– Жить хочу, как все люди. Деньги зарабатывать, семью содержать, я же – мужчина, – нехотя ответил задержанный.

– Какую такую семью? – угрожающе спросила Марина. – Ты, когда при мне был, говорил, что ты бедный странник и твоя судьба – пути-дороги, холод-голод, грусть-тоска? Я тебя жалела. Я о тебе заботилась.

– Что было, то было. Сейчас у меня трое детей и жена Мария, – пробормотал Сломайбородько. – Так что простите меня, Лилия Дмитриевна. Я не хотел плохого.

Возникшую тишину разрушил тяжелый женский плач. «Ы-ы-ы!» – выла Марина, не нужная теперь никогда Сломайбородько со своей жалостью и заботой.

– Сколько мне теперь дадут? – сурово поинтересовался рыжебородый. – Пятнадцать лет?

– С чего вы взяли? – удивился участковый Зозуля.

– Что ж, дети вырастут сиротами, жена проживет до конца дней вдовой, – подытожил Сломайбородько и опустил голову на грудь.

Лилия Горная была доброй женщиной, и услышав про сирот детей и жену-вдову, она воскликнула:

– Нет! Отдайте ключ и – будьте здоровы!

Сломайбородько преобразился. Он бросился целовать руки радиозвезде, потом рванулся к сумкам… Через минуту все присутствующие были оделены кусками говядины. Соседка Лена и ее подруга уже весело кричали: «Ой! Ой! Ой!» Лилия Горная принялась искать полиэтиленовые пакеты.

А когда суматоха завершилась, Сломайбородько и след простыл.

Ключ от квартиры, которым горе-злоумышленник пользовался, лежал на кухонном столе, рядом с сахарницей.

И пришел пятый день недели – пятница…

Позади остались московская суета, набеги на продуктовые и промтоварные магазины, болтовня с огромным количеством людей по телефону, встречи, переговоры, интервью, чтение журналов и книг, шесть выходов в интернет, одно посещение театра на Таганке, в который радиозвезду пригласил замечательный актер Валерий Золотухин, стирка постельного белья, и самое главное – три эфира, три выпуска передач «Перья и судьбы», «Лунные новости», «Ужастик для взрослых», где звучал волшебный голос радиозвезды Лилии Горной.

Слушатели стонали у своих радиоприемников, потом обрывали телефоны радиостанции, отправляли любимой ведущей восторженные электронные и простые письма. Они обожали Лилию Горную, обожали как могли, изо всех сил. Власть ее обаяния, тепло ее голоса, энергия ее слов витали над летним миром.

Вечером в четверг был смонтирован первый выпуск программы «Рейтинг любви», который на языке профессионалов называют военным словом «пилот». Звукорежиссер Галя Зосимова оформила беседу Лилии и психолога Визуаль фрагментами из классической музыки. Получилось монументальное звуковое полотно, повергающее слушателя в философские и морально-нравственные размышления. В пятницу утром «пилот» «Рейтинга любви» отдали на прослушивание в дирекцию и лично шефу Алесю Валерьевичу.

Сотрудники «Утреннего брыся» ходили взвинченные: кому-то было любопытно, чем кончится новое дело, кто-то злился, что у него одна программа, а у Лилии Горной, получается, будет целых четыре. Михаил Розенберг грозился в коридорах, что если его крестница получит «добро» на свою четвертую программу, он напоит пивом «Паромщик» первых двадцать человек, которые вбегут в бар после объявления радостной вести.

А Лилия Горная не стала дожидаться решения начальства. «Все равно от сумы, тюрьмы и радиоэфира никуда не денешься», – мудро решила она. В пятницу рано утром Лилия влезла в старенькие джинсы, светло-голубую майку, светло-серую ветровку, зашнуровала кроссовки, купленные еще в прошлом году в магазине «Мир обуви», что на Серпуховском валу, взяла громадную сумку, уложила в нее все, что просили привезти из Москвы муж, дочь, родственники, соседи, и отправилась на Рижский вокзал.

Обычно она недалеко от дома останавливала такси или частника, вталкивала сумку на заднее сиденье, затем плюхалась рядом сама и – прости-прощай, Москва, на целых три дня!

Но утром этой пятницы Лилия Горная не спешила поднять руку, чтобы на нее, как рыба на крючок, клюнул какой-нибудь водитель. Лилия стояла под сенью замызганного, городского тополя и всматривалась в перспективу шоссе, взгляд ее пытался поймать автомобиль небесного цвета.

