Он стоял, руки в карманы, неподвижный, словно статуя. Его широкие плечи и красиво очерченная голова были отчетливо видны на фоне освещенной луной реки. Некоторое время Александра с тревогой наблюдала за ним. Неужели она своими разговорами о его неспособности иметь детей вселила в его душу сомнение и неуверенность в их будущем?

— Райли, — тихо позвала она.

Он обернулся и взял ее за руку. Его глаза блестели, но не от слез — в них отражались огни на реке. Он улыбнулся и сказал:

— Песня называется «Откровение». Это она крутится у тебя в голове ночью. Ты говоришь, что она тебе знакома, но ты не можешь вспомнить слова.

— Нет, — нахмурилась она, — это название ни о чем мне не говорит. И все же я ее знаю. Такая знакомая мелодия…

— У нее нет слов.

— О, а я бы могла поклясться, что есть. Ты уверен?

— Уверен. Это я написал музыку, а слов никаких не писал.

— Ты написал музыку?

Он притянул ее к себе и зашептал на ухо:

— И ты не могла слышать ее раньше. Ты слышала ее всего один раз. То, что ты напевала мою песню и была уверена, что знаешь слова, — это знак.

— Знак чего? Вот уж не думала, что юристы верят в судьбу.

— Более точно песню следовало бы назвать «Надежда». Я надеялся, что моя музыка что-то для тебя значит, особенно потому, что мое виртуозное исполнение не произвело на тебя никакого впечатления.

— Надеюсь, я не слишком огорчила тебя сегодня, когда я…

Райли приложил к ее губам палец.

— Александра, произошло недоразумение…

— Я тебя все же огорчила, да? Больше никогда не буду говорить на эту тему, разве что ты сам захочешь.

Райли покачал головой и издал какой-то непонятный звук. Что это с ним? — подумала Александра.

— Александра, я вовсе не бесплоден.

— Что?

— С моим… э… все в порядке. У меня есть все основания полагать, что мой… э… инструмент находится в отличной форме.

Она явно его не понимала.

— Не знаю, как еще мне выразиться. Я могу производить потомство. Я способен к размножению. Я могу стать отцом.

Александра продолжала молча на него смотреть. Она даже отошла на шаг.

— Но ты же сказал… при нашей первой встрече… что у тебя нет ребенка и никогда не будет.

— Но я же не сказал, что не может быть.

— Нет, ты сказал, что у тебя не может быть детей.

— Это ты так предположила. — Голос Райли обрел свою обычную твердость.

— Я тогда извинилась за то, что напомнила тебе о том… а ты сказал…

— Вот что я сказал: «Нет необходимости мне сочувствовать» или что-то в этом роде. По-моему, я тогда выразился ясно — нечего меня жалеть, потому что проблемы отцовства у меня нет.

— Всякий раз, когда я заговаривала о детях, ты расстраивался. Ты становился мрачным, когда говорил о своей бывшей жене и ее детях. Тебе было грустно, когда ты говорил, что эти дети, при других обстоятельствах, могли бы быть твоими. Что ты имел в виду под другими обстоятельствами?

— Да, — фыркнул он, — они могли бы быть моими, если бы я был настолько глуп, что заводил бы детей в двадцать лет. А потом, после того, как я развелся с их матерью, мне пришлось бы смотреть в их печальные глаза. Если я и расстраивался, то лишь потому, что мог, не задумываясь, произвести на свет детишек только затем, чтобы потом сделать их несчастными. Все, о чем мы говорили, ты истолковывала по-своему. Такие ошибки опасны, потому что…

— Не смей читать мне нотации! — воскликнула Александра и больно ударила Райли по плечу. — Ты, напыщенный… — Она тяжело дышала, щеки пылали. — Я думала, что ты не можешь… думала, что мы никогда… я все это время старалась смириться с тем, чего не существовало! Я чуть с ума не сошла, а ты сейчас спокойно так заявляешь, что я сама виновата, что сама все придумала! — Она была в такой ярости, что хотела снова его ударить, но он схватил ее за руку.

— Александра! — рявкнул он. — Я отправляюсь в клуб. Мы продолжим наш разговор, когда ты остынешь и успокоишься.

— Нечего мне указывать, что мне делать!

— Хорошо, когда мы оба успокоимся, — поправился он, но отнюдь не извиняющимся тоном. Даже наоборот. Он отвернулся от нее с высокомерным видом и зашагал прочь, так что ей пришлось почти бежать за ним. На ходу она бросала ему обвинения в обмане и замолчала только тогда, когда они оказались на набережной среди друзей Роны.

Райли перебросился несколькими словами с Роной, Пэм и Джефом, пожал пухлый кулачок Саванны и ушел. Александра долго смотрела ему вслед, но, перехватив взгляд матери, отошла и стала делать вид, будто рассматривает картины. Однако Рону не так-то легко было обмануть.

— Неприятности в раю? — спросила она.

— Он не бесплоден! — выпалила Александра. — Представляешь себе?

— О!

— Я хочу сказать, что с самого начала он вел себя так, что я думала… Он всегда уходил от разговоров о детях, так что я перестала говорить на эту тему… но потому, что и как он говорил, было очевидно, что он не может иметь детей! — Александра была вне себя. — А теперь он воротит свой огромный нос и заявляет, что я… — она несколько раз ткнула себя пальцем в грудь, — я, видите ли, ошибалась!

— Да, — покачала головой Рона. — Какая наглость!

— Он даже не представляет себе, как я мучилась. Я мечтала иметь от него детей, семью, а пришлось смириться с тем, что ничего этого у меня не будет. Я словно закрашивала, мазок за мазком, ту прекрасную картину, которую нарисовала в своих мечтах, пока она не исчезла. А он считает, что я не имею права сердиться! Он не стерилен, — еще раз повторила Александра и рассмеялась. — У него могут быть дети. — Она взяла Рону за руки и закружила ее по площадке. — У него могут быть дети!

— Рада за вас обоих, — сказала Рона. — Думаю, и все вокруг рады это слышать. — Она обняла Александру, а потом немного оттолкнула. — Ступай за ним. Не жди, когда начнется церемония награждения. Я все равно не выиграю, но придется выслушать все эти речи.

Несколько любителей джаза стояли вокруг пианино. Было еще рано и не так накурено, так что Александра увидела Райли, низко склонившегося над клавиатурой. Его пиджак висел на футляре от контрабаса, жилет был полностью расстегнут, шелковый галстук торчал из кармана брюк.

Она подошла к пианино и с улыбкой глянула на этого большого неопрятного человека, который часто выглядел так, будто собирается лечь спать.

— Райли, — сказала она, но стоявший рядом человек зашикал на нее. Александра стала стучать пальцами по верхней крышке пианино, и в зале она, наверно, была единственной, кто не попадал в такт музыке.

Мелодия кончилась, и Райли разогнулся, расправляя плечи. На этот раз в зубах у него не было сигареты. Он увидел ее и сказал:

— По-моему, все это уже когда-то было.

— Я пришла поговорить. О ребенке.

— У тебя есть ребенок или ты хочешь иметь ребенка?

— Хочу иметь.

Поклонник игры Райли с недовольным видом ждал, когда тот снова начнет играть.

— Вот как! Ты хочешь, чтобы у твоего ребенка были способности к музыке, поэтому пришла сюда предложить соединить мои гены с твоими.

— За вознаграждение, — ответила Александра, подыгрывая ему: от нее не ускользнул блеск в его глазах. — Я сбилась с ног в поисках подходящей кандидатуры, но у тебя самые лучшие характеристики.

— Неужели?

— Ты в хорошей физической форме, довольно привлекателен, у тебя приятный голос и никаких видимых недостатков.

Поклонник джаза скрестил на груди руки и стал демонстративно отбивать ногой такт.

— Правда, меня несколько смущает твой нос, — продолжала Александра, — но с этим я готова смириться.

— Как ты великодушна!

Любитель джаза взглянул на часы и вздохнул.

— Ну, и когда же ты хочешь совершить этот подвиг?

Александра оглядела зальчик и раскинула руки, как бы показывая этим жестом, что лучшего времени и места не придумаешь.

— Здесь можно где-нибудь уединиться?

— Конечно. Можно убрать бумаги с письменного стола в конторе. — Райли встал и протянул руку за пиджаком.