– По моей команде – в окно,- скупо проинструктировала своего спутника наемница, резво переползая с открытого пространства под стол и таща за собой совершенно растерявшегося Торина. Впрочем, долго прятаться под защитой толстых сосновых досок им не пришлось: кто-то из впавших в раж хранов одним лихим толчком опрокинул оказавшееся ненадежным убежище набок и ловко перескочил через него, едва не отдавив Тени руку. Девушка раздраженно зашипела, рванулась вверх и с удовольствием поприветствовала его кулаком в живот, предусмотрительно ударив чуть повыше внушительной металлической пряжки поясного ремня, об которую не то что пальцы ушибить – убиться наверняка можно. Поняв, что с озлобленной храной лучше не связываться, наемник уважительно охнул и отвалил, предпочтя поискать для отработки ударов какой-нибудь более сговорчивый и настроенный на драку объект.
Темные раскосые глаза Тени чуть замутились, словно она находилась в трансе, и Лорранский понял, что девушка завела мысленную беседу со своим демоном, отдавая ей какие-то распоряжения и указания относительно дальнейших действий. Положение наемница занимала самое что ни на есть уязвимое, но отчего-то ее пепельноволосую голову не задели ни кружки, ни тарелки, ни бутылки, ни все разнообразие метательного оружия, порхавшего по залу, как бабочки над весенним лугом. Соответственно прижавшегося к ней Торина боги тоже сберегли и сохранили в полном здравии. Разве что роскошный сюртук молодого графа пострадал, и немало – на дорогом полотне медленно расплывалось несколько пятен непонятного происхождения, да еще, кажется, кто-то ухитрился уронить на него немного крупно нарезанной морковки и лист салата, теперь задорно торчавший сзади, как зеленое крыло демона. Хотя, надо признать, подбор продуктов, украсивших собой вызывающе дорогой наряд Торина, был довольно странен и необычен для "Сломанного меча" – храны мало заботились о фигуре, зная, что лишнее непременно растрясется на тренировках или в заварушках, в которые представители этой гильдии влипали с завидным постоянством. А такая кроличья еда сгодится разве что благороднорожденным дамам, дрожащим над своей талией. Впрочем, вполне вероятно, что какая-нибудь из них и посиживала в трактире, инкогнито, разумеется, а теперь была почтительно, но несколько торопливо выведена Жуном через черный ход. Сам старый лис взирал на драку в его заведении с мрачной обреченностью человека, уже привыкшего к подобного рода происшествиям и знающего, что смертоубийствами они обычно не заканчиваются. Отточить друг на друге боевые искусства – это да, а вот убивать ни за что ни про что (сиречь без оплаты или хотя бы аванса) храны никогда не будут. Да и пытаться остановить драку наемников – все равно что заступать дорогу смерчу: его это не впечатлит ни на волос, а вот самонадеянного недоумка может и смести, и по земле прокатить, и к чему-нибудь твердому или массивному приложить. Жун это прекрасно понимал и потому взирал на разграбление своего достойного заведения совершенно индифферентно, изредка в высоких прыжках перехватывая летящую мебель и аккуратно составляя ее рядом с собой. Трактирщик знал, что после потасовки все присутствующие заплатят ему, кто сколько сможет, да и глава гильдии внесет свою лепту, и потому по поводу материальных убытков горевал не особенно. Гораздо большие моральные страдания ему доставляло сознание собственной беспомощности и невозможности крепкой рукой пресечь распространение беспорядка. Кто виноват в его возникновении, Жун отлично помнил и готов был сделать все возможное, дабы больше никогда не допустить эту скандальную особу и ее благороднорожденного дружка под сень крыши своего почтенного трактира.
Выругавшись вполголоса, Жун многоопытно увернулся от какого-то странного оружия, не то ножа, не то дротика, и приподнялся на цыпочки, разыскивая взглядом девушку, послужившую искрой, от которой пороховая бочка чуть нервического веселья храпов вспыхнула и взлетела на воздух. Обнаружилась она довольно быстро: стояла на четвереньках у стены, по ставшей безусловным рефлексом привычке прикрывая собой того самого щеголя, что также послужил первопричиной вооруженного конфликта. На спине скандальной особы причудливым черным горбом восседала ее демон. Странная троица, кажется, ожесточенно переругивалась, причем аристократ ухитрялся размахивать руками, наемница морщила нос, а демон-вонато расправляла крылья и нервно металась по служащей ей опорой части тела хозяйки.
