Вряд ли это была улыбка, убеждала себя Александра. Просто непроизвольное движение.

— Сэм?

— Да?

— Как ты думаешь, что это за «Голубой попугай»?

«Голубой попугай» оказался похожим на джаз-клуб, каким его изображают в кино. Голые кирпичные стены, маленькие столики, завсегдатаи у стойки бара. Мало света, много дыма. Александра тут же почувствовала, что у нее начинается приступ аллергии. В носу зачесалось, на глазах выступили слезы. Вот черт!

— Простите, — сказала она бармену. — Это я звонила вам и спрашивала о человеке по имени Райли.

— Он там. — Бармен кивнул в сторону небольшой эстрады, где музицировал джазовый квартет. Александра насчитала три лысины. — Райли — пианист.

Он сидел к ней вполоборота, в уголке рта дымилась сигарета. Только курящего ей и не хватало, подумала Александра. Она достала бумажный носовой платок, чтобы вытереть слезы.

Пробираясь поближе к пианино через толпу любителей джаза, она репетировала про себя: «Мистер Райли, мне надо поговорить с вами о ребенке». Пожалуй, это будет слишком прямолинейно. Кто он, этот Райли? Отец ребенка? Но если мать оказалась в таком положении, что ей пришлось бросить малышку, он вряд ли захочет признать свое отцовство. Лучше она скажет так: «Надо поговорить о деликатном деле».

Подавшись вперед, она громко позвала:

— Мистер Райли.

На нее зашикали, словно она прервала музыканта, исполнявшего соло. Александра покраснела, но не сдалась. Аллергия разыгрывалась, и ей надо было как можно скорее уходить отсюда.

— Мистер Райли, — прошипела она, и поклонники его искусства снова вознегодовали. А Райли, казалось, не слышал ничего, кроме своей музыки. Он так низко склонился над клавиатурой, что были видны лишь его согнутая спина, затылок и быстро бегающие по клавишам пальцы. На голове у него было больше волос, чем у всех остальных музыкантов, вместе взятых. Волосы были темно-каштановые, густые и довольно длинные.

Александра уже начала терять терпение, но тут музыка закончилась. Когда стихли аплодисменты, Александра громко сказала:

— Мистер Райли!

Пианист расправил плечи и, закинув руки за голову, потянулся. Затем повернулся к Александре.

— Это вы все время мешали? — осведомился он, зажав в углу рта сигарету.

У него были темные прямые брови, а между ними глубокая складка, свидетельствовавшая о том, что он часто хмурится. Из-за дыма он сощурил глаза, так что нельзя было определить их цвет. Крупный нос, красиво очерченный подбородок, нижняя губа немного полнее верхней. Как мужчина он был довольно хорош, но избави Бог, если девочка вырастет похожей на него.

— А по возрасту вам можно находиться в таком заведении, как это? Вам придется предъявить удостоверение, если вы хотите заказать выпивку.

— Я не собираюсь пить. Мне нужно поговорить с вами.

— О чем?

— Это о… э… Мы не могли бы поговорить наедине?

Он посмотрел на нее тем оценивающим мужским взглядом, которым смотрят на женщину, приглашающую в свой будуар. Александра чувствовала, что ее раздражение растет.

— Хотя бы намекни, милая, — сказал он и пробежал пальцами по клавишам. У него были большие сильные руки с ухоженными ногтями и без пятен никотина на пальцах.

— Я пришла поговорить о ребенке.

Он передвинул сигарету в другой угол рта и оглядел ее с ног до головы: очки без оправы, обмотанные шарфом волосы, длинную юбку и не по росту большую рубашку поверх футболки. На лице никакой косметики, а нос и глаза красные.

— О ребенке? — Его прямые брови поползли вверх. — У вас есть ребенок? Или вы хотите его заиметь?

— Что? — непонимающе замигала она.

— А-а, догадался. Вы хотите, чтобы у вашего ребенка оказались способности к музыке, а вы услышали, как я играю… Вы полагаете, что благодаря моим и вашим генам у вас родится гениальный ребенок. — Александра услышала, как контрабасист засмеялся этой шутке. — Но мне придется повторить то, что я уже сказал одной особе месяц назад: извините, не могу.

