царя Бориса Годунова разрубила гордиев узел старой привязанности и счетов в отношениях с Годуновыми. Иван Грозный и царь Федор Иванович не успели связать находившихся рядом бояр клятвой верности своему наследнику. Царь Борис Годунов пытался это сделать в отношении сына Федора, но не преуспел, так как многие бояре в час его смерти находились вне Москвы.
Перед Боярской думой встал выбор — самостоятельно продолжать «дело Годунова» или действовать в собственных интересах. Нетрудно догадаться, каков был ответ известных чинолюбцев. Перед ними стояла перспектива служить едва достигшему совершеннолетия пятнадцатилетнему царю Федору Борисовичу, окруженному сплоченным семейным кланом Годуновых. Благодаря Борису Годунову его родственники доминировали в Боярской думе, имели первостепенные дворцовые чины конюшего и дворецкого, в их руках было управление важнейшими финансовыми ведомствами — Приказом Большой казны и Казанским приказом, через который шла сибирская пушнина. Те, кто не были связаны с Годуновыми родством, но во всем поддерживали Бориса Годунова и ходили у него в любимчиках, тоже имели свою выгоду во время пребывания у власти, но люди подобного типа обычно легко меняют патронов.
Обстоятельства войны с войском «царевича Дмитрия» под Кромами, где находились главные члены Боярской думы и большая часть Государева двора, тоже не благоприятствовали мирному решению вопроса о переходе власти к наследнику Бориса Годунова. Вряд ли боярам, московским и городовым дворянам могло понравиться, что «наречение» нового царя происходит без их участия. Но фактически так и было. Главных воевод войска под Кромами — бояр князя Федора Ивановича Мстиславского и князей Василия Ивановича и Дмитрия Ивановича Шуйских немедленно вызвали в Москву, но они, видимо, приехали в столицу уже тогда, когда там стал править царевич Федор Борисович. Это очень важная деталь — царевич Федор Годунов должен был повторить путь царского избрания своего отца. Поэтому Федора Борисовича именовали «царевичем князем», нареченным на царство, но еще не получившим его по праву царского венчания.
«Наречение» на царство Федора Борисовича было так же обставлено решением Земского собора, как и в 1598 году. К сожалению, известия об этом соборе настолько скудны, что его не заметил даже такой внимательный исследователь соборной практики XVI–XVII веков, как Л. В. Черепнин. Между тем уникальное известие разрядных книг не оставляет сомнения, что передача власти царю Федору Борисовичу была проведена с помощью освященного собора и представителей всех других чинов — ратных и торговых: «Тово же месяца апреля патриарх Иев Московский и всеа Русии, и митрополиты, и архиепископы, и епископы, и со всем освященным собором вселенским, да бояре, и окольничие, и дворяне, и стольники, и стряпчие, и князи, и дети боярские, и дьяки, и гости, и торговые люди, и все ратные и чорные люди всем Московским царством и всеми городами, которые в Московской державе, опричь Чернигова и Путимля, нарекли на Московское государство государем царевича князя Федора Борисовича всеа Русии» 139. Р. Г. Скрынников, упоминая об этом известии, осторожно заметил, что разрядная запись «наводит на мысль о том, что в этом акте участвовали все чины, обычно входившие в состав Земского собора» 140. В пользу того, что собор действительно состоялся, может свидетельствовать частичное повторение при избрании на царство Федора Борисовича избирательной модели 1598 года. В решении собора учитывались современные политические обстоятельства и признавалось, что подчинявшиеся Лжедмитрию Чернигов и Путивль не могли выслать своих представителей в столицу. Хотя на самом деле таких, охваченных войной с самозванцем, городов, не имевших никакой возможности прислать своих представителей на собор, было больше.
