– Ладно придуриваться, – миролюбиво отрезала Зойка. – Соль повествования не в гребаных гренландцах, дай Бог им здоровья. Каждый раз, заметь, в последнее время, когда у нас компании, кто-нибудь обязательно падает в обморок. Не просто где придется – брык, приехали! – а обязательно на кухне. Фантастика! Это уже происходило семь раз. Причем секи, все разные люди – и здоровые мужики, и девушки, и тетка одна, нас с тобой на сто лет старше. Семь раз я вызывала «скорую», всех обморочных увозили в реанимацию. Думаю, что моя кухня – мини-Бермудский треугольник. Теперь я каждый раз плюю через левое плечо три раза, а потом уже переступаю порог. Сечешь, в каком напряжении я живу?
– Ты после обмороков с пострадавшими говорила? – заинтересованно спросила Лилия. На этот раз Зойка со своими глупостями ее заинтриговала. Конечно, это не прошлая передача, где прозвучал сногсшибательный сюжет про мужика, перевозившего красную икру с камчатских рек в Москву в брюхах поросят, но все же – семь таинственных обмороков на одной кухне…
– Говорила, но не со всеми. Вчера увезли очередного обморочного, друга Редьки – Федьку.
– Федьку?
– Ну, Федерико Кампанеллу, по-русски Федьку. Ты же знаешь, я стремлюсь к родной почве, меня от иностранщины тошнит.
– Давай дальше: все семеро – в обмороке. Потом ты их расспрашиваешь и…
– Все молчат, как рыбы! – радостно прокричала Зойка Гонсалес. – Никто не выдал себя ни словом, ни взглядом!
– Может, у тебя протечка газа? – предположила Лилия Горная.
– У меня протечка га-аза? – обалдело протянула в трубке Зойка. – Да у меня два месяца назад евроремонт закончен. Живу, как королева. Мы и плиту меняли, кстати, она электрическая, и ванну джакузи завели, все с иголочки, хочешь, приезжай, позавидуй. А, все равно приедешь, тебя же зацепило.
– Зацепило. Ты-то что думаешь? Какая причина может вызывать повальные обмороки на твоей кухне?
– Не знаю, – серьезно ответила Зойка. – Грешу только на барабашку. Но я и в барабашек не верю, только в славу родного Отечества.
Лилия выдохнула в пену: Зойка как была патриоткой в школе, во взрослой жизни такой и осталась. Каждому свое – кто на радиостанции вкалывает, а кто шагает по дороге жизни со святым патриотическим огнем в груди.
– Лилька, не фыркай, как разочарованный морж. Я всегда знала, что у тебя бешеная интуиция плюс головка золотая, не обидел Господь умишком, – продолжала болтать Зойка Гонсалес. – Ты же не случайно на радио попала и про всякие непонятные вещи народу вещаешь. У тебя же в крови сидит Шерлок Холмс или Агата Кристи…
– Поехали за орехами, – прокомментировала Лилия Горная. – Старуха, интуиция есть у каждой половозрелой женщины. Нам без интуиции даже в баню не пойти.
– Да ладно прибедняться-то! – Зойка шумно чихнула. – А кто в школе спортивные трусы Полистратова за полчаса нашел? Мальчонка чуть суицидом не кончил, когда понял, что его трусы украли! Даже директриса не дотумкала, что они в дупле ясеня! А кто догадался, почему Копанева ездила в походы с Михаилом Львовичем? Я, что ли? Оказывается, физрук Львович писал диссертацию по астрономии, и они с Копаневой считали за городом звезды. Или помнишь, как по весне кто-то звонил в милицию и говорил, что в нашей школе – бомба? Все орали, что кто-нибудь из пятиклассников от контрольной бегает, а ты сразу врезала, мол, это секретарша директора с голосом карлика: «Але! Але! Бомба! Бомба!» Ей, видите ли, на свидание нужно было нестись!
Лилия Горная замерзла в ароматной ванне и без лишних обиняков сообщила Зойке:
– Слушай, я тут малость околела. Когда у тебя очередная порция гостей?
– Сегодня. Мы длинные перерывы в общении с пиплом не любим. В семь припрутся. Будет личный друг атташе по культуре из посольства Испании. Приходи!
– Ну, раз друг атташе, то делать нечего, приду. Готовься, буду делать репортаж с места событий!.. Да, слушай, Зойка, сбрось мне на электронный адрес схему твоей кухни.
– Схему? В каком смысле? Ты, старуха, нехорошее задумала? – насторожилась Гонсалес-Поплавкова.
– Схему в смысле схемы. Где что стоит, где что прибито, окно обозначь, дверь, другие мелочи.
