Зойка с надеждой посмотрела на школьную подругу. Ее глаза без слов, по-детски просили: «Соглашайся же, корова».

– Понимаешь, как только ты откроешь рот, все завопят: «Лилия Горная! Лилия Горная!» – и все, вечер всмятку. А мы с тобой поинтригуем, понимаешь? – скороговоркой добавила Зойка.

– Ладно, дочь монументалиста, будь по-твоему, – согласилась подруга.

– И не поминай всуе про папеньку, – приказала шепотом Зойка. – У меня после того как он подпортил нам евроремонт своими заявлениями про главного квартиросъемщика, на слово «монументалист» аллергия. Чешусь!.. Пошли!

Лилия Горная с целлофановым пакетом в руках и австралийской сумочкой на плече вплыла в гостиную. За ней семенила Зойка, выкрикивая:

– Господа! Не обращайте на нас внимание! Это моя школьная подруга Лилечка, скромная девочка! Продолжаем ужинать, продолжаем общаться! Мы вам не помешаем! Лилечка, сядь куда-нибудь, где место найдешь.

«Совсем с грязью смешала, – подумала радиозвезда. – Ладно, Поплавкова, я еще отыграюсь».

Родриго Гонсалес – толстенный мужчина с пухлыми губами и совершенно лысой головой – сидел во главе стола и командовал парадом. Он подливал в рюмки спиртное, рассказывал байки из собственной жизни бизнесмена и забавные истории, в которые попадал как автолюбитель.

Гостей было четверо: три сильно накрашенные, богато одетые дамы (на вид им можно было дать тридцать девять, сорок пять и пятьдесят четыре года) и яркий блондин неопределенного возраста с ждущими рыжими глазами и бровями, которые росли в таком беспорядке, что их хотелось немедленно причесать, проредить, короче, придать им цивилизованную форму. Это и был тот самый друг атташе по культуре посольства Испании, которого звали Иван Иванович Селедка. Как он затесался в друзья к испанцу-дипломату, так и осталось неведомым. Но дамы, словно цветы к солнцу, тянулись к Ивану Ивановичу, ловя его рыжий, тоскующий взгляд, приглашающе хихикая, потому что знали – господин Селедка холост.

Собственно блондина и пригласили к Поплавковым-Гонсалесам, учитывая именно этот аспект его личности. Зойка страсть как любила сводить людей, устраивать браки, мирить разводящихся, и как только узнала от своего Редьки-Родриго, что у него появился клиент – мужчина без руля и без ветрил, одинокий путник по жизни с положительными наклонностями: любит ходить в музеи и кино, пьет только полусладкие красные вина и носит в тон подобранные к брюкам носки, – она тут же включила встречу с ним в план своих домашних вечеринок.

О, холостые мужчины! Вы – сладкая ягодка для женщин, мечтающих о тихом семейном счастье. Вы – блуждающие корабли, которые хотели бы принять в свои уютные гавани те многочисленные особи слабого пола, кто верит в дружбу, любовь, а также самую тонкую субстанцию человеческих чувств – нежность.

Какой самообман! Сердца холостяков напоминают заклеенные скотчем почтовые конверты, а души их немы, как скрипка без смычка, фортепиано без клавиш, барабан без кожи. Быть холостяком значит оставаться закрытой шкатулкой, ключ от которой давным-давно утерян в уличной пыли или луговом разнотравье. Пытаться открыть такую шкатулку – пустой номер. Холостяк живет для себя, он любит только себя, он верит исключительно в собственный профиль. И если дама надеется, что холостяк дрогнет, влюбится, собьет ей метким выстрелом с чистого ночного неба Полярную звезду или хотя бы Луну, она жестоко ошибается. Никогда этого не будет, никогда! Увы, холостяк – это не потенциальный муж, это хронический диагноз.

Но этого не хотели понять дамы, приглашенные в семейство Гонсалесов, этого не желало понять само маленькое семейство. Крутеж хвостами и жонглирование словами шли на полную катушку – господина Селедку брали приступом по всем правилам женского наступательного искусства.