В церемониале «наречения» немного изменений по сравнению с 1598 годом. Однако новой власти приходилось прежде всего думать о продолжении войны с Лжедмитрием. Вместо точного следования порядку, устраивавшему Боярскую думу и «мир», как это делал Борис Годунов, его вдова, сын и их советники торопились и пропускали важные элементы, изменяя складывавшуюся традицию. Так полноценный избирательный Земский собор был подменен его видимостью. Никаких препятствий к переходу власти к прямому наследнику царя Бориса Годунова не существовало. Если бы не появление в Московском государстве другого «прирожденного» наследника — «царевича Дмитрия». Поэтому в 1605 году духовные власти убеждали, что царь Борис Годунов успел благословить своего сына на царство перед смертью: «А отходя сего света при нас богомольцех своих приказал и благословил на великие государьства на Владимерское, и на Московское, и на Новгородское, и на царьство Казанское, и на Астроханское, и на Сибирское, и на все великие государьства Росийскаго царьства царем и великим князем всеа Русии, сына своего великого государя нашего царевича князя Федора Борисовича всеа Русии, и благословил его государя на Росийское государьство крестом животворящаго древа, им же венчаются на царьство великие государи наши прежние цари, да крестом чудотворца Петра» 141. Получение благословения от прежнего царя и именно тем крестом, который использовался в «Чине венчания», начиная с Ивана Грозного, подчеркивало преемственность, убеждало в небесном покровительстве святого митрополита Московского Петра. Оставалось самое сложное — убедить в этом людей, увидевших, что обещания Бориса Годунова о процветании и жаловании своих подданных не сбылись. Тем более что они уже узнали о существовании другого «прирожденного» претендента, олицетворявшего более «правильную» преемственность с не такими давними временами прежних правителей.
Немедленно, по наречении царя Федора Борисовича, была организована присяга ему. И здесь произошло небольшое отклонение от избирательного канона. Члены собора вместо того, чтобы утверждать своими рукоприкладствами (подписями) произошедшее избрание, принесли присягу на верность в присутствии духовных властей. В известительной грамоте митрополита Ростовского и Ярославского Кирилла о трехдневном молебне за царскую семью говорилось: «А боляре, и окольничие, и думные дворяне и дьяки, и дворяне и дети боярские, и приказные люди и гости всех сотен и торговые всякие люди Московского государьства, перед нами, передо всем освященным собором, целовали животворящей крест».
Видимо, об этой же присяге в Кремле упоминал Исаак Масса, датируя ее 16 апреля 1605 года: «И народ московский тотчас был созван в Кремль присягать царице и ее сыну, что и свершили, и все принесли присягу, как бояре, дворяне, купцы, так и простой народ; также посланы были по всем городам, которые еще соблюдали верность Москве, гонцы для приведения к присяге царице и ее сыну» 142. Полученные крестоцеловальные записи были положены на хранение в архив Посольского приказа, где тогда хранились основные государственные акты 143. В любом случае царица Мария Григорьевна и Федор Борисович получили власть от собора не позднее 29 апреля 1605 года 144.
Сохранился текст обычной присяги царице Марии Григорьевне и царю Федору Борисовичу, принимавшейся в городах. Письмо с образцом такой записи было разослано из Москвы 1 мая 1605 года. Запись была составлена по образцу присяги царю Борису Годунову, в ней снова встречались опасения «ведовства» и «порчи», был включен пункт о возможных притязаниях царя Симеона Бекбулатовича — того самого несчастного касимовского царя, которого Иван Грозный в 1575 году сделал на время «великим князем всея Руси». С тех пор один из Чингизидов Симеон Бекбулатович, даже вопреки своей воле, оставался в глазах других людей вполне реальным претендентом на царский трон. Самым же важным пунктом присяги стало упоминание имени Дмитрия, о котором теперь должны были узнать все, кто до тех пор не слышал о его существовании. Подданных царицы Марии Григорьевны и царя Федора Борисовича обязывали: «К вору, который называется князем Дмитрием Углицким, не приставать, и с ним и с его советники ни с кем не ссылатись ни на какое лихо и не изменити и не отъехати» 145. Однако чрезмерная предусмотрительность в том, что подданных заставляли на будущее отказаться от поддержки именно «Дмитрия», а не Григория Отрепьева, лишь дала повод к дальнейшим мыслям о возведении на русский престол вместо Годуновых «прирожденного» царевича.