– Ну сейчас вы у меня получите,- тихонько пообещал Жун, опускаясь на четвереньки и под прикрытием еще не перевернутых столов шустро подползая к спорящему трио. Свободная рубаха из некрашеного льна здорово мешала ему, загребая широкими руками сор, свисая до пола и путаясь в коленях, но мужчина упорно продолжал свой нелегкий путь, пылая справедливым желанием нелицеприятно изложить девушке свое мнение о ее безобразном поведении. Впрочем, выразить переполняющее его возмущение почтенный трактирщик так и не сумел: наемница, словно почувствовав, что к ней движется возмездие в виде весьма возмущенного всем происходящим Жуна, вздернула модника на ноги и весомым тычком побудила его лезть в открытое окно. Тот послушно сунулся вперед, но застрял на полдороге и беспомощно махнул ногой, едва не пришибив стоящую рядом девушку. Та прошипела несколько слов откровенно ругательного характера и повелительно указала на спину неловкого аристократа пальцем. Вонато с хищным клекотом налетела на мужчину, чем, видимо, и придала ему необходимое ускорение: тот отчаянно рванулся и смог-таки вывалиться наружу, оставив на торчащем из рамы гвозде кусок своего сверхмодного и дорогого сюртука. Демон порхнула следом, то ли собираясь поощрить понятливого благороднорожденного, то ли намереваясь напугать его еще больше, чтоб тот бежал, не останавливаясь.
Наемница в последний раз окинула взглядом разоренный зал трактира, покачала головой, словно не одобряя столь вольное обращение с чужой собственностью, и с легкостью, сделавшей бы честь любому альму или эльфу, буквально вылетела в окно. Жун с обреченным вздохом проводил ее глазами и вернулся под прикрытие высокой стойки, заодно успев спасти по пути несколько тарелок.
– Ну, цел? – мрачно поинтересовалась я, с тоской косясь на "Сломанный меч". Здание трактира вздрагивало и тряслось от фундамента до крыши, хлопало распахнутыми оконными створками, свистело летающими внутри его предметами и казалось пьяным палачом, отложившим в сторонку свой топор и вознамерившимся пуститься вприсядку. Из соседних заведений, коих на улице Каштанов было понатыкано великое множество, высыпали удивленные посетители, с явным удовольствием наблюдающие за отчаянными дерганьями строения и упоенно обсуждающие все разнообразие вылетающих из окон предметов. Близко к разбуянившемуся трактиру никто подходить не отваживался, но со стороны почему бы и не полюбоваться, как наемники, телохранители и убийцы друг другу нежно, по-дружески, можно даже сказать по-родственному, кости мнут?!
– Цел,- несколько неуверенно подтвердил Торин, вытягивая руку и задумчиво щурясь на нее, словно пытаясь подсчитать пальцы и удостовериться, что все на месте.
– Поздравляю,- сумрачно констатировала я, вновь бросив печальный взгляд на трактир. Там осталась моя куртка – недавно купленная, дорогая, кожаная, в металлических заклепках, с пуговицами из червленого серебра. Похоже, эту красивую стильную вещь мне не увидеть уже никогда – если разгулявшиеся храны не раздерут ее в клочья и не испортят бомбардировкой всевозможных предметов, то Жун наверняка изымет в качестве частичной компенсации нанесенного ему материального урона. А без куртки-то нынче ой как плохо…
Осень я не любила. Тем более что в Каленаре оца всегда какая-то неопределенная, двойственная, словно проверяющая на прочность нервы населения – то темные тучи круглыми сутками над городом плачут, то туманы по улицам крадущимися ворами ползут, то снежок выпадает, чтобы через пару часов растаять без следа, а то солнце припекает страстно, жарко, совсем по-летнему, заставляя опять расцветать петуньи на подоконниках и в палисадниках. Утром дождь, днем зной, а к вечеру подмораживает или ветер безжалостными ледяными плетьми стегает, вот как сейчас.