– Ну, это мне на три часа корпения за столом… – протянула Зойка. – Включи интуицию, а? Зачем я горбатиться буду? Ради чего?
– Ради того, чтобы я дала тебе ответ на вопрос: почему у тебя семь человек грохнулись в обморок на кухне. – Лилия Горная начала подниматься из пены. Тяжелое это занятие: ощущение такое, словно тело обвешано гирями.
– Ладно, диктуй электронный адрес, – засопела в трубку Зойка.
– Брючки, собака, мэйл точка ру!
– Брючки? – переспросила Зойка.
– Брючки, брючки, – подтвердила Лилия Горная. – Только латинскими буквами.
– Ну, ты даешь! – восхищенно заметила Зойка.
– Что тебе не понравилось? Я разве нецензурное слово выдала?
– Да нет. Но я такого слова отродясь не знала. Брюки – да, а брючки – нет.
– Ладно, до вечера. – Радиоведущая включила душ, чтобы сполоснуть тело от мерзкой холодной пены.
– Конечно, до вечера! – обрадовалась Зойка. – Да, я все время хочу тебя предупредить: ты знаешь, что у тебя есть куча врагов?
– Нет. Я всех люблю, и меня все тоже.
– Дура набитая! Лилька, тебя многие ненавидят… Но об этом – при личной встрече.
Подруги сделали в разных концах города в трубки «чмок! чмок!» и дали отбой.
Лилия Горная была сумасшедшая красавица. Причем сумасшедшая в лучшем понимании этого неприятного слова. Если Лилия Горная хотела кого-то поразить своей внешностью, манерами, голосом, она это делала играючи.
Главное, что тревожило ее в ясное июньское утро, – это вызов к шефу-редактору Алесю Валерьевичу. Значит, надо явиться на ковер во всеоружии женской привлекательности.
Лилия знала: у нее есть три конька, которые всегда помогали ей укладывать мужчин на лопатки – в переносном, а иногда и в прямом смысле.
Первый конек – фигура. Что там не тверди про возраст, про то, что уже не первый год замужем, про то-се, пятое-десятое, Лилия была стройна, пропорциональна и гибка, как настоящая горная лилия.
Однажды, когда она училась в высшем учебном заведении, преподаватель по политэкономии сделал ей комплимент, который Лилия запомнила на всю жизнь: «Вы – удивительно складно скроенная девушка. У вас фигура древнегреческой богини».
Вторым коньком Лилии Горной были глаза – темно-серые, очень красивого, загадочного разреза, Анастасия Вертинская с ее глазами в фильме «Человек-амфибия» отдыхает. О Лилиных глазах мужнины остроумные двоюродные сестры говорили: «Девочка, у тебя глаза не с поволокой, а с волокитой». Короче, Лилия могла так взглянуть на объект в штанах, что не надо было даже взмахивать ресницами – победа оказывалась полная.
И третьим коньком обольщения был Лилин голос. Низкий, грудной, то весело звучащий, то медленно текущий, с такими интонациями и модуляциями, что… Ах! Народ сходил с ума по Лилиному голосу. Как-то ей позвонил король из какой-то африканской страны, говорил с ней через переводчика два часа, трещал, захлебываясь, будто птичка в брачный период, чуть ли не соловьем щелкал на высоких дискантовых тонах, а переводчик переводил, переводил. У переводчика был тяжелый слоновий рык и жуткая отдышка пополам с икотой. Лилия из того дурацкого разговора запомнила одну-единственную фразу: «Мадам, у вас очень сексуальный голос, вы поняли? Король умоляет повторить об этом несколько раз, чтобы у вас не оставалось никаких сомнений: у вас самый сексуальный голос на свете»…
Вылезя из ванны, Лилия быстро вытерлась махровым полотенцем – голубой фон, оранжевые рыбки по этому фону – сделала быстрый макияж: веки, реснички, щеки, губы, облачилась в пурпурное лаконичное платье, влезла в пурпурные туфли на аховых высоченных каблуках, взбила волосы, сбрызнула их лаком и протанцевала по комнате несколько фигур из греческого танца «сиртаки».
Нормально. Ноги двигаются, платье горит призывным огнем, волосы – обалдеть, губы – с ума сойти. Все, пора выпить стакан кефира и съесть тост с сыром… Да, не забыть покрасить ногти черным лаком. Она, естественно, не гот, бродящий по кладбищам во всем черном и с черными ногтями в поисках смысла смерти, она, Лилия, элементарно, по-женски интригует, и черные ногти сегодня будут кстати. Алесь Валерьевич рта не раскроет, чтобы ей – обалденной женщине – выдать производственную неприятность, его на месте хватит кондратий от Лилиной красоты, и увезут миленького, словно Зойкиных обморочных гостей, на «скорой».