Первую даму – самую младшую по возрасту – звали Софья Чокчок, она была депутатом в какой-то областной думе, кажется в Ростовской области. Из ее лихорадочной трескотни под утку, пироги и соленые грибы стало ясно, что Софья считает: она многого добилась в жизни – родила сына, построила дом, посадила вокруг него несколько фруктовых деревьев, а между этими глобальными задачами успевала обожать милые женские занятия: вышивание, глажение белья, кухонную стряпню.

Одета госпожа Чокчок была не от Диора: сильно декольтированная прозрачная поросячьего цвета кофточка, мужской темно-синий пиджак с оранжевой электрической искоркой и слегка потертые черные джинсы.

– За любовь между мужчиной и женщиной я готова голосовать всеми четырьмя конечностями, – откровенно признавалась она, хрустя картошкой фри и утиной корочкой. – Но я против ухаживания в виде еды в постели. Я – борец с завтраками, которые люди поедают не за столом, а среди простыней, наволочек и одеял.

– Сонечка, расскажите о себе, – вяло предложил Иван Иванович Селедка. – Всегда интересно столкнуться с новой, неизведанной судьбой.

Друг атташе по культуре явно отрабатывал программу, ради которой его пригласили в теплый дом Попавковых-Гонсалесов: пытался участвовать в смотринах.

– Лично с вами, Иван Иванович, буду откровенна, расскажу про себя как на духу. Родилась в небогатой семье, – с готовностью сообщила Софья, послав в рот томат в собственном соку. Присутствующие бросили жевать и принялись напряженно вслушиваться в откровения депутата. – Год рождения озвучивать не буду, потому что я – женщина.

– Конечно, конечно! – энергично, хором подержали Чокчок присутствующие. – Даже не берите в голову сообщать про возраст, чтобы нам не стало страшно!

Софья кивнула, поддев вилкой ломтик осетрины. Через две секунды он был разжеван и проглочен.

– Село, в котором я появилась на свет, Иван Иванович, – продолжала депутат Чокчок, – называется Завтраки. Не поверите, там есть старинная традиция: уже несколько веков подряд в Завтраках принято завтракать в постели.

Вторая приглашенная дама с высокой, как труба теплоэлектроцентрали, прической картинно заломила руки. Глаза ее были накрашены трагически – черным и фиолетовым, мощно и густо. Губы словно вымазаны вишневым, темно-синим соком. Необыкновенно белели ровные зубы, в них то и дело вспыхивали какие-то яркие лучи, словно гостья держала во рту горящую лампу. Руки она сложила лодочками перед грудью, демонстрируя окружающим килограмм колец и перстней на пальцах. Женщина восторженно встряла в разговор:

– Господа! В настоящее время в Европе да и во всем мире приносить завтраки в постель модно. Необыкновенно актуально! Это случается тогда, когда между людьми существуют интимные отношения. Кто их называет любовью, кто половым влечением, некоторые просто – сожительством.

Мадам Теплоэлектроцентраль бросила выразительный взгляд на Ивана Ивановича: ей явно захотелось узнать реакцию друга атташе по культуре на слово «сожительство». Но Софья Чокчок недаром была депутатом из Ростовской области, она мгновенно перехватила инициативу, продолжая свой монолог:

– Как ни называй, каких ярлыков ни навешивай, завтраки в постель носят и носят. Сужу по любовным романам, которые коллекционирую, по кинофильмам и по отзывам моих избирателей. Во время предвыборных компаний по долгу службы приходится говорить с некоторыми по душам… Иван Иванович, вы слышите меня? Ау! Сосредоточьтесь, я резюмирую. Наивные девушки и глупые женщины верят, что если у них в постели завтрак, то они заполучила Париж. Но лично моему возмущению нет границ.

Тут Софья Чокчок открыла рот пошире и ловко отправила в собственные недра пирог с капустой и яйцами. Пока она расправлялась с этим шедевром Зойкиного кулинарного искусства, мадам Теплоэлектроцентраль попыталась поиграть с Иваном Ивановичем в «гляделки»: активно захлопала ресницами, замигала и принялась двигать глазами то влево, то вправо. Господин Селедка не заметил этих хитрых маневров – он меланхолично пережевывал салаты и колбасу «Венский вальс».

Софья Чокчок постучала вилкой по бокалу с остатками шампанского и громко призвала: