— А если, превратившись в супермена, я просто прикончу вас?

— Исключено. Метод обучения построен так, что боец не может причинить вред наставнику. Ни сам, ни чужими руками. У него возникает слишком сильная психологическая зависимость от учителя. Вот так.

— Ясно... — вздохнул Таранов.

— Так ты согласен?

— А вы уверены, что я выдержу... пройду подготовку и останусь жив?

— Судя по твоему сегодняшнему бою — выдержишь. Впрочем, решать тебе.

— А если я не соглашусь, а потом стану болтать?

— Подумаешь, болтай. Понарассказал тебе отставной гэбист сказок... Сколько подобных баек курсирует сейчас в прессе? Сотни, да еще позабористей моей. Так что болтай, если дурак.

— А почему вас уволили из органов?

— Новые веяния... Отдел расформировали как противоречащий общечеловеческим ценностям. Меня выкинули без права работать в органах. Хорошо хоть, всю документацию по проекту «Суперагент» я успел уничтожить. А то посадить могли пачкуны-правозащитники...

— Понял.

— Так ты согласен?

— Да. У меня нет выбора.

— Хорошо. Завтра в семь утра жду тебя. — Вадим сказал где. — Дома предупреди, что надолго уезжаешь в командировку. Отправимся в одно место... там я и буду, тренировать тебя.

— А группа? — Алекс кивнул головой в сторону спортзала.

— Их пусть обучает мой помощник. Он справится.

— Что мне с собой брать?

— Форму для тренировок и смену одежды. Все.

Прощаясь, вновь испеченные компаньоны пожали друг другу руки.

— Ужинать будешь? — спросила Люба, когда Алекс вернулся домой.

— Обязательно! — объявил Таранов. — Проголодался зверски!

— О, да тебя опять били... — огорченно протянула девушка, взглянув на его лицо.

— На сей раз бил я! — провозгласил Алекс гордо. — И неслабо бил! Противника в больницу увезли.

— Поздравляю, — сказала Люба без особого энтузиазма. — Переодевайся, еда готова, — добавила она, возвращаясь на кухню из прихожей.

— Я завтра уезжаю, Люб, — сообщил Таранов, за ужином. — Надолго, не меньше чем на месяц. Ты не волнуйся, ладно? Я обязательно приеду к тебе, как только... как только буду готов, — добавил он тише.

Люба перестала есть, отложила ложку, неестественно выпрямилась и посмотрела на Алекса долгим, встревоженным взглядом.

— Ты что-то задумал, Саня, — произнесла девушка тихо и отчаянно. — Что-то страшное, я чувствую... Такое, о чем мы не договаривались... Не надо! Сделай все, как решили! Пожалуйста!

— Любка! — Таранов устало уперся головой в ладонь, опершись локтем на стол. — Ты, кажется, не вполне понимаешь, что со мной... что со мной произошло. Меня нет. Я стерт, словно карандашный набросок ластиком. Я чистый лист... со следами прежнего контура рисунка. Мне надо вновь нарисоваться... по-новому. Лучшим, чем прежде...

— Ты мне не нужен лучший! Ты мне нужен такой, какой ты есть! Даже если... — Люба осеклась.

— Даже если — что? — спросил Алекс встревоженно.

— Даже если я тебе не нужна! — решительно закончила Люба.

— Ой, да разве дело в этом... — Таранов болезненно отвел глаза. — Помнишь, ты отказала мне? Ну, после загса?

— Я жалею об этом! — горячо воскликнула Люба.

— Не жалей... Ты права была... Нет, не в том, что говорила о какой-то там платной любви, а в том, что я никакой любви не стою... И дальнейшие события это доказали...

— Чушь, Саня, чушь! — выкрикнула девушка.

— Нет, не чушь! — вдруг совершенно иным голосом взорвался Алекс. — Не чушь, Любка! Я лучше знаю! И не возражай мне! Не смей возражать!

Он смотрел на нее, оскалив зубы, сверкая глазами. Таким Люба видела Таранова впервые. Она не испугалась — ничуть, — но сердце ее сжалось от боли за него.

— Успокойся, Саня, — тихо сказала девушка. — Делай как знаешь. Как тебе лучше. Но учти — я ведь тоже имею право выбора.

— Прости, Любка... — склонился Таранов. — Конечно, имеешь. Но я. клянусь — придет время, и ты не пожалеешь, если выберешь меня!

— Во сколько ты уезжаешь?