О какой особе он говорит? Господи! Беднягу осаждают женщины, которые хотят от него детей!

— У меня уже есть ребенок, — заявила она, решив больше не деликатничать. — И возможно, он ваш, Райли.

— Ладно. Давайте поговорим, — сказал он, вставая. — Что все это значит? Я знаю, что не являюсь отцом вашего ребенка.

Александра полезла в сумку за очередным платком. В баре было душно. У нее запотели очки, из глаз текли слезы.

— Боже, да она собирается реветь, — пробормотал Райли. — Пойдемте.

Он схватил ее за рукав и повел в небольшую комнату, где было относительно прохладно.

— Только избавьте меня от слез, — скучающим тоном сказал он.

— Я не плачу, — огрызнулась Александра. — Хотя у меня есть на то полное право. Когда я сегодня вернулась с работы, то обнаружила на своем пороге малышку. Да, да, не смейтесь. При ней была записка. — Она протянула ему мятые клочки. — Вы не могли бы перестать курить?

Он проигнорировал ее просьбу и, усевшись на край письменного стола, поднес бумажные клочки к свету. Пока он изучал записку, Александра изучала его. У него были круги под глазами, и ему явно не мешало бы побриться. Ворот рубашки был расстегнут, рукава закатаны до локтей. Поверх рубашки был надет жилет. Все вещи, включая золотые часы на кожаном ремешке, были дорогими.

— Полагаю, вы и есть мисс Пейдж? — наконец спросил он.

— Верно.

— Раз автор записки знает вас, то и вы должны ее знать.

Александра покачала головой.

— Тогда что значат эти слова: «спасли других детей»?

— Неважно. Важно то, что в записке значится ваше имя и этот клуб. Так что вполне вероятно, что женщина назвала имя отца ребенка. Это вы?

— Послушайте, мисс Пейдж. Подкидыш, разорванная пополам записка, «Я в отчаянии»… Как все это старо.

Он так и не вынул изо рта сигареты. Потеряв терпение, Александра шагнула к нему и выхватила сигарету.

От удивления Райли широко открыл глаза. Они оказались синими. Немного темнее, чем у подкидыша. Александра потушила сигарету и бросила ее в мусорную корзину.

— Вы не курите? Или фанат чистоты?

— Я ненавижу беспорядок. Я ненавижу, когда мою жизнь превращают в бедлам. Да меня озолоти, я никогда не пойду в такое место, как это, но мне подкинули ребенка, а это, согласитесь, достаточно серьезная причина для того, чтобы сюда прийти. Так что перестаньте паясничать и вникните в проблему, с которой мы столкнулись.

— Мы? Нет, леди. Это ваша проблема, и только ваша.

— Но в записке ваше имя!

— Я не был отцом в прошлом и не собираюсь стать им в будущем. Я не имею никакого отношения к вашему воображаемому подкидышу.

Воображаемому подкидышу? Ей и в голову не могло прийти, что этот человек ей не поверит!

— Зачем мне понадобилось вас разыскивать, если все неправда?

— Мисс Пейдж, меня уже давно ничто не удивляет. Но если то, что вы говорите — правда, это ваша проблема. А если нет… Признаю, вы сумели привлечь мое внимание, — с издевкой закончил он.

— Но…

— Считайте меня старомодным, но я предпочитаю сам преследовать женщину, а не наоборот, и скажу откровенно — вы не в моем вкусе, — заявил он и, окинув пренебрежительным взглядом обмотанные шарфом волосы и свободную, даже мешковатую одежду, покровительственно похлопал ее по плечу. — Ступайте домой.

Он было направился к двери, но Александра схватила его за рукав.

— Вы не можете просто так от меня отмахнуться. В записке было не только мое имя! — Она помахала бумажкой у него под носом.

— Отстаньте! — решительно сказал он и вышел.

Александра пошла за ним, но дорогу ей загородила явная поклонница Райли — статная блондинка, которая обняла его за талию и так и прошествовала с ним до пианино. А там он уже был в безопасности, в своем недосягаемом для посторонних мире.

Александра вдруг страшно ему позавидовала. Ему-то хорошо, а вот она осталась с бездомным ребенком на руках и не знает, что ей теперь делать.