Он брел неведомо куда, постепенно погружаясь в болото уныния и самоедства. Бедный старый ослик Иа-Иа делал то, что удавалось ему лучше всего, – страдал. Да так самозабвенно, что едва не сбил зазевавшуюся «Оку». Или это «Ока» его чуть не сбила? Он не вникал. Взбешенный водитель высунулся из открытого по жаркому времени оконца и заорал. Макар вдумчиво посмотрел ему в переносицу. С этого малосимпатичного объекта взгляд перескочил на проезжую часть. Пестрая движущаяся полоса. Посреди потока высится некто величавый с полосатой палкой. На другом берегу...

Елки-палки! На другом берегу пестрой реки стояла темная большая машина подозрительного вида. Стекла бандитски затонированы, дверь со стороны тротуара распахнута. А рядом очередной отталкивающий тип хватает ее за руку. Схватил, стиснул. Дергает! Лицо у девушки исказилось. Беспомощно озираясь, она неумело пыталась высвободиться. Все происходило слишком быстро. Уличный шум заглушал перепалку, машины толкались в пробке на проезжей части, пешеходы – на тротуаре, регулировщик вальяжно пошевеливал жезлом. Никого, похоже, не заботило, что упирающуюся девушку тащат к нехорошей машине. Макар ринулся к месту драмы. Он пер поперек движения, как буйвол, переходящий вброд желтую тропическую речушку, и все вокруг расступалось. Многоголосая ругань, яростные гудки, скрип тормозов... И, перекрывая гам, вслед Макару понесся властный свист. Его же ничто не заботило, он целеустремленно двигался спасать возлюбленную.

До цели добрались одновременно: он – до бандитской тачки, тяжелая рука закона – до его плеча.

– Ты че, мужик...

– Нарушаем?

– А ну пусти ее!

Потом было скучное, бессмысленное разбирательство. Макар пытался растолковать представителю власти, что поступить иначе он ну никак не мог, но полицай попался тупой, талдычил про правила, грозил и обзывался. Поганая машина, разумеется, исчезла, взвизгнув покрышками. Принцесса, как водится, испарилась.

К исходу вторых суток Макар был убежден в трех вещах. Во-первых, у любимой неприятности. В самом деле, то денег требуют, то в машину тащат, то догоняют... Ну неспроста это! Во-вторых, найти ее плевое дело. Собственно, и искать не надо. Просто идешь куда глаза глядят, в любую сторону, – и вот оно, чудесное явление. Как обычно, в какой-то передряге. Впору подумать, что это не он, а она его специально разыскивает. Испытывает, что ли? Дает шанс проявить героизм и познакомиться со спасенной. И вот это уже было «в-третьих». В-третьих, познакомиться с ней Макару не светит. Ее же сначала поймать надо! На лету.

Да и с героизмом дела обстояли так себе. Помогать-то он, конечно, помогал. Но все как-то нелепо, не по-геройски. То споткнется, то правила нарушит, то уронит что. Как-то раз даже сам упал. Эх и шанс он тогда упустил! Шел мимо чего-то такого пафосного, с зеркальной витриной (то ли салон, то ли скупка). Солидная, с золотыми загогулинами дверь несолидно распахнулась, и прямо под носом у Макара выскочила на улицу она. Как водится, встрепанная, с дикими глазами. Пронеслась мимо. Руку протяни! Макар рванулся следом. Очень уж надоело наблюдать, как она исчезает, а тут такая оказия – ни одной темной личности поблизости. А перед дверью этой самой решетка такая оказалась. Коварная. Тут бы всякий упал. Макар и рухнул в полный рост, как стоял. Что-то впилось ему в бок, сверху обрушился поток брани, а следом – тяжесть, от которой потемнело в глазах. Когда свет вернулся, Макар осторожно приподнял голову. Прямо перед ним, нос к носу, возлежал на асфальте господин с благообразным некогда лицом. За разбитыми стеклами дорогих очков светились ненавистью глаза – умные глаза обломавшегося московского интеллигента. Судя по всему, интеллигент выскочил из дверей следом за девушкой, зацепился за упавшего Макара и сверзился тоже.

– Простите, – пискнул Макар.

– Бл... ушла, бл...

– Вы не ушиблись?

– Стой, сучка, мать твою!