— Меня будут ждать в семь. Значит, проснуться надо в пять утра.

— Тогда идем спать. Завтра вставать рано. Я хочу проводить тебя. Ведь неизвестно, когда опять увижу. Да и увижу ли...

Они разбрелись по своим комнатам. Наутро Люба накормила Алекса, собрала в дорогу и сказала на прощание:

— Саня постарайся все же не наделать глупостей. Впрочем... Имей в виду: я жду тебя всегда. Любого.

Сашка крепко обнял девушку и припал к ее губам. Люба ответила на поцелуй — сперва несмело, затем все больше распаляясь. Таранов целовал ее нежно и ярко — впервые в жизни.

...Вадим с машиной ждал в условленном месте. Увидев Таранова, он молча распахнул перед ним дверь. Алекс уселся на соседнее с водителем сиденье. Вадим так же молча пожал ему руку, здороваясь, и повернул ключ зажигания.

— Куда едем? — поинтересовался Таранов, когда тронулись.

— В одно веселое заведение, — усмехнулся экс-кагэбэшник. — У бывшей моей конторы имеется небольшая секретная база на Валдае, построенная специально по моему заказу для моего отдела. Когда начался бардак, я все документы о наличии этой базы тихонько уничтожил. Теперь о ее существовании знаю я один. База так замаскирована, что найти ее случайному человеку практически невозможно.

Там мы с тобой и обоснуемся. Там есть все необходимое для наших игр.

...Боль раскаленными иглами вонзалась в мозг. Она казалась невыносимой. Алекс катался по земле, выл, грыз собственные руки. Но боль не отступала, не становилась слабее. В мире не было ничего, кроме этой боли. Сознание мутилось. И только голос Вадима прорывался в него сквозь кровавую пелену мучения. Алекс не понимал слов, которые произносил Учитель, но смысл их сводился к одному: раскаленные иглы боли должны пронзить какой-то Барьер... барьер... барьер...

...Жрать. Жрать и спать. Набить чем попало — хоть землей, хоть чем — конвульсивно ноющий, невыносимо сосущий, сотрясающий тело спазмами желудок и завалиться вмертвую спать... Только спать, всегда спать, никогда не просыпаться, пусть это смерть... Но спать нельзя! За спиной обжигающий ремень Учителя, а впереди — зверь! Огромный, страшный, оскаливший зубы зверь, с чьих желтых  клыков капает зловонная слюна, а смрадное дыхание все ближе, ближе... И невозможно поверить, что это чудище — просто собака! Нет, это не обычный пес, это кошмарный Цербер, страж врат Ада! Бежать... Но жесток ремень Учителя, грозен и резок его окрик! Драться! Но Цербера невозможно победить, он бессмертен... Смертен! Учителю лучше знать! Зверь, жутко рыча, бросается на него, но не менее жутким зверем бросается навстречу Алекс... Что это?! Хрустят шейные позвонки, грозный Цербер летит, отброшенный прочь, как грязная половая тряпка... Кровь на руках... Кровоточащие кисти... Их лучше зализать языком, по обы-чаю животных... Вот раны уже и зарубцевались... Не так уж и страшно разят клыки Цербера! Пальцы человеческого существа куда страшнее!

Летающие тарелки! Нет, не те, откуда вылезают покрытые зеленой шерстью плюгавые пришельцы, выдуманные слабоумными придурками, а настоящие металлические диски, каждый — величиной с блюдце! Они сами — живые существа! Они атакуют, и нет от них спасения, ибо каждый удар такого летящего блюдца сшибет с ног, покалечит, а остальные навалятся кучей, добьют! А за спиной — Учитель, чья жизнь в сотни раз дороже твоей и которого ты обязан спасти, прикрыть собой! Как?! Но в руках — верный автомат Калашникова, а рядом — целая куча снаряженных рожков к нему! И вот уже грохочут очереди, и страшные. стальные враги, на лету сбиваемые пулями, бессильно валятся в траву...

Боль, снова боль! Но раскаленные иглы ее уже не так ужасны, они словно проходят сквозь тот самый Барьер, который приказал преодолеть Учитель. Проходят, проходят, все больше этих игл вонзается в Барьер. Барьер истончается, становится проницаемым, почти не ощущаемым, эфемерным. И вместе с ним исчезает боль... И приходит наконец Великий Покой... Он заливает теплым благостным потоком все тело, потом душу, потом мозг... И растворяется в этом потоке сама сущность твоя... Великий Покой... Нирвана... Смерть...