Молодая женщина ждала голубой «Лексус».

Увы, он не появлялся.

«А почему я решила, что мужик с породистыми ушами следует за мной по пятам? – раздраженно подумала Лилия на двадцать первой минуте бесплодного ожидания. – Черт с ним! Пусть меня подвезет дядька с усами, как у Котовского, и в кепке, как у Лужкова. „Жигули“? Ну и что? Мы и в „копейке“, если надо, проедемся».

…На Рижском вокзале она села в полупустую электричку, затолкала сумку под сиденье и уткнула нос в мутноватое стекло.

Дорога на электричке до дачи всегда радовала Лилию Горную: сколько зелени, лугов, речек за окном! Праздничная дорога, почти дорога в детство.

Но в эту пятницу Лилия не хотела любоваться мелькающими видами. Она хотела плакать.

Во-первых, двадцать пять тысяч долларов «подвисли» в воздухе. Хотя у радиоведущей не было и тени сомнения, что в один прекрасный день она их получит. Нет, не на студию под обучение латиноамериканским танцам Лилия пустит эту сумму, а на покупку комнаты, чтобы чуть позже приобрести двухкомнатную квартиру родному семейству. Что поделаешь, она – лукавая женщина, наврала влюбленному в нее шефу о своих планах. Увы и ай-яй-яй. Но видит Бог, обстоятельства жизни толкнули радиозвезду на этот нехороший поступок. А почему нехороший? Она отработает, отговорит в эфире сколько следует.

Во-вторых, исчез голубой «Лексус». Вчера не появился и сегодня тоже. Всегда так! Когда сердце начинает вопросительно биться, когда разные мысли, не имеющие ответов, лезут в голову, когда хочется чего-то такого этакого, задушевного, нездешнего, ничего не сбывается, ничего. Одна работа, одни заботы, одни проблемы…

«Не ной, – шепнула в этот момент Лилина интуиция, – на этот раз будет совершенно по-другому».

В-третьих, Зойка Гонсалес-Поплавкова так и не поведала Лилии о ее врагах. А кому охота жить с мыслью, что кто-то ходит по земле, затаив на тебя зло?

…В-четвертых, сознание гложет жуткая история, произошедшая с ней в Зойкиной квартире. Обидно, что нельзя о ней никому поведать, рассказать. Потому что засмеют. Потому что стыдно. Потому что эта история – полный бред. Но Лилия чувствовала: душу облегчить надо, иначе она взорвется.

Снова интуиция радиоведущей проснулась и подсказала: «Ты помнишь сказку про царя и последнего в его стране брадобрея?»

Ах, детская сказка… Жил-был царь Давид. У него была некая тайна, от которой страдали брадобреи Давидова царства. Как только очередной брадобрей подстригал царя Давида, его тут же убивали.

И остался один-единственный на все царство брадобрей. Пожалел его царский министр, сказал: «Завтра ты должен постричь нашего государя – больше некому. Но если хочешь остаться в живых, то, что увидишь, сохрани в секрете». «Хорошо, – отвечал брадобрей. – Даю слово, что промолчу». – «Помни, разболтаешь об увиденном – будешь также убит, как твои предшественники».

Постриг последний брадобрей царя Давида, вышел из дворца и начал маяться. Так хотел он с кем-нибудь поделиться о том, что увидел. Но нельзя: расскажет – убьют.

И придумал брадобрей выход. Пошел в чистое поле, вырыл глубокую яму, наклонился над ней и прокричал: «У царя Давида – ослиные уши!»…

Ура! Вот он, выход!

Лилия Горная вытащила из сумки блокнот, ручку, что-то быстро написала на листе в клетку, сложила его шесть раз и… выбросила в открытое окно.

Июньский ветер трепал Лилины рыжие густые волосы, целовал ее красивое одухотворенное лицо. Молодая женщина провожала блестящими глазами комок бумаги, который сначала летел по ветру, потом кувыркнулся над желтыми цветами и густой травой. Еще раз кувыркнулся и пропал, исчез, унося Лилину тайну в небытие.

А тайна эта звучала так: «Во вторник, на Зойкиной кухне я захотела на кухне погладить морского свина Сему. Когда я дотронулась до его спины, он подпрыгнул всем телом вверх. Я испугалась, качнулась, мой лоб уперся в прутья клетки с канарейкой Чичой. В обморок я упала потому, что Чича мгновенно подскочила и клюнула меня между глаз. Также теряли сознание до меня семь других Зойкиных гостей».