— Лучше выпусти меня! — прохрипел он, приподнимаясь.

— Э-э, нет! — отрезал Миша. — Сидеть! — добавил он, словно стегнул.

Тут в комнату, громко разговаривая, вошли развлекавшиеся до того в ванной Оля и ее кавалер. Михаил на свою беду обернулся.

— Ага, вот и Боря притриндюхал! — похабно хихикнул он.

Сашка действовал молниеносно. Схватив со стола пустую водочную бутылку, он изо всех сил огрел ею Мишу по стриженой голове. Бутылка разлетелась вдребезги. Парень охнул и начал валиться со стула. Таранов вскочил, отшвырнул с дороги бесчувственного Михаила и ринулся к двери. Путь ему заступил Борис, но Сашка, качнувшись вперед, махнул бутылочным горлышком с острыми торчащими осколками стекла — так называемой «розочкой». Борис испуганно отшатнулся. Сашка устремился вон.

Он бесом влетел в спальню... и замер. На ЕГО супружеском ложе, сладострастно рыча, сопя, извиваясь, Семен трахал ЕГО жену. Инга надрывно всхлипывала — сочно и благодарно. Она наслаждалась. Вот оба одновременно вскрикнули в последний раз, и Семен отвалился, перевернувшись на спину.

— Встать, сука! — заорал Сашка вне себя, — Вставай, сволочь бандитская, депутат гребаный, я тебе харю располосую!

Он яростно потрясал «розочкой».

Семен вскочил мгновенно. Сашка сделал выпад, целя в ненавистную рожу, но Семен ловко отбил его руку и мощным встречным ударом вышвырнул Сашку из комнаты. Таранов упал бы, но врезался в подоспевшего только сейчас Бориса. Борис отлетел. Сашка удержался на ногах, резко развернулся. Взметнулась «розочка». Борис дико взревел и скорчился, спрятав лицо в ладони. Сквозь его пальцы закапала кровь: щека Бориса была рассечена от виска до подбородка.

Обезумевший Сашка ринулся обратно, к Семену. Но тот уже его ждал. Профессионально отработанным движением перехватив и выкрутив кисть Таранова, Семен врезал ему под дых. Сашка захрипел, согнулся, «розочка» звякнула об пол. Семен добавил противнику в подбородок — точным крюком снизу, затем рванул обессилевшее тело на себя за предплечье, которое все еще сжимал, и ударил снова. Таранов рухнул на колени, потом повалился на бок.

Семен не мешкал. Он сначала оделся, ибо драться ему пришлось голым, потом связал Сашку его же ремнем. Обошел квартиру. Обнаружив всхлипывающего в прихожей Бориса и валявшегося в комнате без сознания Михаила, вернулся к Инге.

— Давай, девочка, вызывай «Скорую помощь» и милицию! — весело произнес Семен. — Твой дурак такого наворотил, что нам больше возиться с ним не придется. Он сам сделал все, что нужно.

Старший оперуполномоченный райотдела милиции Артем Иванович Снегирев выслушал задержанного внимательно, ни разу не перебив.

— Да-а, ну и влип ты, Саша, — скривился Снегирев, когда Таранов закончил. — Подлая история... Полное впечатление, что тебя нарочно подставили. Да так оно и есть. Но! — Артем Иванович поднял вверх указательный палец. — Но у меня имеются два заявления от потерпевших и акты экспертиз. На горлышке бутылки твои отпечатки пальцев. Что увечья потерпевшим нанесены именно этой бутылкой, то бишь тобой, доказано. Кроме того, имеются показания четырех свидетелей, в том числе твоей жены. Все показания практически абсолютно идентичны, и все они — против тебя. Так что... — Снегирев развел руками.— Как мужик мужика я тебя понимаю, но закон есть закон. Нанесение тяжких телесных повреждений, а возможно даже, в одном случае покушение на убийство. Это уж решит суд, как квалифицировать. Но сядешь точно, это я тебе гарантирую. И помочь здесь чем-нибудь просто не в моей власти... — Опер опять развел руками.

— Отпустили б вы меня, Артем Иванович! — взмолился Сашка отчаянно. — Насиделся в КПЗ!.. Ну ведь не виноват я!

— Виноват, Саша, к моему глубокому сожалению, виноват. Мое мнение — это мое мнение, но закон считает иначе. Впрочем, отпустить я тебя могу. Временно. Дать тебе шанс выкрутиться. А не сможешь... Тогда, скорее всего, будет суд. И получишь ты... года два минимум. Адвоката нанять ведь не сумеешь?