Сбросив с себя интеллигента, Макар поднялся и огляделся. Вывеска над входом вкрадчиво сообщала: «Антиквариат, предметы старины, произведения искусства». В прохладной полутьме за порогом хищно мерцали глаза парочки мордоворотов. Какое отношение они имели к искусству и старине, выяснять как-то не хотелось. Пока враг не опомнился (а в том, что перед ним враг, сомневаться не приходилось), Макар почел за благо унести ноги.

Ну, как вам такой эпизод? Где тут повод для гордости? «Здравствуйте, это я. Помните, я еще упал на пороге комиссионки, когда за вами кто-то гнался? Давайте с вами дружить!» Тьфу...

В наследство от экстравагантной бабушки Алёна получила не только скромную квартирку с немногочисленными, но со вкусом подобранными предметами обстановки, но и круг, что называется, «нехороших знакомств» – тоже небольшой и со вкусом подобранный. Солидные люди, все больше зрелого возраста, любители качественных вещей и азартных игр интеллектуального плана. Продолжая семейную традицию, Алёна изредка усаживалась за стол – поупражнять мозги и проиграть необременительную сумму. Большего бабушкины престарелые кавалеры себе просто бы не позволили из почтения к усопшей. Так бы все и шло, если бы бабулино наследство не было таким невозможно скучным. Алёна входила в чинные гостиные, за стенами которых будто бы и не неслась реальная жизнь, и чувствовала, что сама постепенно превращается в музейный экспонат. Мумифицируется заживо. Хотелось большего – сложных задач, риска. И где, спрашивается, все это брать? За преферансом в старомодной гостиной почтеннейшего Афанасия Степановича, профессора культурологии? Или на работе, в окружении малых детей и теток-сослуживиц?

В общем, Алёна завела собственные нехорошие знакомства. И на собственной шкуре поняла, что означает это словосочетание. С одними она играла в карты, другим помогала оценивать старинные вещицы, благо бабушкина выучка и кругозор позволяли. Подонков хватало и среди тех, и среди других, но она была слишком уверена в себе, чтобы поджимать хвост. С ее-то умом – и нарваться на неприятности? Нонсенс! Да и везло ей поначалу. Дуре.

Потом она вдруг проиграла. Дело почти невероятное, если в приличном кругу, потому как игры она предпочитала сложные, где от чистого везения мало что зависит. Другое дело – круг неприличный. Ни аналитический дар, ни лучшая в мире память не спасут от банального шулерства. А потом у нее пропала одна антикварная поделочка, оставленная для более пристального изучения. Ясно ведь, что увели, но не докажешь, а оплачивать пропажу пришлось ей. Она зачастила на другую сторону, отлично понимая, что отчаянно рискует. Рискует и на той стороне, и на этой, ведь диковины из иномирья как две капли воды напоминали подлинные раритеты различных, весьма давних, европейских эпох. Заметьте, в идеальной сохранности! Неудивительно, что каждая сбываемая вещица вызывала огромный и не всегда здоровый интерес. Неприятности посыпались, как горошины из прорванного мешка – сперва по одной, потом ручейком. Наконец случилось неизбежное – мешок расползся, и Алёну накрыло с головой. Выбиватели долгов перешли от разговоров к энергичным действиям, а главный покупатель, приличнейший с виду антиквар, вдруг решил, что Алёна должна отдать ему весь бизнес с таинственным поставщиком, сама же смирнехонько удалиться. Ее прессовали с обеих сторон, пасли, несколько раз едва не похитили, уроды! И как ей удавалось улизнуть? Чудо, не иначе.

Ах, до чего не хочется снова идти на другую сторону! В последний раз, памятный пролитым кофе, порванными бусами и скандалом на рынке, она едва не спалилась. Да и непонятное там что-то творится, непонятное и опасное: утюг этот агрессивный, взбесившаяся шкатулка... А пересохшее озеро! Как вспомнишь, так мороз по коже. В общем, нельзя туда соваться, нельзя. Но что еще остается? Ее загнали в угол, срочно нужны деньги, и много. И еще передохнуть, пересидеть... Уж там-то ее точно не достанут!

Алёна ускорила шаг. Она нутром чувствовала слежку. Точнее, не нутром, а лопатками: между них ввинчивался чей-то неотступный взгляд, и пот мерзко полз по коже. Наверное, у нее развивается мания преследования. Скоро она окончательно свихнется и остаток жизни будет тешить санитарок историями о нравах несуществующего мира.