— Что вы? На что?! — горько усмехнулся Сашка.

— Вот-вот. А у нас любят сажать беззащитных. Какого-нибудь крупного блатняка, группировщика, мафиози стоит только взять — сразу свора сволочи налетит отмазывать: адвокаты там, правозащитники, газетчики, прочая продажная мразь. Изойдут соплями: ах, уголовно-процессуальный кодекс, ах, права человека, ах, поганые менты! Не трожьте бедненького бандитика-бизнесменчика, он убивал-насиловал-грабил не по злобе, а в коммерческих целях! Заботился о собственном процветании, а значит, о процветании державы! Тьфу, бляди! — Милиционер яростно тряхнул головой. — А попадется обычный человек, которого и защитить-то некому, так ему — со всего плеча! Пусть он попался на сущей мелочи, на бытовухе, на семейном скандале, вот как ты, — ему влепят на всю катушку, от души! Тьфу!— еще раз сплюнул Снегирев.

— Что же мне делать, Артем Иванович? — спросил Сашка безнадежно.

— Отпущу я тебя сейчас, — выдохнул опер. — Постарайся выпутаться. Ты же не сбежишь, правда?

— Куда мне бежать? — отозвался Сашка тоскливо. Разве что к Любе... Ну да вы там меня сразу найдете...

— Кто такая Люба? — заинтересовался Снегирев.— Любовница твоя?

— Нет, просто приятельница. Мой самый близкий друг.

— А почему сразу найдем?

— Вы же Ингу спросите. А она на Любу на первую и укажет. Она ее ненавидит, люто ненавидит, хоть они и учились вместе с первого класса...

— Откуда ж ненависть?

— Любка влюблена в меня много лет. Раньше я думал, что Инга ревнует. А теперь... не знаю. Ума не приложу. Но ненавидит ее — это точно.

— Ладно, ясно. Вернемся к нашим невеселым делам. Итак, пока я тебя отпущу. Я тебе почему-то верю — и истории твоей заковыристой, и что не сбежишь.

— А моя история вызывает сомнения?

— Видишь ли... У меня — нет. Но свидетели, в том числе и твоя жена, в один голос твердят, что никакой любовной интрижки у Инги с этим Семеном не было. Что ты просто перепил и набросился на гостей ни с того ни с сего. Сговорились, ясно. Но суд поверит им, а не тебе, их больше.

— Можно провести экспертизу простыней! Там наверняка остались следы!

— Думаешь, за эти два дня Инга не удосужилась выстирать простыни? — Снегирев иронично взглянул на Сашку. — Нет, брат, доказать, что ты действовал в состоянии аффекта на почве ревности, будет труднехонько. Ой, как труднехонько! Тем более ты был пьян, это зафиксировано врачами и это отягчает...

— Что же мне делать? — опять спросил Сашка.

— Ступай сейчас домой. У тебя есть один день. Послезавтра я обязан буду либо возбуждать уголовное дело, либо отказывать. Если возбуждаю, материалы уходят от меня к следователю. Дознание-то, считай, уже произведено. И дальше вопрос о мере пресечения до суда и все остальные вопросы решает следствие. Так что поспеши. Ты должен найти обоих потерпевших и упросить их забрать заявления. Делай, что хочешь: умоляй, предлагай деньги, угрожай... Но утовори! Иначе сядешь однозначно. А в тюрьму тебе, по-моему, нельзя, не выживешь ты там. Ни в тюрьме, ни в зоне. Не тот ты человек, вижу.

— Значит, я пока могу идти? — уныло произнес Сашка.

— Иди. И не впадай в отчаяние. Может, все образуется.

— Да как образуется? Как я заставлю этих ребят забрать заявления? Они не друзья мне, чужие... Бандиты подмосковные.

— Откуда знаешь, что бандиты? — насторожился Снегирев.

— Инга говорила. Она Семена раненого выхаживала, когда в больнице работала медсестрой. Там, видать, и снюхалась с ним. Говорила: денег у него не мерено. Значит, и друзья его побогаче меня будут. Чем я их подкуплю? Что у меня есть?

Оперативник подумал.

— Вот что, Саша, ступай домой. И попытайся сделать все так, как я сказал. Сдается мне, у тебя получится. Неспроста твой Семен все это затеял. Семен Юрьев... Если это тот Семен Юрьев, то такой мальчишечка дуриком ничего не делает. Что-то ему от тебя надо...

— Жену мою ему надо! — вдруг выпалил Сашка бешено.